– Марина Викторовна, вы раскаиваетесь в содеянном? – неуверенно начала Ольга, когда женщины разместились в комнате для свиданий.
– В чём? – женщина несколько раз моргнула и потрясла головой, словно желая отогнать все мысли, мешающие ей понять суть вопроса.
– В содеянном, – громко сглотнув, повторила Ольга.
Ольга не была робкой, по бойкости и уверенности в себе она полностью соответствовала своей профессии.
Настоящий журналист не должен тушеваться, он должен, не раздумывая, прыгать в огонь, чтобы добыть самые свежие и горячие факты. И в свои неполные тридцать Ольга только и делала, что боролась за самые острые репортажи и топовые по актуальности темы.
Она всегда знала, как и что надо делать.
Но сегодня что-то не давало девушке вести себя так, как она привыкла.
Её пугала неизвестность – она впервые оказалась в тюрьме. Пусть и по заданию редакции, но стоило её только переступить порог КПП, из неё словно высосали всю жизненную энергию, подменив её страхом.
Она встречалась взглядом с осуждёнными и ей казалось, что каждая из этих женщин с серыми лицами, готова напасть на неё, ограбить или того хуже. От нервов у неё дрожали руки, когда она в комнате для свиданий ждала Марину – преступницу с многолетним стажем, которую наконец-то удалось посадить.
Нет, Марина Красина никого не убивала. Но она сломала сотни судеб. Судя по поведению в суде, она действительно ни в чём не раскаивалась.
– Марина Викторовна, так вы раскаиваетесь, – Ольга, набрав побольше воздуха и сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев, заставила себя вернуться к интервью.
– Можно просто Марина, – женщина сухо посмеялась. – А что я такого сделала? Я сотни детей спасла от жизни в нищете и от гибели в сточной канаве. Если бы не эта полоумная, ещё бы сотни спасла, – она тяжело вздохнула и посмотрела в грязное окно, где между решёток паук плёл свою паутину.
– Вы отбирали детей у биологических матерей, подделывали документы и отдавали младенцев чужим людям. Разве это похоже на традиционную врачебную практику? – Ольга окончательно пришла в себя, к ней вернулась свойственная ей колкая манера задавать неудобные вопросы.
В ответ Марина лишь неохотно улыбнулась.
– Мне шестьдесят пять. Тридцать лет я работаю в этом роддоме, – женщина осеклась, – работала. Я такого за это время повидала, что тебе и не снилось. Если ты пришла разбудить во мне голос совести – можешь возвращаться домой. Мне совершенно без разницы, что ты обо мне думаешь, я ни о чём не жалею.
Был бы у меня шанс начать всё с чистого листа, я бы всё повторила. Только была бы более осмотрительной. Уяснила? – Марина посмотрела Ольге прямо в глаза, чем заставила девушку вздрогнуть.
– Уяснила. Давайте тогда по порядку. С чего всё началось? – Ольга поставила плюсик в списке вопросов, которые подготовила для интервью.
– А началось всё просто. В роддом поступили двое. Одна после трёх выкидышей и смерти плода на позднем сроке, тряслась над своим ребёнком, как над самым большим сокровищем. А он возьми и умри на второй день после родов. И вторая – двое детей в детдоме, абортов столько, что не счесть. Родила за три часа и отказ написала.
Я молодая ещё была. Только назначили меня заведующей. Смотрела я на этих матерей: на ту, которая постоянно спрашивала, всё ли в порядке с её ребёнком и на ту, которая даже не поинтересовалась, мальчик у неё или девочка.
Муж первой уже всё знал и умолял нас не говорить жене как можно дольше. Сидел в коридоре у детской реанимации и выл, не плакал, а нудно и безостановочно подвывал.
Я не выдержала и предложила ему забрать отказника. Он всё равно не нужен был никому. Тоже мальчик. А горе-мамаше сказала, что погибло её чадо и отказываться не от кого. Она тогда так обрадовалась, что лишнего греха не взяла на душу. Мол, бог ей помогает, сам забрал невинную душу.
Я помню, как двое суток спать не могла после этого, всё думала, правильно ли я поступаю. А когда посмотрела на выписку счастливых родителей, поняла, что всё правильно. Меня тогда муж пациентки отблагодарил чем мог. Особо я не обогатилась, но и лишними мне эти деньги не были.
Сначала случай. А потом таких отказников было ещё очень много. Троих отправила как положено. Какое-то время интересовалась их жизнью. Никого из них в семью, кстати, так и не взяли. Но я почему-то так и думала. Не могла я жить, зная, что обрекаю детей на жизнь в казённых стенах, когда у нас в консультации при роддоме столько бездетных женщин.
У меня была пациентка. Сына потеряла, когда ему уже шестнадцать было. За сорок лет бабе, а всё пытались с мужем новый смысл жизни родить. А не получалось. Она и в петлю лезла, муж во время её вытащил. И тут снова отказник – девочка.
Я этой пациентке предложила такой вариант. Она сначала в шоке была, но потом согласилась. Легально удочерить малышку бы им никто не позволил – жили скромно, да ещё она с попыткой суицида. А так я документы оформила как надо. Что она беременная у меня наблюдалась, родила дочку. А та кукушка нигде не велась и документы никакие не спрашивала даже. Так и завертелось. Одни отказывались за ненадобностью, вторые были счастливы, обретая ребёнка.
– Но вы же не одна в роддоме, неужели персонал ничего не замечал? Или это был преступный сговор и вы делились заработанным? – деловито спросила Ольга.
– Вы никак сериалов насмотрелись. Какой персонал в роддоме в богом забытом посёлке? Вы ещё про электронные карты спросите! Санитарка тётя Люба – ей дела нет до всех рожениц, какая ей разница на кого ворчать и гонять. Они для неё все на одно лицо и нытики – лежат по три — четыре дня, а должны из родблока в поле бежать работать.
Есть ещё две акушерки – да, с одной иногда делилась. А вторая сама бездетная, всю жизнь одна, может и рада была, если бы лет двадцать назад ей такое предложили. Но нет, не повезло.
– Повезло? Тут разве про везение? Мне кажется, вы как-то слишком мало внимания уделяете тому факту, что зарабатывали на торговле детьми, – Ольга облокотилась на стол, сцепив руки в замок.
– Зарабатывала, но без фанатизма. Где-то роддом отремонтировали за деньги меценатов, оборудование закупили, чтобы условия были не как в коровнике. Персоналу премии опять же.
– А себе? Машину купили, дом, – Ольга вошла в раж.
– Такую машину как у меня может себе позволить любой дееспособный человек. А дом – уточните, сколько стоит недвижимость в посёлке. Средняя цена, обычный дом.
– Хорошо, – Ольга заставила себя остановиться, понимая, что в подобном тоне ничего интересного она не выведает, – Пара-тройка отказников, даже с десяток – нормальная практика для любого роддома. Но в вашем деле речь идёт о сотнях детей. Откуда столько? Вы по всему региону нерадивых беременных собирали? – спросила Ольга уже более мягко.
– Сарафанное радио – слышала? В консультации одна на аборт пришла – срок большой, поздно прерывать. Предложила ей доносить и пристроить ребёночка без всяких для неё последствий – алиментов, задушевных бесед. Она согласилась. Я другой, которая никак забеременеть не могла, рассказала – та тоже согласилась ребёнка взять. Вела беременность у одной, а записывала в карту к другой. Родился ребёнок, одна счастлива, что теперь свободна, вторая, что с дитём.
А бабы народ трепливый. Первая подружку свою послала беременную, мол от греха тебя избавят и ребёнка пристроят – всем вроде хорошо. Ну и так по цепочке. Те, кто детей хотели тоже обращались. Очередь примерно равная была из желающих и не желающих иметь детей. Бывали, конечно, перекосы. Но бог миловал, само собой как-то всё утрясалось.
– Вас послушать, так вам не в тюрьму дорога, к лику святых пора причислять.
Марина лишь равнодушно посмотрела на Ольгу.
– Кто прервал поток вашей благодетели? Как вышло, что вы так просчитались?
– Слишком я доверчивая, и очень уж хотела помочь этой Ане.
– Анне Кузьминой? – Ольга сверилась с именем в блокноте.
– Да какая разница, какая у неё фамилия. Аня и Аня. Пришла ко мне вся в соплях. Парень в армии, она на море слетала, там курортный роман и задержка. Умоляла аборт сделать, с женихом у них любовь, но измены он её не простит, а тут ещё и ребёнок – не жизнь, а проклятье.
Я никогда до неё с девочками семейными не связывалась. И не надо было, – Марина на эмоциях стукнула по столу кулаком. – Все отказники, которых я пристроила, были от пропащих мамаш. Света в их жизни точно никогда бы не было – мучительная смерть или голодное и холодное детство. Некому было за них заступиться, не нужны они были никому.
А Аня родила мальчика за месяц до того, как её жених из армии вернулся. Я мальчугана определила в хорошую семью, они иногородние. Вернулся этот жених, и курортный ухажёр Миша Аню как-то нашёл. А он постарше Ани был, зрелый уже дядька, это она дурёха двадцати с небольшим. А тому хорошо за тридцать. На машине за ней приехал, жениха разозлил. Он и так-то после армии Ане жизнь весёлую устраивал, а тут ещё Миша всплыл, откуда не ждали.
Пропал бы он пропадом этот интернет ваш треклятый. Не было его, не нашёл бы Миша Аню – все бы были счастливы.
Аня на радостях Мише про ребёнка рассказала, но куда его дела – умолчала. Мол у бабушки он, работать надо было, детёныша одной растить несладко. Пришла ко мне: "Передумала. Отдавай сына обратно".
А где я его возьму, он уже два месяца как в семье живёт и горя не знает. Миша подключил свои связи. Ну и дальше закрутилось. Знаете, бывает за верёвочку дёрнешь, так столько всего повываливается. Ну вот и вывалилось всё. Почти всё.
Я здесь. Аня с Мишей и года вместе не прожили, разбежались. Сынишка их то у бабушки живёт, то ещё где. Приёмные родители всё с опекой к Ане ходят. Мать она оторви и выбрось. Надеюсь, смогут вернуть себе ребёнка те люди, к которым я его пристроила. Ему там точно лучше будет, – Марина снова посмотрела в окно сквозь решётку.
– Что с остальными детьми? – спросила Ольга неуверенно.
– Ничего. Они живут себе счастливо с семьями, кто-то до сих пор меня навещает.
– Их не нашли и не изъяли? – Ольга удивлённо вскинула бровь.
– Слава богу, нет. Всех имён я и не помню уже, а о количестве эпизодов судили лишь по моим записям, которые я вела крайне небрежно ни фамилии, ни точных дат. Так, блокнот с записями: год, месяц и пол.
– Слава богу? – голос Ольги от возмущения дрогнул. – Сотни детей никогда не узнают своих настоящих матерей, а вы говорите “слава богу”? Кем вы себя возомнили? Вершителем судеб, богом? Кем? Как котят раздавали детей и мните себя героиней. Уму непостижимо, – Ольга хлопнула себя ладонью по лбу.
Марина наблюдала за девушкой.
– Ну а кому я сделала плохо? Тем детям, которые сейчас живут полноценной жизнью в окружении любящих их людей? Или тем матерям, которые наконец обрели смысл жизни – своих детей. А, может тем, кому не пришлось топить новорождённых в пруду или выкидывать их в мусорный контейнер? Или Ане, которая сначала от ребёнка хотела избавиться, потом отдала, а затем назад попросила, поиграла и снова бросила? Ты мне можешь ответить – кому я сделала плохо? – смотря прямо в глаза журналистке, сыпала вопросы один за другим женщина.
Ольга набрала в грудь больше воздуха, но не успела ничего ответить. Время вышло, и свидание подошло к концу.
Ольга ехала домой и всю дорогу размышляла: так кому же сделала плохо Марина, которая теперь, вероятно, проведёт за решёткой последние годы своей жизни?
_____
Что скажете?
Рекомендую