- В трагедии «Моцарт и Сальери» Александр Пушкин устами героя восклицает «Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет – и выше!»
С точки зрения обычного человека, эта фраза квинтэссенция атеизма. Получается, что правды нет не только в повседневной земной жизни, но и в грядущей - у Бога. Звучит парадоксально, но Пушкин, возможно, прав – «правды нет и выше», ведь высший Судья судит не только по правде, но и по любви и милости. Выше правды и справедливости - милость и любовь. Милость торжествует над судом. Поэтому правды нет и выше… Согласны ли Вы с таким выводом?...
…Скорее уж, не квинтэссенция, «пятая сущность», нечто неосязаемое и скрытое от глаза, а просто эссенция, явное отвержение правды одним широким мазком кисти (или взмахом метлы)… Вероятно, атеист откажется это признать – но я-то не атеист, и буду рад обсудить такой тезис с любым желающим атеистом. А мы пока займемся правдой.
Русский язык – подобно языкам всех народов мира – имеет свою особую мудрость, свои неповторимые жемчужины отражения необъятной вселенной, видимой и невидимой, в звуках речи и буквах. Слово правда – одна из таких жемчужин. Хотят того атеисты, или не хотят, как и сотни других ключевых слов, сопряжено оно со Священным Писанием, где ему соответствуют производные от греческого слова δίκη. Смысл его в языке был юридическим; так даже именовалась богиня правосудия и возмездия в греческом пантеоне. И Русская Правда, письменный памятник XI-XIII в.в., – не что иное, как судебный кодекс того времени.
Язык, однако, живет своими законами, сродни законам человеческой жизни, и родственное слово δῐκαιοσύνη, прямой прототип правды, несет смысл как справедливости, так и праведности, добродетели.
А дальше происходит удивительная вещь! В русском языке выдвигается вперед совершенно иное значение: истина. И когда отец спрашивает сына: «Ты получил двойку, это правда?» он не имеет в виду ни юриспруденции, ни нравственных норм…
Итак, справедливость, добро, истина – всё в одном слове! Таково наследие нашего языка, запечатленное нашим сознанием, личным и коллективным, бытовым и религиозным, литературой и жизнью… И как же не отвергнуть её тем, кто отвергает Господа Бога??
Владислав Ходасевич, совесть эпохи, цитирует куда более заметную и знаменитую фигуру той же эпохи: «Я искреннейше и непоколебимо ненавижу правду» (Максим Горький // Некрополь).
Достоевский нужен нам не только к двухсотлетнему юбилею. Открываем «Бесов», самый яркий и пронзительный из его романов. Верховенский-старший авторитетно заявляет: «…Настоящая правда всегда неправдоподобна, знаете ли вы это? Чтобы сделать правду правдоподобнее, нужно непременно подмешать к ней лжи». А его отпрыск, оттиск с революционера Нечаева, убеждает Ставрогина возглавить мятеж: «Мы пустим легенду получше, чем у скопцов. Он есть, но никто не видал его. О, какую легенду можно пустить!... Главное, легенду! Вы их победите, взглянете и победите. Новую правду несет и скрывается…»
Теперь легко заметить, что Божия милость и любовь неотделимы от правды, как неотделима Божественная природа Христа от человеческой. Пока есть правда, истинная правда, бесы бессильны.
…Возвращаемся к началу. «Нет правды на земле. Но правды нет и выше», – Кто это сказал? Пушкин? Боже избави! Это Сальери, хладнокровный, бестрепетный убийца, по накалу зла вполне под стать Верховенскому-младшему, олицетворение зависти, порока не просто ужасного, но в прямом смысле антихристова: «..Когда собрались они, сказал им Пилат: кого хотите, чтобы я отпустил вам: Варавву, или Иисуса, называемого Христом? ибо знал, что предали Его из зависти» (Мф.27:17-18).
Так чего же еще от него можно ждать в части правды?...