Среди необъятных просторов Урала, где всего лишь три века назад царила дикая глушь, дивными самоцветами привольно порассыпались среди горных долин, голубых озёр и степных речушек некогда богатые хутора, заимки, старинные деревни и казачьи станицы.
Сюда более трёхсот лет назад и пришли мои далёкие предки. Здесь их потомки, служилые люди, как называли дворян в старину, и казаки, заложили Челябинскую крепость, основали в сорока верстах от неё на едва приметной речушке Еманьелге небольшую крепостцу, разросшуюся со временем в огромное село. Там, за околицей этого села на пустынных берегах речки в середине девятнадцатого века мой прадед Фёдор, потомственный дворянин, отличавшийся любовью к природе, посадил небольшой сосновый бор «Для украшения села» и, как любил он говаривать, «на радость внукам».
В этом живописном селе, под музыку прадедова бора, родилась моя мать Ольга Александровна. От неё, умевшей задушевно рассказывать о старине, я и узнал, что мой кроткий дедушка, потомственный дворянин, Александр Фёдорович и его брат Яков Фёдорович, обладавщий незаурядными музыкальными способностями, в 1921 году, будучи ограбленными большевистскими бандами, умерли от голода. С бабушкой же, Анной Яковлевной Ерушиной, потомственной дворянкой, обладавщей светлым умом и редкими математическими способностями, я помню одну лишь встречу, запечатлённую мною в рисунке и рассказе «Заимка», отразившем мой маленький поход с ней на Батуринскую заимку в летний погожий день среди красот природы. А красота окружающего мира с сызмальства привлекала моё внимание и, завораживая меня подолгу, заставляла любоваться ею. Поэтому меня уже в раннем детстве неудержимо влекло на лоно природы, однажды и навсегда очаровавшей, и звонко откликнувшейся бесконечным эхом в моей отзывчивой детской душе.
Родившись в благородной семье, восходящей к старинному роду первых поселенцев Урала, к роду казаков и «служилых» людей я унаследовал все то, духовное и высоконравственное, что характеризует и отличает людей подобного происхождения. И не потому ли меня всегда влекло и приводило в восторг всё утончённо изящное в людях и всё прекрасное и возвышенное в природе и в произведениях искусства? Раннее детство мое прошло в захолустном степном посёлке в семи верстах от родной деревни моей матери Еманжелинки, основанной моими славными далёкими предками. Там, на гусином лугу за речкой Еманжелинкой, где единственным украшением была старинная берёзовая роща, я самозабвенно рисовал стройные берёзы, вьющиеся меж ними тропы и грустные степные дороги, манящие куда – то в таинственные голубые дали, где мерцая в зыбкой дымке, синели, будто далёкие горы, вершины загадочного бора. Он был виден с моста, а ещё лучше с крыши нашей избы, откуда открывались, захватывающие дух, степные просторы. И стоило мне его увидеть, как обуяла меня страсть уйти по зелёным коврам незнакомых дорог в те загадочные голубые дали, кои много лет спустя зазвучат в чарующей музыке моей лиры.
По дорогам незнакомым, что манили, звали
Босиком любил уйти я в голубые дали.
И растворившись в тех таинственных далях и, попав наконец в чертоги того загадочного бора, я был на всю жизнь очарован его сказочной музыкой эха, разбудившей во мне мечты и грёзы, и какие-то новые незнакомые чувства, уносящие меня вместе с эхом, то в таинственные чащи леса, то в далёкие неведомые страны. И потому не удивительно, что возможность постоянного общения с природой так рано пробудила во мне художественные способности, не только в живописи воплотившиеся, но и в ваянии. И если летом я лепил, а зимой рисовал, то и летом, и зимой меня непреодолимо мучила страсть к музыке, божественней, которой не было в мире, чем музыка прадедова бора, сказочно звучащая и по сей день в душе моей. И вот в ту далёкую пору, когда мою детскую душу уже волновала музыка, и красота окружающего мира, когда меня неудержимо влекло на лоно природы, где я, самозабвенно созерцая сказочные уголки лесных дебрей, пытался отразить их в своих рисунках, тогда я и осознал своё призвание художника. Но, живя в дали от очагов культуры и не имея ни учителей, ни наставников для развития своих дарований, я вынужден был опираться лишь на свои врождённые способности, тонкую интуицию и на свою страсть к познанию, позволяющую мне делать для себя открытия в природе, в изобразительных искусствах и в музыке. Но, сызмальства очарованный также и красотою поэтического слова, я уже в раннем детстве, едва научившись у старших братьев читать и писать, с самозабвением ушёл в мир поэзии.
Продолжение следует