– Николай Максимович, я много раз встречал в интервью, когда вы говорили о том, что у вас был очень строгий педагог, вы даже однажды назвали его «садистом».
– Ну, нет, почему? Он не садист был, он просто человек другого метода. Понимаете, балет и большой спорт учится только – ну, применяя нецензурные выражения и рукоприкладство. По-другому это выучить невозможно.
– Это настолько противоестественно? В каком смысле?
– Это потому что ребенок в любом случае, чем бы он ни занимался, для того, чтобы ему объяснить, что надо тянуть вот именно эту мышцу, а не ту, в течение многих часов, надо приложить большое количество сил для того, чтобы это произошло. А милыми разговорами «пожалуйста, вытяни ножку» ничего не получится.
– Я видел всего один ваш урок и со стороны может показаться, что вы не столько кричите, скорее издеваетесь.
– У меня был очень смешной случай несколько лет назад. В Москве есть театр «Тень», если вы не слышали о нем, обязательно сходите! Это уникальный театр! Это люди, которые настолько увлечены театральным действом, что вы забудете про то, что в мире существуют какие-то проблемы, потому что вы окажетесь в детстве, и вы увидите по-настоящему уникальные вещи, которые вас просто перенесут в другую реальность.
Эти люди меня пригласили в свой проект. У них был кукольный спектакль. Я играл великана (киклоп - великан Полифем), вернее, мои ноги играли, потому что на той сцене, на которой я мог поместиться, помещались только мои щиколотки. Я играл великана – танцевал великана, а куклы изображали людей. Этот спектакль получил много разных наград.
И как-то они приехали на гастроли в Петербург. Они позвонили мне и сказали: «Коля, давай мы сыграем» (у них есть разные спектакли, разные проекты). «Давай мы сыграем несколько спектаклей для твоих детей, ну, младшего возраста. Прямо у вас во дворе». Я очень обрадовался. Абсолютно безвозмездно они пришли и стали играть.
А так как они меня много лет знают, им было безумно интересно, ведь в прессе писали, какой я «нехороший человек». Они меня знают с другой стороны. Ну, и стали детей опрашивать, мол, «а как Николай Максимович, он – строгий – не строгий?» – дети же честно отвечают! И они ... – «Он кричит?» – «Кричит!», «А вы его боитесь?» – «Нет, не боимся!». Они говорят: «Ну а что, как вы?».
И вдруг какая-то девочка сказала: «Не страшно, когда он кричит. Очень страшно, когда он шутит». Понимаете? А так как у меня очень нехороший язык, и когда я шучу многие нечаянно сказанные словечки – они прилипают навсегда, становятся кличками для очень многих артистов. Из-за этого меня очень многие не любят. И я стараюсь в последнее время никуда не ходить, не смотреть премьеры, потому что я могу пошутить, а это останется навсегда.
Так что я не могу сказать, что я издеваюсь, просто я знаю, что больше всего заденет. Есть ситуации, когда надо вызвать в ребенке реакцию.
Это профессия! Если бы я сам не стоял на этом месте, я бы не знал, как этим руководить.
– Но это какая-то невероятная сила воли в этой профессии?
– Нет, не сила воли. Просто надо научить организм бороться с самим собой. Вы знаете, очень часто, когда мы попадаем к каким-то знаменитым докторам, которые не специализируются на балете, допустим, или на спорте, они все время – Ой! А как вы ходите? Нет, ну вы должны лежать
Они пугаются. Они, делая диагностику, уже понимают, что с ногой можно «попрощаться». Ты им говоришь: «Да ну что вы, у меня вечером спектакль». «Вам надо оперироваться!». «У меня впереди гастроли три месяца! «Какие три месяца! Вы жить не будете через два дня!». «Да ладно! Сейчас выпью таблеточку и еще поживу восемь лет». Понимаете?
Это профессия. У меня давно случилась одна травма очень серьезная. Когда в итоге мне стали объяснять, чего у меня в ноге нет, что порвалось окончательно, я говорю: «Да ладно! У меня не болит ничего». Врач говорит: «Вы просто привыкли». А у меня, правда, не болит. И он поставил на стол муляж колена и стал вынимать из этого муляжа те связки, которых у меня уже не существовало и говорит: «Вот этого уже больше нету». Я отвечаю: «Ну и что? Я же хожу. Значит, я прыгну».
Понимаете, настолько ты привык всю жизнь не обращать внимания на боль, на усталость, что ты не реагируешь на какие-то такие вещи. Я знаю уже точно, если я жалуюсь, что у меня что-то болит, значит, уже все – уже край. И так все большие артисты.
– Ну а как все-таки детям? Как они себя перебарывают? Как вы себя перебарываете?
– Те, кто хотят, те... Знаете, как я себя переборол? Очень просто. Я – ленивый человек. Я во время учебы все время смотрел в окно. Там росли березы, и одна до сих пор там растет перед Московским училищем. На ней вороны свили гнездо и у них была очень интересная жизнь! Меня от этого окна было не оторвать! Я просто был какой-то юный натуралист и все время за ними наблюдал.
Мне было тогда уже 14 или 15 лет, когда мой педагог мне сказал: слушай, Цискаридзочка, ты знаешь, ты так, мол, одарен от природы, что если ты не воспользуешься... Но ведь правда, я был круче всех. Я с первого раза все сделаю – зачем мне стараться? И он мне говорит, что ты понимаешь, что если ты не воспользуешься этими способностями, Бог тебя накажет. А меня в детстве все время няня пугала этим: тебя Бог накажет. И как-то мне от его слов так страшно стало. Вот я тогда в первый раз задумался о том, что надо постараться. Ну и стал стараться.
– Отвлеклись от ворон?
– Да. Вороны как-то ушли на второй план.