Непридуманные истории Святослава Моисеенко. Загадочная личность Михаила Горбачёва, последнего Генерального секретаря ЦК КПСС и единственного Президента СССР. А если попробовать заглянуть чуть глубже? А вдруг получится?..
Аура власти оставляет какой-то особенный отпечаток на личности человека. С момента достижения, так сказать, определённого уровня, изменяются повадки, манера разговора, взгляд на окружающий мир. Появляется некая снисходительность по отношению к собственному окружению. Возникает ощущение собственной непогрешимости. Особенно, если власть тебе досталась не по праву рождения и благородству крови, а путём интриг и подковёрных игр.
Особенно, если ты стал главой огромной империи, оставаясь в душе простым провинциальным механизатором, искренне радующимся неожиданно свалившейся власти, но совершенно не понимающим, что с этой самой властью делать.
С 1917 года по настоящее время в нашей стране происходили, да и происходят, в общем-то, особенные метаморфозы с обретением власти разными людьми в разное время и на разных уровнях.
Основателю советского государства В.И. Ленину почему-то настойчиво приписывается авторство фразы, что «Каждая кухарка может управлять государством». Если исходить из такого посыла, тогда конечно… Тогда понятна всевозможная политическая чехарда и необъяснимые кульбиты советского строя в «стране победившего социализма».
Да вот только вождь был кем угодно…
Деспотом, маньяком, кровавым тираном, великим комбинатором…
Но никак не идиотом!
И авторство столь глупой, по философскому смыслу и даже поверхностному содержанию, фразы принадлежать ему абсолютно не могло.
И, собственно, не принадлежало.
В оригинале цитата «основоположника» звучала следующим образом: «Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас вступить в управление государством.. Но мы […] требуем немедленного разрыва с тем предрассудком, будто управлять государством, нести будничную, ежедневную работу управления в состоянии только богатые или из богатых семей взятые чиновники.» (В.И. Ленин «Удержат ли большевики государственную власть?», ПСС, т.34, стр.315). И уже Л.Д. Троцкий в своей статье «Сигнал тревоги» от 03.03.1933 (Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев) №33) развивает эту мысль до состояния: «Важнейшую задачу диктатуры Ленин видел в демократизации управления: «каждая кухарка должна научиться управлять государством»»…
Но дело даже не в том, что в угоду текущему моменту, конъюнктуре или собственной выгоде необходимые цитаты перевирались и извращались самым нахальным образом. А дело в том, что это отражало всю глубинную суть советской системы, где каждая, более-менее грамотная, кухарка на полном серьёзе полагала, что лучше всех знает, как именно нужно управлять огромной и разнородной страной.
И на любой советской кухне, поначалу тайком, а после всё громче и громче наряду с вселенскими проблемами, обсуждались и самые невероятные небылицы из жизни и деятельности кремлёвских небожителей.
Жизнь шла своим чередом.
Бесконечные похоронные процессии Генеральных секретарей изрядно утомили страну.
И когда в марте 1985 года во главе КПСС и Советского Союза стал молодой и энергичный, всего пятидесяти четырёх лет от роду (по меркам Политбюро – просто юноша), Михаил Горбачёв, - народ вздохнул с облегчением.
Казалось, жизнь вошла в привычное русло. И всё будет, как всегда.
Но… Не тут-то было!
Во все времена главный партийный и государственный лидер был «светом в окошке». Пропаганда и агитация, связанная с популяризацией в народе личности очередного вождя, была отработана до мелочей, проверена десятилетиями и не нуждалась в каких-либо изменениях и коррективах. Однако, в этот раз всё было не так.
Горбачёв стал делать то, что нельзя было делать ни при каких обстоятельствах.
Он стал заигрывать с простым народом.
Это было, наверное, самой большой его ошибкой.
Ему хотелось всенародной любви. Как у Сталина.
Но без концлагерей и репрессий.
Наивный чудак.
Вся сталинская любовь базировалась на железной воле и неотвратимости возмездия. Причём, неважно за что. И неважно кого. Был бы человек, а статья найдётся.
Молодому Генсеку же хотелось «большой и чистой любви».
Ну, просто за то, что он есть.
Весь из себя такой… Импозантный и рафинированный.
Следующей ошибкой была игра в демократию по примеру «супердемократических» государств Западной Европы и вечного оппонента – Соединённых Штатов.
Этим нетривиальным ходом нарушались все писаные и неписаные правила, принятые в нашем обществе!
И третье.
Гораздо менее значимое по форме, но чересчур ёмкое по содержанию.
Ошибка, которую ему не готовы были простить абсолютно все простые семьи советской страны, особенно их женская составляющая.
Сочетая в своей деятельности дешёвую популистику и псевдодемократические кульбиты, Михаил Сергеевич стал изображать царя-батюшку, выводя в свет свою первую леди Раису Горбачёву, настырно сопровождавшую «царственного супруга» во всех его поездках, на всех приёмах и всех протокольных мероприятиях.
Так что страна, затаив дыхание и прильнув к экранам телевизоров, бурно обсуждала не реформы и повышение цен, не кадровые перестановки, а шикарные туалеты и ювелирные украшения Первой леди Советского Союза Раисы Максимовны Горбачёвой.
Михаил Сергеевич и Раиса Максимовна…
Удивительные люди не менее удивительного времени.
По большому счёту, это были персонажи, намного опережавшие своё время.
Судьба подарила мне две продолжительные встречи, две очень личные частные беседы. Одну с Михаилом Горбачёвым, одну – с Раисой Максимовной.
И одну фатальную встречу.
Когда я в последний раз видел их вместе.
В момент прощания с удивительной женщиной уходящей эпохи. На Новодевичьем кладбище Москвы.
Однако, всё это было ещё впереди.
А пока…
Я не хочу углубляться в описание исторического периода правления Горбачёва.
Хотя бы потому, что об этих, очень непростых в истории СССР шести годах, с 1985 по 1991, написано немало.
И частичной правды и откровенного вранья.
Кроме того, что бы я сейчас не писал, всё это будет воспринято, как очередная попытка «сделать имя» на знакомстве с историческими персонами. Тем более, что ни подтверждать, ни опровергать мой рассказ никто не станет. Это внесло бы дополнительную сумятицу в умы и породило бы массу новых сплетен и побасенок.
Я постараюсь рассказать о другом.
О том, каким я увидел Михаила Горбачёва в «ельцинский период».
О чём мы говорили. И о чём умолчали.
И, может быть, когда-то я расскажу и о том, какой была в момент, когда не нужно было казаться сильной, всегда улыбающаяся Раиса Максимовна.
1996 год был очень суматошным и очень противоречивым.
И для страны, и лично для меня.
Не было доверия к руководству, не было надежды хоть на какой-нибудь свет в конце тоннеля. Раздражало постоянное повышение цен, нехватка денег, безумные афёры финансовых пирамид, обильно расплодившихся, фигурально выражаясь, по десятку на квадратный метр, и чувство какой-то неясной, но однозначно грядущей катастрофы.
Подходил к завершению мой период жизни в Санкт-Петербурге. Я не видел для себя достойного занятия в этом городе, способного обеспечить мне нормальное существование на уровне хотя бы среднестатистического достатка.
Душа рвалась в Первопрестольную.
Ибо именно там во все века были деньги, связи и возможности.
А российский народ развлекался…
Бешено неслась, визжа тормозами на крутых виражах, очередная президентская компания.
Мы от души смеялись над программными выступлениями, личностями кандидатов в Президенты, неизменными обещаниями сделать нашу жизнь сказочной, и даже делали ставки на победителя в первом туре голосования. Поскольку точно знали, что одного тура будет явно мало.
Странное чувство вызывало наличие в списке претендентов на главный пост в стране одиозной личности Михаила Горбачёва.
Было непонятно, ему-то зачем вся эта возня?
Чего он добивается своим участием в «пародии на выборы»?
Любопытство зашкаливало.
Тем более, что я имел удовольствие ранее мельком встречаться с Михаилом Сергеевичем на некоторых «высоких» приёмах, и даже был удостоен нескольких рукопожатий и ничего не значащих фраз.
Прозондировать возможность встречи, и провести ряд организационных мероприятий для достижения положительного результата по данному вопросу было немного трудоёмко, но не архисложно. Тем более, что Горбачёв собирался прилететь на несколько дней в Петербург в рамках предвыборной президентской гонки.
Мы встречали его в ВИП-зоне аэропорта.
Меня провели через кордоны охраны и попытались «представить» бывшему главе бывшего государства. Но… ничего этого не понадобилось.
Вмешалась Раиса Максимовна.
Её цепкий взгляд пролетел по моей, слегка уставшей, физиономии, и лёгкими морщинками у глаз разбежался в стороны лучиками невероятно ласковой улыбки:
- Здравствуйте. А мы Вас помним. Правда, Михаил Сергеевич? – обратилась она к мужу. – Мы ведь уже встречались несколько раз…
- Спасибо за добрую память, Раиса Максимовна, - искренне удивился я. – Рад, что произвёл на Вас хорошее впечатление. И спешу заметить, что Вы по-прежнему потрясающе выглядите, - не преминул сделать комплемент женщине, всегда поражавшей меня своей изысканной элегантностью. И склонился над рукой, протянутой мне для поцелуя с грацией, достойной королевы.
- Да-да… - сфокусировал на мне взгляд Горбачёв. – Вас, кажется, зовут…
- Святослав, - подсказал я.
- Да, именно Святослав, - обрадовался Михаил Сергеевич. - Старинное русское имя. Рад, что Вы среди встречающих. Это даже добрый знак какой-то.
- А я не просто так встречаю, Михаил Сергеевич, - в конец обнаглел я. - Я с определённой целью.
- Хм… Это с какой же?
- Да вот, хочу «пригласиться» к Вам на чай…
- На чай? – от души рассмеялся Горбачёв. – Вы серьёзно? На чай? Как мило… Раиса Максимовна, ты слышишь? Святослав приглашает себя к нам на чай!
- Так это же замечательно, - улыбнулась Раиса Максимовна. - И так непосредственно. А знаете что, приезжайте к нам в… - она назвала адрес, - часа через два. Приглашаю Вас на наш маленький семейный обед. Заодно и пообщаемся. Я распоряжусь, Вас пропустят.
Она взяла мужа под руку, и они проследовали к кортежу автомобилей. Я же остался стоять в фойе с какой-то счастливой, почти идиотской, улыбкой на лице, наблюдая неподдельное изумление в глазах моего приятеля, занимавшего не последнюю должность в предвыборном штабе Горбачёва, и, собственно, организовавшего эту встречу.
- Ну, ты и нахал, - только и сумел выдавить из себя он.
Личность Михаила Горбачёва, как правителя империи, и как человека, эту самую империю уничтожившего, всегда порождала больше вопросов, нежели ответов. Этот человек был сплошной загадкой. И любого, кто скажет, что доподлинно разгадал тайну его личности – можно смело зачислять в разряд «писателей-фантастов». Ибо никто, ни тогда, ни сейчас не мог понять, что именно скрывается за сумбурными фразами этого политика, оставившего в мировой истории столь неоднозначный след, и получающего удовольствие от жизни после ухода в отставку с должности воистину планетарного масштаба.
Меня действительно пропустили в один из старинных питерских особняков без особых вопросов, благодаря указаниям последней Первой леди Советского Союза, и проводили в гостиную.
Горбачёв сидел в кресле. Раиса Максимовна стояла у окна и задумчиво всматривалась в душное марево, коварное порождение извечной сырости и влажности города на Неве.
Стол был накрыт на три персоны. Следовательно, больше никто не ожидался.
- Не могу избавиться от ощущения, что живу какой-то не своей жизнью, - почти прошептала Раиса Максимовна.
- Ну что ты опять… Перестань… - встрепенулся Михаил Сергеевич. – Вон лучше гостя встречай.
- Да-да, конечно… - грустно улыбнулась Раиса Максимовна. – Простите мне мою слабость, Святослав. Иногда хочется побыть просто женщиной. Давайте лучше к столу.
Она умела создать атмосферу.
Казалось, воплотилась в жизнь картина «Старосветские помещики».
Никакой спешки, суеты.
Всё легко, непринуждённо, с, ни к чему не обязывающим, разговором о погоде, красоте Петербурга, разнообразии и полезности блюд.
Как будто не было за плечами у этой семьи ни трудных лет, ни крушения надежд, ни испытания властью.
Было очень приятно наблюдать эту трогательную заботу друг о друге. И какое-то запредельное понимание. С полуслова. С полувзгляда. С малейшего намёка на жест.
И тогда я понял…
Они не могли, не умели существовать порознь.
Они были единым целым.
Две части одной души, жившие одним сердцем, и знавшие друг о друге абсолютно всё.
Не умеющие притворятся.
И не скрывающие этого.
Когда пришло время десерта, я попросил подать кофе. Тяжёлый дух настоящей арабики, вперемешку с лёгкими цитрусовыми нотами и горьким оттенком шоколада настраивал на своеобразную доверительную атмосферу.
Пришло время вопросов.
Я не надеялся на откровенность. Но всё же…
- Михаил Сергеевич, зачем нужна была перестройка? Зачем нужно было расшатывать устои? Менять систему сложившихся приоритетов и ценностей? Для чего всё это?
- Сложный вопрос…
Тогда всё это казалось очень правильным. И очень своевременным.
Но, мы ошиблись.
Не в целом, нет. В целом всё верно.
Ошиблись в сроках.
Страна ещё была не готова к смене курса.
Но и по-прежнему оставаться не могло.
Как раз тот пресловутый тезис, когда «верхи не могут, а низы не хотят». Или наоборот. Но не важно. Важно другое.
Мы ошиблись во временных расчетах. Но, я думаю, что итог всё равно был неизбежен.
- А как же демократия? Прозападный путь развития? Европейские ценности? Это то нам зачем? У нас же всегда был свой собственный путь, своя точка зрения.
- То-то и оно…
И чтобы понять это – понадобиться ещё не один десяток лет. Это, как прививка от оспы. Надо переболеть, чтобы потом не умереть. Только никто тогда этого не понял. К сожалению. А может и к счастью. Кто знает?
- А Форос? КГЧП? Что это было?
- Своеобразная проверка. Чтобы понять: да или нет. Больше не скажу. Да и никто никогда не скажет всей правды.
- Ну хорошо. Пусть так. Но развал СССР? Зачем? Ведь можно же было не допустить. Ведь в Ваших руках была и армия, и полиция, и ядерный чемоданчик. А Вы сдались. Ушли. Так сказать, по собственному желанию.
- Вы на самом деле не понимаете?
Развал Союза невозможно было остановить в принципе.
Он был неизбежен. И, так сказать, исторически обусловлен.
Что касается международной политики, то Россия, в качестве правопреемницы, не смогла бы сохранить ни Варшавский договор, ни социалистический лагерь, ни наше военное присутствие в Германии или Афганистане. И, поверьте, было бы только хуже. На сегодняшний день СССР перестал существовать, как «империя зла», а Россия сохранила своё влияние, пусть это и не настолько заметно, на все ключевые моменты, оставшись ядерным государством с передовыми военными технологиями.
А Союз…
Не жалейте.
Он когда-нибудь образуется снова.
Может быть, на несколько иных принципах, но образуется обязательно.
И обязательно с центром в Москве.
- А как же Вы? Вам не жаль? Потерянного места? Не обидно от сплетен? И грязи вокруг имени?
- Какого места, юноша, о чём Вы?
Места Президента разваливающейся страны, где гнойник вскрывался за гнойником, порождая конфликт на конфликте?
Бросьте…
А остальное от меня не ушло. Ни Нобелевская Премия Мира, ни Фонд, ни международное признание.
Значит, не всё в моей жизни было настолько плохо, как Вы считаете?
- Тогда зачем Вам сегодняшняя президентская гонка в таком случае?
- Да уж…
Ключевое слово «зачем»?
Может, для того, чтобы осознать, что не всё потеряно. Или для того, чтобы напомнить, что я ещё существую. Хотя, я понимаю, что не наберу даже одного процента. В памяти народа я ассоциируюсь с не самыми лучшими воспоминаниями. Но всё же…
Если хоть кто-то проголосует, значит было в моей жизни то, что заставило людей поверить в меня. Даже тогда, когда это кажется нелепым.
А с другой стороны, Вы ведь понимаете, что все эти выборы – своего рода фарс, комедия, буффонада.
Так почему бы это представление не использовать в своих целях? Я ведь ещё не стар. Шестьдесят пять – не возраст для политика.
Он говорил, а я вглядывался в его лицо. И в глаза, живущие какой-то своей, совершенно отдельной жизнью, чаще глядящие внутрь, чем на окружающий мир.
Слишком много тайн было в этом человеке.
Но он не выглядел уставшим.
И, что самое поразительное, - совершенно не выглядел побеждённым.
Словно знал нечто такое, что давало ему право находиться «по ту сторону добра и зла».
А может, так оно и было на самом деле. Ведь не зря в 2011 году, в связи с 80-летием, и в признание выдающихся заслуг – ему была вручена одна из самых престижных российских наград – высший орден Российской Федерации – орден Святого апостола Андрея Первозванного…
У правителей – собственный путь. И свой ответ перед Всевышним.
Мы увиделись ещё раз.
Осенью 1999 года.
Когда провожали в последний путь самую элегантную и самую женственную из всех Первых леди того времени – Раису Максимовну Горбачёву. В свои 67 лет она нашла упокоение на Новодевичьем кладбище столицы.
А он…
Он потерял часть себя.
И кто знает, может быть, самую лучшую часть…
Аура власти оставляет какой-то особенный отпечаток на личности человека. С момента достижения, так сказать, определённого уровня, изменяются повадки, манера разговора, взгляд на окружающий мир. Появляется некая снисходительность по отношению к собственному окружению. Возникает ощущение собственной непогрешимости. Особенно, если власть тебе досталась не по праву рождения и благородству крови, а путём интриг и подковёрных игр.
Особенно, если ты стал главой огромной империи, оставаясь в душе простым провинциальным механизатором, искренне радующимся неожиданно свалившейся власти, но совершенно не понимающим, что с этой самой властью делать.
С 1917 года по настоящее время в нашей стране происходили, да и происходят, в общем-то, особенные метаморфозы с обретением власти разными людьми в разное время и на разных уровнях.
Основателю советского государства В.И. Ленину почему-то настойчиво приписывается авторство фразы, что «Каждая кухарка может управлять государством». Если исходить из такого посыла, тогда конечно… Тогда понятна всевозможная политическая чехарда и необъяснимые кульбиты советского строя в «стране победившего социализма».
Да вот только вождь был кем угодно…
Деспотом, маньяком, кровавым тираном, великим комбинатором…
Но никак не идиотом!
И авторство столь глупой, по философскому смыслу и даже поверхностному содержанию, фразы принадлежать ему абсолютно не могло.
И, собственно, не принадлежало.
В оригинале цитата «основоположника» звучала следующим образом: «Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас вступить в управление государством.. Но мы […] требуем немедленного разрыва с тем предрассудком, будто управлять государством, нести будничную, ежедневную работу управления в состоянии только богатые или из богатых семей взятые чиновники.» (В.И. Ленин «Удержат ли большевики государственную власть?», ПСС, т.34, стр.315). И уже Л.Д. Троцкий в своей статье «Сигнал тревоги» от 03.03.1933 (Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев) №33) развивает эту мысль до состояния: «Важнейшую задачу диктатуры Ленин видел в демократизации управления: «каждая кухарка должна научиться управлять государством»»…
Но дело даже не в том, что в угоду текущему моменту, конъюнктуре или собственной выгоде необходимые цитаты перевирались и извращались самым нахальным образом. А дело в том, что это отражало всю глубинную суть советской системы, где каждая, более-менее грамотная, кухарка на полном серьёзе полагала, что лучше всех знает, как именно нужно управлять огромной и разнородной страной.
И на любой советской кухне, поначалу тайком, а после всё громче и громче наряду с вселенскими проблемами, обсуждались и самые невероятные небылицы из жизни и деятельности кремлёвских небожителей.
Жизнь шла своим чередом.
Бесконечные похоронные процессии Генеральных секретарей изрядно утомили страну.
И когда в марте 1985 года во главе КПСС и Советского Союза стал молодой и энергичный, всего пятидесяти четырёх лет от роду (по меркам Политбюро – просто юноша), Михаил Горбачёв, - народ вздохнул с облегчением.
Казалось, жизнь вошла в привычное русло. И всё будет, как всегда.
Но… Не тут-то было!
Во все времена главный партийный и государственный лидер был «светом в окошке». Пропаганда и агитация, связанная с популяризацией в народе личности очередного вождя, была отработана до мелочей, проверена десятилетиями и не нуждалась в каких-либо изменениях и коррективах. Однако, в этот раз всё было не так.
Горбачёв стал делать то, что нельзя было делать ни при каких обстоятельствах.
Он стал заигрывать с простым народом.
Это было, наверное, самой большой его ошибкой.
Ему хотелось всенародной любви. Как у Сталина.
Но без концлагерей и репрессий.
Наивный чудак.
Вся сталинская любовь базировалась на железной воле и неотвратимости возмездия. Причём, неважно за что. И неважно кого. Был бы человек, а статья найдётся.
Молодому Генсеку же хотелось «большой и чистой любви».
Ну, просто за то, что он есть.
Весь из себя такой… Импозантный и рафинированный.
Следующей ошибкой была игра в демократию по примеру «супердемократических» государств Западной Европы и вечного оппонента – Соединённых Штатов.
Этим нетривиальным ходом нарушались все писаные и неписаные правила, принятые в нашем обществе!
И третье.
Гораздо менее значимое по форме, но чересчур ёмкое по содержанию.
Ошибка, которую ему не готовы были простить абсолютно все простые семьи советской страны, особенно их женская составляющая.
Сочетая в своей деятельности дешёвую популистику и псевдодемократические кульбиты, Михаил Сергеевич стал изображать царя-батюшку, выводя в свет свою первую леди Раису Горбачёву, настырно сопровождавшую «царственного супруга» во всех его поездках, на всех приёмах и всех протокольных мероприятиях.
Так что страна, затаив дыхание и прильнув к экранам телевизоров, бурно обсуждала не реформы и повышение цен, не кадровые перестановки, а шикарные туалеты и ювелирные украшения Первой леди Советского Союза Раисы Максимовны Горбачёвой.
Михаил Сергеевич и Раиса Максимовна…
Удивительные люди не менее удивительного времени.
По большому счёту, это были персонажи, намного опережавшие своё время.
Судьба подарила мне две продолжительные встречи, две очень личные частные беседы. Одну с Михаилом Горбачёвым, одну – с Раисой Максимовной.
И одну фатальную встречу.
Когда я в последний раз видел их вместе.
В момент прощания с удивительной женщиной уходящей эпохи. На Новодевичьем кладбище Москвы.
Однако, всё это было ещё впереди.
А пока…
Я не хочу углубляться в описание исторического периода правления Горбачёва.
Хотя бы потому, что об этих, очень непростых в истории СССР шести годах, с 1985 по 1991, написано немало.
И частичной правды и откровенного вранья.
Кроме того, что бы я сейчас не писал, всё это будет воспринято, как очередная попытка «сделать имя» на знакомстве с историческими персонами. Тем более, что ни подтверждать, ни опровергать мой рассказ никто не станет. Это внесло бы дополнительную сумятицу в умы и породило бы массу новых сплетен и побасенок.
Я постараюсь рассказать о другом.
О том, каким я увидел Михаила Горбачёва в «ельцинский период».
О чём мы говорили. И о чём умолчали.
И, может быть, когда-то я расскажу и о том, какой была в момент, когда не нужно было казаться сильной, всегда улыбающаяся Раиса Максимовна.
1996 год был очень суматошным и очень противоречивым.
И для страны, и лично для меня.
Не было доверия к руководству, не было надежды хоть на какой-нибудь свет в конце тоннеля. Раздражало постоянное повышение цен, нехватка денег, безумные афёры финансовых пирамид, обильно расплодившихся, фигурально выражаясь, по десятку на квадратный метр, и чувство какой-то неясной, но однозначно грядущей катастрофы.
Подходил к завершению мой период жизни в Санкт-Петербурге. Я не видел для себя достойного занятия в этом городе, способного обеспечить мне нормальное существование на уровне хотя бы среднестатистического достатка.
Душа рвалась в Первопрестольную.
Ибо именно там во все века были деньги, связи и возможности.
А российский народ развлекался…
Бешено неслась, визжа тормозами на крутых виражах, очередная президентская компания.
Мы от души смеялись над программными выступлениями, личностями кандидатов в Президенты, неизменными обещаниями сделать нашу жизнь сказочной, и даже делали ставки на победителя в первом туре голосования. Поскольку точно знали, что одного тура будет явно мало.
Странное чувство вызывало наличие в списке претендентов на главный пост в стране одиозной личности Михаила Горбачёва.
Было непонятно, ему-то зачем вся эта возня?
Чего он добивается своим участием в «пародии на выборы»?
Любопытство зашкаливало.
Тем более, что я имел удовольствие ранее мельком встречаться с Михаилом Сергеевичем на некоторых «высоких» приёмах, и даже был удостоен нескольких рукопожатий и ничего не значащих фраз.
Прозондировать возможность встречи, и провести ряд организационных мероприятий для достижения положительного результата по данному вопросу было немного трудоёмко, но не архисложно. Тем более, что Горбачёв собирался прилететь на несколько дней в Петербург в рамках предвыборной президентской гонки.
Мы встречали его в ВИП-зоне аэропорта.
Меня провели через кордоны охраны и попытались «представить» бывшему главе бывшего государства. Но… ничего этого не понадобилось.
Вмешалась Раиса Максимовна.
Её цепкий взгляд пролетел по моей, слегка уставшей, физиономии, и лёгкими морщинками у глаз разбежался в стороны лучиками невероятно ласковой улыбки:
- Здравствуйте. А мы Вас помним. Правда, Михаил Сергеевич? – обратилась она к мужу. – Мы ведь уже встречались несколько раз…
- Спасибо за добрую память, Раиса Максимовна, - искренне удивился я. – Рад, что произвёл на Вас хорошее впечатление. И спешу заметить, что Вы по-прежнему потрясающе выглядите, - не преминул сделать комплемент женщине, всегда поражавшей меня своей изысканной элегантностью. И склонился над рукой, протянутой мне для поцелуя с грацией, достойной королевы.
- Да-да… - сфокусировал на мне взгляд Горбачёв. – Вас, кажется, зовут…
- Святослав, - подсказал я.
- Да, именно Святослав, - обрадовался Михаил Сергеевич. - Старинное русское имя. Рад, что Вы среди встречающих. Это даже добрый знак какой-то.
- А я не просто так встречаю, Михаил Сергеевич, - в конец обнаглел я. - Я с определённой целью.
- Хм… Это с какой же?
- Да вот, хочу «пригласиться» к Вам на чай…
- На чай? – от души рассмеялся Горбачёв. – Вы серьёзно? На чай? Как мило… Раиса Максимовна, ты слышишь? Святослав приглашает себя к нам на чай!
- Так это же замечательно, - улыбнулась Раиса Максимовна. - И так непосредственно. А знаете что, приезжайте к нам в… - она назвала адрес, - часа через два. Приглашаю Вас на наш маленький семейный обед. Заодно и пообщаемся. Я распоряжусь, Вас пропустят.
Она взяла мужа под руку, и они проследовали к кортежу автомобилей. Я же остался стоять в фойе с какой-то счастливой, почти идиотской, улыбкой на лице, наблюдая неподдельное изумление в глазах моего приятеля, занимавшего не последнюю должность в предвыборном штабе Горбачёва, и, собственно, организовавшего эту встречу.
- Ну, ты и нахал, - только и сумел выдавить из себя он.
Личность Михаила Горбачёва, как правителя империи, и как человека, эту самую империю уничтожившего, всегда порождала больше вопросов, нежели ответов. Этот человек был сплошной загадкой. И любого, кто скажет, что доподлинно разгадал тайну его личности – можно смело зачислять в разряд «писателей-фантастов». Ибо никто, ни тогда, ни сейчас не мог понять, что именно скрывается за сумбурными фразами этого политика, оставившего в мировой истории столь неоднозначный след, и получающего удовольствие от жизни после ухода в отставку с должности воистину планетарного масштаба.
Меня действительно пропустили в один из старинных питерских особняков без особых вопросов, благодаря указаниям последней Первой леди Советского Союза, и проводили в гостиную.
Горбачёв сидел в кресле. Раиса Максимовна стояла у окна и задумчиво всматривалась в душное марево, коварное порождение извечной сырости и влажности города на Неве.
Стол был накрыт на три персоны. Следовательно, больше никто не ожидался.
- Не могу избавиться от ощущения, что живу какой-то не своей жизнью, - почти прошептала Раиса Максимовна.
- Ну что ты опять… Перестань… - встрепенулся Михаил Сергеевич. – Вон лучше гостя встречай.
- Да-да, конечно… - грустно улыбнулась Раиса Максимовна. – Простите мне мою слабость, Святослав. Иногда хочется побыть просто женщиной. Давайте лучше к столу.
Она умела создать атмосферу.
Казалось, воплотилась в жизнь картина «Старосветские помещики».
Никакой спешки, суеты.
Всё легко, непринуждённо, с, ни к чему не обязывающим, разговором о погоде, красоте Петербурга, разнообразии и полезности блюд.
Как будто не было за плечами у этой семьи ни трудных лет, ни крушения надежд, ни испытания властью.
Было очень приятно наблюдать эту трогательную заботу друг о друге. И какое-то запредельное понимание. С полуслова. С полувзгляда. С малейшего намёка на жест.
И тогда я понял…
Они не могли, не умели существовать порознь.
Они были единым целым.
Две части одной души, жившие одним сердцем, и знавшие друг о друге абсолютно всё.
Не умеющие притворятся.
И не скрывающие этого.
Когда пришло время десерта, я попросил подать кофе. Тяжёлый дух настоящей арабики, вперемешку с лёгкими цитрусовыми нотами и горьким оттенком шоколада настраивал на своеобразную доверительную атмосферу.
Пришло время вопросов.
Я не надеялся на откровенность. Но всё же…
- Михаил Сергеевич, зачем нужна была перестройка? Зачем нужно было расшатывать устои? Менять систему сложившихся приоритетов и ценностей? Для чего всё это?
- Сложный вопрос…
Тогда всё это казалось очень правильным. И очень своевременным.
Но, мы ошиблись.
Не в целом, нет. В целом всё верно.
Ошиблись в сроках.
Страна ещё была не готова к смене курса.
Но и по-прежнему оставаться не могло.
Как раз тот пресловутый тезис, когда «верхи не могут, а низы не хотят». Или наоборот. Но не важно. Важно другое.
Мы ошиблись во временных расчетах. Но, я думаю, что итог всё равно был неизбежен.
- А как же демократия? Прозападный путь развития? Европейские ценности? Это то нам зачем? У нас же всегда был свой собственный путь, своя точка зрения.
- То-то и оно…
И чтобы понять это – понадобиться ещё не один десяток лет. Это, как прививка от оспы. Надо переболеть, чтобы потом не умереть. Только никто тогда этого не понял. К сожалению. А может и к счастью. Кто знает?
- А Форос? КГЧП? Что это было?
- Своеобразная проверка. Чтобы понять: да или нет. Больше не скажу. Да и никто никогда не скажет всей правды.
- Ну хорошо. Пусть так. Но развал СССР? Зачем? Ведь можно же было не допустить. Ведь в Ваших руках была и армия, и полиция, и ядерный чемоданчик. А Вы сдались. Ушли. Так сказать, по собственному желанию.
- Вы на самом деле не понимаете?
Развал Союза невозможно было остановить в принципе.
Он был неизбежен. И, так сказать, исторически обусловлен.
Что касается международной политики, то Россия, в качестве правопреемницы, не смогла бы сохранить ни Варшавский договор, ни социалистический лагерь, ни наше военное присутствие в Германии или Афганистане. И, поверьте, было бы только хуже. На сегодняшний день СССР перестал существовать, как «империя зла», а Россия сохранила своё влияние, пусть это и не настолько заметно, на все ключевые моменты, оставшись ядерным государством с передовыми военными технологиями.
А Союз…
Не жалейте.
Он когда-нибудь образуется снова.
Может быть, на несколько иных принципах, но образуется обязательно.
И обязательно с центром в Москве.
- А как же Вы? Вам не жаль? Потерянного места? Не обидно от сплетен? И грязи вокруг имени?
- Какого места, юноша, о чём Вы?
Места Президента разваливающейся страны, где гнойник вскрывался за гнойником, порождая конфликт на конфликте?
Бросьте…
А остальное от меня не ушло. Ни Нобелевская Премия Мира, ни Фонд, ни международное признание.
Значит, не всё в моей жизни было настолько плохо, как Вы считаете?
- Тогда зачем Вам сегодняшняя президентская гонка в таком случае?
- Да уж…
Ключевое слово «зачем»?
Может, для того, чтобы осознать, что не всё потеряно. Или для того, чтобы напомнить, что я ещё существую. Хотя, я понимаю, что не наберу даже одного процента. В памяти народа я ассоциируюсь с не самыми лучшими воспоминаниями. Но всё же…
Если хоть кто-то проголосует, значит было в моей жизни то, что заставило людей поверить в меня. Даже тогда, когда это кажется нелепым.
А с другой стороны, Вы ведь понимаете, что все эти выборы – своего рода фарс, комедия, буффонада.
Так почему бы это представление не использовать в своих целях? Я ведь ещё не стар. Шестьдесят пять – не возраст для политика.
Он говорил, а я вглядывался в его лицо. И в глаза, живущие какой-то своей, совершенно отдельной жизнью, чаще глядящие внутрь, чем на окружающий мир.
Слишком много тайн было в этом человеке.
Но он не выглядел уставшим.
И, что самое поразительное, - совершенно не выглядел побеждённым.
Словно знал нечто такое, что давало ему право находиться «по ту сторону добра и зла».
А может, так оно и было на самом деле. Ведь не зря в 2011 году, в связи с 80-летием, и в признание выдающихся заслуг – ему была вручена одна из самых престижных российских наград – высший орден Российской Федерации – орден Святого апостола Андрея Первозванного…
У правителей – собственный путь. И свой ответ перед Всевышним.
Мы увиделись ещё раз.
Осенью 1999 года.
Когда провожали в последний путь самую элегантную и самую женственную из всех Первых леди того времени – Раису Максимовну Горбачёву. В свои 67 лет она нашла упокоение на Новодевичьем кладбище столицы.
А он…
Он потерял часть себя.
И кто знает, может быть, самую лучшую часть…
(© Copyright: Святослав Моисеенко «ПО ТУ СТОРОНУ ГЛЯНЦА…». Свидетельство № 218072900710)
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…