До конца мая выполнил семь полётов на МиГ-29. Слетал по системе с заходом на посадку с прямой, в зону на простой пилотаж на средней высоте, а потом — на большой, от 5000 до 13000 м. Отметился полётом по маршруту и слетался парой с комэской на средней и большой высоте. Самолёт не разочаровывал. Был послушен и устойчив во всём диапазоне высот.
По результатам полётов приказом по полку мне дали допуск на полёты по своему достигнутому уровню. Однако, это не означало, что я могу лететь на любой вид боевого применения. Предстояло ознакомиться с поведением самолёта на малой высоте и с работой прицела при наведении на цель с разных ракурсов. Сначала днём, а потом и ночью. Июнь ушёл на то, чтобы полетать на перехваты во всём диапазоне высот днём и ночью.
В первую смену июня слетал на ознакомление с индикацией (СЕИ) и отметился на малой высоте простым пилотажем. Ещё раз впечатлился отличным обзором из кабины. На второй смене слетал, наконец, на сложный пилотаж на средней высоте и вылетел ночью в зону с проходом по маршруту в комплексе. Сложный пилотаж опять мне напомнил пилотаж на МиГ-17 — радиусами фигур. Все фигуры стали гораздо компактней даже на максимальном режиме двигателей, а что же говорить о выполнении фигур на полном форсаже. Когда дойдём до этого. Радовало то, что под рукой ещё был форсаж на исправление ошибок по скорости. Но в нём не было необходимости: выдерживай правильный режим по скорости и перегрузкам и максимала хватает с лихвой.
9 июня комдив проверил у меня на спарке МиГ-23УБ навыки посадки парой и дал допуск на посадку парой на МиГ-29.
13 числа стоял минимум и я, после провозки на спарке, восстановился при минимуме днём на МиГ-29. Потом был полёт на перехват с наведением в ППС и под ракурсом 4/4, но он был неудачен — не досталось мне цели. Но клетку плана закрасил.
Лётные смены шли смешанные — день с переходом на ночные полёты. Сначала днём, а потом и ночью слетал на разгон максимальной скорости и потолок самолёта. Скорость максимальная была в тех же пределах, что и на МиГ-23М, но сверхзвук он проходил легко, разгонялся бодро. Максимальная высота по заданию составляла 16000 м. Ничего нового, кроме поведения самолёта, я в этом полёте не увидел.
До конца месяца вышел днём на уровень перехватов на фоне земли, а ночью — на уровень перехвата на средней высоте и сгонял на разгон-потолок.
И на крайней смене уже отметился с комэской воздушным боем парой на средних высотах.
Однако, не всем лётчикам понравился новый аппарат. Начальник ВОТП задержался на полётах на сложном пилотаже. Помню, как кто-то из комэсок, сидя за плановой таблицей на старте высказал удивление, мол, сколько он будет на этот пилотаж летать, пора бы и дальше двинуться по освоению самолёта. А потом начальник ВОТП исчез из полка. Оказалось - перевёлся на наземную службу в другую часть. В полку образовалась вакансия. Наш замкомэска получил эту должность и возник вопрос - кого из командиров звеньев двинуть на эту должность. Я считал, что вакантную должность в нашей эскадрилье должен занять командир звена из нашей эскадрильи. А именно - командир звена Витя Ким. Капитан давно перерос свою должность. Грамотный методист, умелый лётчик, спокойный и уравновешенный офицер. Я надеялся, что новая должность будет его. Но события пошли по другому сценарию.
Фамилия Кима вообще не упоминалась в разговорах командиров. Комэск отмахнулся от моего вопроса по этому поводу. Я решил поговорить с замполитом полка. Побеседовал о новой должности с капитаном, но тот сказал, что ему эта ситуация уже знакома, мол, не назначат. И посоветовал мне не дёргаться, чтобы не нажить неприятностей. Но я не послушал старого капитана и пошёл к замполиту полка. Поставил вопрос ребром: почему Кима не рассматривают кандидатом на новую должность? Он, более, чем кто-либо из командиров звеньев в полку, достоин должности замкомэски. Но замполит полка, по своему обыкновению начал темнить, мол, ты, Толя, не понимаешь ситуацию, не твоего ума это дело. Я упорствовал. И тогда, потеряв терпение, замполит полка пояснил мне, что существует директива ГлавПУРа на основе постановления ЦК КПСС о кадровой политике в отношении национальных меньшинств в армии. Мол, установлен предел количества лиц на командных должностях для этих меньшинств. Корейцы свою норму выбрали.
Я понял, что вопрос уже решён.
До сих пор я считал, что главное в карьерном росте — быть лучшим специалистом на своём месте. Национальностей для меня в этом вопросе не существовало. Правда, признавал, что быть сыном армейской шишки — лучше для карьеры, чем быть лучшим специалистом. Периодически такие истории про родственников больших начальников и их неотвратимый карьерный рост обсуждались в среде офицеров. Но, до сих пор, наблюдателем таких случаев мне быть не приходилось. Может не в тех местах я служил, не знаю. Был у меня в звене генеральский сынок, но парень был скромный, да и папка его показался мне суровым по отношению к своему чаду.
И вот я столкнулся с национальным вопросом в политике партии к офицерам во всей его наготе. И сильно меня эта нагота разочаровала.
До сих пор мне приходилось слышать про проблемы межнациональных отношений среди срочной службы. В истребительных полках большинство бойцов были из Средней Азии и Кавказа. Там, где какая-то национальная группа в подразделении составляла большинство, начинались проблемы в казарме. Нацмены занимали самые хлебные и тёплые должности и начинали ущемлять остальных. Только славяне были не способны объединяться и гнобить себе подобных. Терпение великороссов было безграничным и непонятным.
Межнациональные отношения в казарме всегда были под пристальным вниманием командиров и политработников. Но это внимание не было всеобъемлющим, а потому, изредка, приходилось с опозданием вскрывать эти нарывы. Брежневская новая общность — советский народ — была далеко не общностью. И в казарме это было видно, как нигде.
Офицерская среда, конечно, в этом отношении отличалась терпимостью. И эту терпимость прививали в курсантские годы. Национальный состав в училище отражал всё богатство Союза на национальности. В нашем классном отделении на 25 человек было 9 национальностей. Именно в училище я впервые почувствовал душок национализма, но за четыре года он совершенно испарился из отношений курсантов. Училищные годы загоняли национальные амбиции курсантов вглубь. Но, как показало время, вовсе их не искореняли.
Моя попытка протолкнуть на должность корейца, показала мне, что с равенством в нашем обществе не всё так хорошо, как вещают голубые экраны. Замкомэской назначили другого командира звена, тоже достойного офицера, но моложе Кима. А могли бы назначить и Ермакова, но он ещё из опалы в нашем полку не вышел. Я засчитал себе поражение в кадровой политике. Сними, Толя, розовые очки.
Прошло немного времени и мне пришлось решить национальную коллизию в среде срочной службы нашей эскадрильи. Однажды старшина эскадрильи, сержант-кавказец, пожаловался мне, что не может найти управы на бойца, который категорически отказывается заниматься уборкой казармы. Осталась одна мера — устроить ему «тёмную». Мне это ЧП в эскадрилье было ни к чему. Пообещал ему разобраться. Надо ли говорить, что этот боец был второго года службы, решил показать норов.
В ближайший вечер пришёл в казарму, где старшина собрал мне эскадрильских бойцов в Ленинской комнате. Никакого плана у меня не было. Понадеялся на свой лейтенантский опыт ведения политических занятий с бойцами, научивший меня общаться с нацменами, которые «моя твоя не понимай».
Добился от бойца, чтобы он мне пояснил свою позицию. Боец внятно доложил, что у него дома такую работу делают женщины. Мужчине не к лицу заниматься уборкой. Я объяснил товарищу, что уборка — требование гигиены, ничего унизительного в ней нет. Я же не заставляю его убирать мою квартиру. Дома живи по местным обычаям, а в армии — по Уставу. Несправедливо паразитировать за счёт своих товарищей, у которых тоже имеются свои обычаи. Однако, чувствовал, что этому бойцу справедливость в отношении иноверцев и мужская солидарность — пустой звук. Надо зацепить за другое.
Пришлось заявить, что мне по барабану, кто будет убирать казарму, но гигиена должна соблюдаться. И предложил бойцу вызвать в ГСВГ мать или сестру, которые будут заниматься уборкой в его очередь. Пообещал отвести для женщины уголок в казарме, где она будет проживать, но на довольствие ставить не буду. Пусть сынок заботится о пропитании своей женщины за свой счёт.
Боец смотрел на меня с недоверием, явно не ожидал такого поворота в свою пользу. Он немного задумался, а я присовокупил, мол, обязательно напишу письмо в школу и поблагодарю педагога НВП и комсомольскую организацию за «хорошее» воспитание будущего бойца Советской Армии.
Трудно сказать, что отказнику уборки больше не понравилось - проживание родственницы в казарме или письмо в школу, но, коротко обдумав моё предложение, боец твёрдо заявил, что будет заниматься уборкой казармы в свою очередь сам.
Я не обольщался таким успехом. Этот товарищ, который совсем не товарищ своим сослуживцам, всё-равно найдёт для себя тёплое местечко, чтобы сачковать. Дело времени. Надзором за отказником не парился. Удовлетворился докладом старшины эскадрильи, что боец исправно выполняет свои обязанности в казарме. Зачем старшине врать, если он сам с этой проблемой ко мне подходил?