Лето 1944 года было в разгаре. Войска 1-го и 4-го Украинских фронтов должны взять Западную Украину. И, затем, выдвинуться к польской границе.
Маршал Конев смотрел на карту и задумчиво сказал начштабу: «Что отдали - всё вернём! Ещё думают, что своими нациками нас запугают. Мы перемелем и дивизии СС. И бандеровцев из УПА. И скотов из «Галичины».
Ишь, за годы войны, сколько зверья развелось. Тут, как раз, и есть их логово. Стоим перед дверью в Европу. Наша армия – главный гарант победы и новой жизни там».
С улыбкой подполковник Радомиров поднёс старшему лейтенанту Сотовой букетик полевых цветов. Она улыбнулась, оглянулась и поцеловала.
«Вань! Спасибо за нежность. И за цветы». Сделала паузу и кивнула. «Ещё - за такую любовь и за страстность в ночи!». Тот обнял женщину и прижал. «Любаша! Как красное знамя над рейхстагом поднимем, так нашу свадьбу сыграем. И деточек будем рожать в мире - уже сколько душа запросит».
«Сегодня - два года с той нашей, самой первой, ночи. А ты помнишь? Тогда, мы думали, что каждый новый день, как подарок БОГА. А теперь - хочется мира, тишины и семьи».
Он посуровел. «Мою семью всю - шелупень Бендеры положила. Не прощу уродам!». Она вздохнула. «И моих же родителей с сестрой - сожгли в хате, когда деревню захватили. Три брата писали мне с фронтов, что обязательно за них поквитаются. Они - слов не бросают».
Спустя полчаса подполковнику позвонили из штаба. По данным разведки - до сотни грузовиков пытаются уйти по лесным массивам. И там - часть группировки УПА, которая желает выскользнуть из «котла» под Львовом.
Радомиров смотрел карту. «Да, всё отметил. Выдвигаемся. В течение часа будем там и настигнем ублюдков». Затем, ещё тройку минут, слушал важную информацию. «Есть. Армию догоним». Танковая колонна ушла в поиск.
Глаза старшего лейтенанта Сотовой стали влажны. А сзади - послышался кашель. Майор Чепрагин, начальник медсанчасти, подошёл и подкрутил седые усы. Едва махнул хвосту колонны. «Эх, дай БОГ, чтоб все живы остались. А вы, Любочка, не грустите. Всё будет хорошо!
Такая любовь, как у вас, с Иваном Дмитричем, бывает, пожалуй, раз в сто лет. Вы его обязательно отогреете от потери семьи. И сами много деток ещё нарожаете. Своей семьёй долго и счастливо проживёте - уже после войны». Она едва вздохнула. «Спасибо, Денис Лукич! Вы – добрый доктор и настоящий отец госпиталя. Как вы умеете утешить каждого из нас!».
Госпиталь передвигался к другому пункту назначения. Окраина городка. Вот закрытая школа. Майор Чепрагин разгладил усы. «Да! Знатное дело. Будем выгружаться». «Денис Лукич! Я на десяток минут отлучусь. Да?».
И шепнула ему на ухо. «Плохо мне. На рвоту тянет. Возле речки тут посижу». Радистка Света дала немецкий автомат. «Возьми, на всякий случай, «шмайссер»».
Хотела спуститься к речке - возле школы. А, потом, увидела заросли на повороте реки. «Там побуду». Пришла и села. Рвота подступила к зубам. Любочка пошла к воде.
Но! Что это? В полусотне метров, озираясь по сторонам, двое солдат тихо брели на тот берег. А, за ними, еле шёл офицер. Держа «вальтер» в левой руке, а правой «прижимая бедро». Форма была не советская и не польская. И Сотова вспомнила шевроны, которые были на рукавах.
«Боже! Так это – нацики». Она метнулась к ближней иве и забросила ствол на ветку. Руки передёрнули затвор. И пули гулко «ушли». Две передние фигуры рухнули в воду. Офицер обернулся. Сотова яростно била в лицо, как и положено лютого врага. «Тварь! За всех моих и за нашу Победу».
