Фонды библиотеки Ашшурбанипала
разошлись по различным дворцам и храмам.
Большая их часть безвозвратно пропала,
но в оставшейся куче гадательных книг,
сборников молитв и иного хлама,
сохранился странный частный дневник.
Текст дневника – архаический ассирийский,
но британские исследователи полагают,
что первоисточник – митаннийский арийский,
там совсем иной грамматический строй,
да и эпоха немного другая:
век примерно двадцать пятый – двадцать второй.
1
И не то чтобы крупный, но всё же чиновник,
я впервые должен подняться в горы –
соблюсти закон и найти виновных,
ну, по крайней мере, причину узнать,
чтоб потом доложить, возвратившись в город,
отчего имела место резня.
Говорят, в горах объективно опасно:
камнепады, оползни, дикие звери.
Можно съехать в пропасть погодой пасмурной,
умереть от укуса лесной змеи.
Ведь никто ещё до сих пор не проверил,
как погибли предшественники мои.
2
Вот везут меня по пологому склону
мимо зарослей малознакомой зелени
в деревеньку, не то чтобы отдалённую,
но вполне параллельную жизни долин,
и строения, нависшие над расселинами,
сквозь туман просматриваются вдали.
Камни с гор пытаются осыпаться –
на дороге, считают, им самое место.
Каждый сорванный листик, растёртый в пальцах,
на поверку оказывается ядовит,
и козявки пахнут настолько мерзко,
что приходится сбрасывать, а не давить.
3
Вот и кончились склоны, луга и чащи,
и бегут навстречу стайки мальчишек,
и оравы собак, доселе молчавших,
начинают долгий истошный лай,
ободряя юнцов, меня б замочивших,
если бы община добро дала.
Как их бесит то, что стою и молчу я!
Но меня старики уже взяли в руки,
выбирают дом, где я заночую –
за высокой каменною стеной.
И из окон выглядывают старухи,
и собаки захлёбываются слюной.
4
Ранним утром я вышел на свежий воздух,
спотыкаясь о камни, комья и корни,
я взглянул на осенние низкие звёзды,
зафиксировал в памяти внутренний двор,
возвратился в дом, был чем-то накормлен
и отведён куда-то на разговор.
Я сказал им, что я блюститель закона,
что меня прислало моё начальство,
потому что в городе неспокойно
из-за ваших людей, поселившихся в нём,
и такие вещи стали случаться,
как резня на улицах белым днём.
5
Понимаете, говорю, у нас на базаре
зверски убивают ваших торговцев.
Может быть, вы за дело их растерзали,
но попробуй кому-нибудь объясни,
что разборки касаются только горцев,
не поняв источников вашей резни.
А они говорят, что придётся остаться.
Типа – на правах дорогого гостя.
Слушаю их песни, смотрю их танцы,
ем их мясо и травки. Кажется, сыт.
Но от брошенной мной у порога кости
отворачиваются даже голодные псы.
6
Пятый день я кушаю их разносолы,
слушаю немелодичные песни.
Среди них я совсем не помню весёлых –
или мне не понятны пласты их чувств?
И под звуки скорби, тоски и спеси
я их варварской вежливости учусь.
Но слова их просто непроизносимы,
результаты уроков вполне плачевны:
напрягаю память, гортань насилую –
и они кривятся, и сам не рад.
А они по-нашему – без исключения –
не особенно складно, но говорят.
7
Я сижу в горах вторую неделю.
Замерзаю, в особенности ночами.
Устаю, хотя ничего не делаю,
кроме проведения редких бесед.
И тяжёлая туча кровавой печали
над моей головой продолжает висеть.
Неожиданно возникла новая сложность:
по традициям этого горного рода
дорогим гостям выдают наложниц.
Мне они предложили на выбор двух:
пегую вдову и девчонку-уроду.
Я без колебаний выбрал вдову.
8
Первый муж её был убит в походе
на каких-то соседей – за три перевала,
второго – убили друзья на охоте,
третий почему-то зарезался сам.
То, как по мужьям она горевала,
видно было по седым её волосам.
Двое детей её умерли в колыбели,
двое умерли, не успев родиться.
У неё довольно часто случались бели,
во рту не хватало пяти зубов,
были шрамами изуродованы ягодицы,
но я испытывал к ней любовь.
9
Она в этой жизни видала мало,
не бывала дальше соседней деревни,
но с полуслова меня понимала,
словно десять лет со мной прожила –
как погибшая за год до этого времени
моя любимая вторая жена.
Живя в горах как бесправный заложник,
я не мог и думать о свадебном пире,
но пропел ей ритуальный двенадцатисложник,
сочинённый тысячу лет назад,
а ещё мы верёвку тайно купили,
чтобы семь узлов на ней завязать.
10
Шесть солдат поднимались сюда со мною.
Через месяц осталось их только двое.
Один перемигнулся с чьей-то женою,
а на утро вдруг оступился в обрыв.
Другой отравился какой-то травою.
Двое просто ушли, даже дверь не закрыв.
Наступила зима. Снег лежит на кровлях.
Живописно, но холодно, прямо скажем.
Умер пятый солдат от потери крови,
будучи искусанным сворой собак.
А шестой измучился страшным кашлем,
капли гноя выхаркивая из себя.
11
А меня от напастей уберегали
её удивительно нежные руки.
И когда мы лежали, сцепившись ногами,
я обнимал её и шептал,
что полжизни мечтал о такой подруге
и дарил поцелуи её устам.
Я рассказывал ей про дворцы и храмы,
про плоты, по реке плывущие к устью,
про соседние и отдалённые страны,
и вообще о жизни внизу.
И обещал, что если меня отпустят,
я с собою в город её увезу.
12
А потом её у меня забрали,
сказав, что мужа ей подыскали.
И в моём не похожем на дом сарае
снова поселились тоска и печаль.
Я вослед ей долго махал руками
и слова любви вдогонку кричал.
Я остался один, как лепёшка хлеба,
посреди чужого убогого быта,
пропитавшись вонью дыма и хлева...
И однажды пришли ко мне, чтобы сказать:
«Все, кто должен быть мёртв, наконец убиты.
Всё закончилось. Можно ехать назад».
***
Автор: Гордей Халдеев
Если вам нравятся наши рассказы, то подписывайтесь на наш канал, поддержите авторов! Новые рассказы выходят ежедневно.
#древняя история #поэма #стих о любви #Ассирия #эпос
