Баба Яга третьи сутки ночевала под кустиком. Не совсем, в шалашике, пеньки служили и столом и стулом, ель поделилась лапами.
А всё почему?
Избушка впала в натуральную депрессию.
Ни на вежливое: «Встань ко мне передом», ни на крепкое: «Полено тебе в бок!», не отзывалась.
При любой попытке войти на крылечко хлопала своей лохматой зюйдвесткой, и делала резкие повороты, оверштаг или фордевинд, смотря, откуда запах хозяйски надувало.
Печь не топилась. Плевалась сажей в трубу, нарушая все экологические законы. Лапы…ой, лапки-то, уже подгибались и заплетались!
Она даже зернышки не клевала! Она даже от молочка нос крылечный воротила!
Баба Яга была в полном отчаянии, потому как Избушка отказывалась что-либо пояснять. Да она и кудахтать почти перестала!
На третьи сутки Яге ничего не оставалось делать, как призывать прабабчатую Ягу.
Эта Яга была настолько старой, и настолько мудрой, что ни одного натурального зуба уже не имела. Но таки мудрость в ней очень даже сочеталась с практичностью, и она сумела накопить денежек на вставные протезы, вызывавшие ярую зависть своей остротой и белизной, а у некоторых резкое желание оказаться где-нибудь, токмо не рядом с ней.
Прабабчатая Яга по мелочам не призывалась. Ибо, прежде чем оказать помощь, такое ворчание разводила, столько истин прописных высказывала, что у Бабы Яги последний зуб судорогой сводило.
Но тут деваться было некуда! Избушка …ай, жалко-то как! Избушка рыдала всеми окнами, стонала всеми половицами, и худела, худела, худела прямо на глазах.
Даже мох из пазов посыпался.
Одна надежда была, что мудрая старуха, таки мудрая, а не просто старуха.
Прабабчатая Яга явилась без шума и пыли. Внезапно возникла на полянке, одним левым глазом оценила обстановку, подошла к Избушке, пошепталась с ней, и выдала вердикт:
-Тебе правнученька, надоть ужо древний язык-то вспомнить! Она ж на нём лучше понимает. А то осовременилась! Что это за «океюшка» в твоем разговоре мелькает?! Кекеюшка, такая?!
Яга стыдливо промолчала, есть грех, заразно оно, современное оскопление слов.
-Ладно, долго говорить мне нонеча неколи.
Младшая Яга, мысленно подготовившаяся к долгой, очень долгой лекции пополам с проповедью, незаметно вздохнула. Очень незаметно. Ибо если бы старшая услышала такой облегченный вздох, не миновать отповеди!
- Слушай внимательно, - продолжила старшая, - твоей Избушке надоело быть транспортом, она хочет хоть на немножко побыть пассажиром. А далее думай сама!
Баба Яга почесала уже и так до нельзя взлохмаченную макушку.
Вот чего вы ворчите?! Подумаешь, прическа у Ягуси сбилась! Что? Никогда в шалаше не ночевали?
А зря! Романтика! Звезды… сосновые лапы…точечный массаж без отрыва от производства, на уровне иглоукалывания, соловьи заливаются…комары…ох, комары!!! Через их песни никакой соловей не пробьется!
А вы прическа!
Старшая Яга уже растворилась в воздухе, как ни бывало.
Младшая подошла к окошку, косящемуся на неё большим глазом, и ласково сказала:
-Избушечка, милая, ты что, на ком нибудь покататься хочешь?
Избушка фыркнула, квохтнула:
- На кокококом?! Нет! На чём!
- Поняла, - обрадовано, наконец-то диалог завязался, - ответила Баба Яга. – Тогда у меня к тебе есть предложение.
Ты довозишь меня до моря, я тебе нанимаю корабль. Сразу десяток зайцев подстрелим. И тебя покатаем, и мне за море окиян давно уже пора наведаться. Метелкой там кое - кому по кое - каким маковкам настучать!
Согласна?
Избушка радостно, как неоперившийся цыпленок, заскакала по полянке, кудахча во всё крыльцо.
Продолжение здесь