ОН ЖИТЬ СПЕШИЛ. Воспоминания об отце.
БРЕЮЩИЙ ПОЛЁТ
Мой отец Юрий Алексеевич Живописцев родился, когда бои гражданской войны уже ушли в историю. Еще мальчишкой хотел стать военным.
Да и в те годы кто из его сверстников не бредил мечтами о небе, морских просторах, военной форме.
Его старший брат ешё до финской войны окончил Ленинградское военное училище связи, а отец хотел быть лётчиком.
Когда началась война, отец учился в восьмом классе. Пошёл работать на завод, но учёбу не бросил. С трудом он добился перевода в специальную школу военно-воздушных сил в Казани.
В этом учебном заведении не только давали среднее образование, но и занимались начальной лётной подготовкой. После спецшколы ВВС прямой путь был в военное училище.
В июле 1943 года, после строгих экзаменов и придирчивой медкомиссии Юрий Живописцев стал курсантом лётного училища в городе Чкалове (так в то время назывался Оренбург).
Курсантов готовили к предстоящим воздушным боям по ускоренной программе. Юрий должен был получить специальность штурмана скоростного бомбардировщика.
Отец рассказывал много интересного из училищной жизни.
Один из экзаменов для штурмана было нанесение курса на так называемую «слепую карту». Лётчику-инструктору задавался курс, ион должен на своём биплане ПО-2 пройти по нему, а будущий штурман обязан был обозначить все реки, дороги, посёлки и т. д.
Летали в незнакомой местности вдали от аэродрома, и бывали случаи, что ни лётчик, ни курсант не могли определить, где они находятся.
Тогда более находчивые упрашивали лётчика, как правило, бывшего выпускника этого же Чкаловского училища, пройти на бреющем полёте над ближайшей железнодорожной станцией. Такие воздушные акробатические этюды над населёнными пунктами были строжайше запрещены.
Это делалось для того, чтобы прочитать название станции или полустанка на фронтоне вокзальчика и «привязаться» к местности.
И когда лётчик на свой страх и риск снижался так низко, что иногда шасси задевали верхушки пирамидальных тополей, курсант должен был прочитать название станции. Завидев самолёт, который с жутким воем проносится над перроном, бедные пассажиры бросались врассыпную.
Бывали случаи, когда в стойку шасси попадали кроны деревьев. Тогда самолёт, идя на посадку, тащил за собой целую охапку веток. А на аэродроме их уже ждал разгневанный начальник полётов, и курсант с лётчиком отправлялись на «губу».
НА ФРОНТ
Подходило время окончания училища. Но с мечтой о небе отцу и его товарищам пришлось расстаться. В связи с угрожающей обстановкой на одном из участков фронта, весь их курс ещё до выпуска был срочно отправлен в пехоту.
Так отец попал в 177-й запасной полк 60-й армии. В декабре сорок третьего на Первом Украинском фронте он получил боевое крещение. Уже в 1944 года его перевели в 15 отдельный миномётный дивизион, сначала помощником, а потом и командиром взвода.
Во время одного из боёв на Украине отец был ранен. Название той деревни, которую они отбивали у немцев, из памяти выветрилось, а пулевой шрам остался навсегда.
После госпиталя отец попал в другую часть.
В августе 1944 года младшего лейтенанта Ю. А. Живописцева, назначили комсоргом батальона 462-го стрелкового полка 100-й стрелковой дивизии одного Украинского фронта.
В ВОЙСКЕ ПОЛЬСКОМ
Особую страницу в истории100-й стрелковой дивизии составило участие в Львовско-Сандомирской операции.
За героизм и высокую боеспособность, проявленные, личным составом при освобождении Львова, стрелковая дивизия получила наименование Львовской.
Многие годы спустя, мой отец вспоминал величие и красоту этого города, восхищался его архитектурой, культурным и историческим наследием, богатством музеев и картинных галерей.
В сентябре 1944 года часть 100-й стрелковой дивизии генерала Красавина миновала демаркационную линию и вышла к польской границе. Теперь путь полков дивизии проходил уже по чужой земле. Солдаты шли через хутора и небольшие городишки с незнакомыми названиями.
«После одного из переходов наш батальон остановился на отдых в фольварке Тенишев», — вспоминал впоследствии отец.
У нас в семейном альбоме сохранилась фотография этого фольварка. Ее нашёл и подобрал на память мой отец, в брошенном поляками доме. Ухоженность польских дворов, селений, высокая культура крестьянских хозяйств его очень впечатлили.
И вообще, у отца о поляках и Польше остались самые тёплые воспоминания. В то время по просьбе командования Войска Польского, для поддержки полякам придали советские части — более двадцати тысяч наших офицеров и солдат.
В это число попал и младший лейтенант Ю. А. Живописцев. Он научился немного говорить по-польски, или, по крайней мере, понимать поляков, носил польскую форму, которая была довольно красивой. В частности, он вспоминал, что отношения с польскими воинами были очень дружеские. Тем более сражались они бок о бок и частенько выручали друг друга в тяжёлую минуту.
Ему даже запомнилась польская песня молодых офицеров, которую те по традиции пели во время выпуска из военных училищ.
Отец знал её и иногда напевал, когда был в хорошем настроении. До сих пор помню его рассказы о тех событиях.
Одним словом, у отца Польша оставила бы самые приятные воспоминания, если бы не случай, который имел для многих в их батальоне трагические последствия.
ЗАПАДНЯ
Во время марша на очень узкой горной дороге, где в сторону свернуть или выйти из походной колонны было некуда, на их подразделение из засады выскочил немецкий танк. В то время в Польше было немало недобитых фашистов, скрывающихся в лесах и глухих местах. Видимо, таким был и тот немецкий танк. Беспечность командования батальона, ошибки боевого охранения и подвижной разведки привели к гибели множества людей. Гитлеровский танк на всей скорости врезался в колонну 462-го полка, круша всё перед собой. Выстрелы из винтовок и автоматов по броне ничего не дали, противотанковых гранат при себе не оказалось. Людям в узкой горной ловушке бежать было некуда.
Пока удалось поджечь танк, ушло немало времени, погибло множество человек.
Отец вспоминал о своём друге, лейтенанте Геннадии Мамонтове, он тоже оказался в этой колонне. Танковые гусеницы так раскатали, перемесили тела погибших, что потом трудно было их опознать. Батальон неуклонно шёл вперёд, ещё продолжались бои, и особо разбираться было некогда. Родным послали похоронки. О тех, кто погиб на глазах у всех, и это могли подтвердить сослуживцы, написали: «пал смертью храбрых».
Бесследно сгинувшим, в этой каше формулировка была иная: «пропал без вести».
Отец принимал участие и в освобождении Кракова. Этот красивейший польский город запомнился ему на всю жизнь.
ОСВОБОЖДЕНИЕ ПЛЕННЫХ
В 1945 году батальон, где служил отец, освободил немецкий концлагерь, где было много русских военнопленных. Решительным броском части поляков и советских солдат смогли выбить охрану и не дали им уничтожить пленных. Измученные, оголодавшие, почти потерявшие надежду на избавление, люди со слезами счастья радовались своим освободителям.
Командование постаралось развернуть полевые кухни для того, чтобы начать возвращение к жизни военнопленных. Раздавали крошечные порции бульона, чтобы не причинить вреда истощённым узникам.
Уже вечером, когда военнопленные собрались для прощания с солдатами, один из них смог даже исполнить песню. Её этот самодеятельный поэт и композитор написал, находясь в неволе.
Отец запомнил только первые строки:
»Знаю я наперёд,
И пленного сердце не врёт,
Что девушка наша Россия.
Она никогда не умрёт…»
Сила духа и воли этого безвестного бойца потрясли тогда всех. Отец часто вспоминал об этом и сожалел, что не успел узнать имя этого человека.
Отец закончил войну в мае 1945 года в Польше, но служил ещё и после Победы. Часть перевели в Московский военный округ в Подольск.
Только в 1946 году отец был демобилизован из армии и вернулся домой.
Ему исполнился 21 год.
НО ВОИНА ДОГНАЛА
В Белово он приехал после окончания юридического института и историко-филологического факультета Казанского университета имени Ленина, в которых он учился одновременно — очно и заочно.
В нашем городе он сначала работал следователем прокуратуры, затем юристом на цинковом заводе, позже членом коллегии адвокатов.
Мой отец прожил до обидного мало, его не стало в 46 лет. Ушёл он из жизни, когда ещё не было того всенародного признания величия подвига русского солдата. Не было и заботы о бывших участниках войны.
Сейчас думаю, что Великая Отечественная не прошла для него бесследно.
В тридцать семь лет физически очень крепкий, никогда не куривший, абсолютно равнодушный к спиртному, отец неизлечимо заболел. Возможно, первопричиной явился один фронтовой эпизод.
Отец вспоминал, что однажды они с лейтенантом Мамонтовым случайно попали под обстрел своих «катюш». Смерч огня, обрушившегося сверху, был ужасен, всё пылало вокруг.
К счастью, никто не пострадал. Но этот налёт не прошёл бесследно. Черноволосый Мамонтов в одночасье поседел, а светловолосый отец, вроде бы, никаких последствий для себя не ощутил. Как потом оказалось, радоваться было рано, война догнала его уже в мирное время. Отец оказался прикован к постели. Борьба с недугом продолжалась девять лет.
Я хорошо помню, как отец мужественно и тщетно старался преодолеть болезнь. Даже смог выйти на работу, но во время судебного процесса, где он участвовал как адвокат, его вновь поразил тяжелейший инсульт.
В 1971 году он умер.
Но жива память о нём в нашей семье. Правда, фотографии военных лет найти уже не удалось. Снимок 1947 года сохранился в зачётной книжке отца.
Михаил ЖИВОПИСЦЕВ.
Источник: Подвиг на все времена. Том № 2. Год издания 2010.