Я познакомился с Надей, проходя срочную службу в одном таёжном селении Красноярского края. В армии я был уже на излёте, отслуживал последние полгода. Наше знакомство с ней было скоротечным, но оно, как божья искра, освятило всю мою последующую жизнь. Вернее искорка-то затухла, так мне казалось, а на самом деле она невидимо продолжало тлеть. А потом начала возгораться и постепенно превратилось в пламя, которое я не в силах был потушить.
Но всё по порядку. Я окончил школу сержантов и был направлен служить на точку в Красноярский край. Точка – это то место, где в тайге под землёй прячется баллистическая ракета. Её обслуживает контингент ракетчиков и военных строителей. Однажды в одном из посёлков той местности, не буду его называть, так как это будет не совсем честно по отношению к участникам тех событий, произошло ЧП. Пьяный солдат на ЗИЛе сбил насмерть гражданского. Командованию нужно было принять меры. На въезде в этот посёлок был поставлен вагончик военной комендатуры. Комендатура состояла из младшего лейтенанта и четырёх оболтусов: стариков-сержантов. Да мы были сержантами, и нам оставалось служить полгода. Командование просто отделалось от нас, - спихнуло разлагающие роту элементы куда подальше и перекрестилось. В нашу обязанность входило выявлять и задерживать самовольщиков, которые убегали с точек в село за водкой и на свидание с девчонками. Немного о посёлке, где нам предстояло нести службу. Он был протяжённостью более шести км и основной массив строений был сосредоточен вдоль дороги. Мужчины посёлка ездили в тайгу на лесоповал, женщины вели хозяйство и упорно их ждали. Молодёжь изнывала от скуки и безнадёги. Юноши, - кто сидел, кто служил, кто спивался, - составляли немногочисленную армию мужского населения. Девы же, с восьмого по десятый класс, делали ставку на солдат, проникавшими в их родовые гнёзда. Они это делали зажмурясь, лишь бы сдёрнуть оттуда раз и навсегда. Они знали, как и чем приворожить солдата и большинство дев уезжали с отслужившими парнями уже, конечно, не девами.
Так как в посёлок прибыли «комендачи», самовольщики остереглись бегать сюда без насущной необходимости. Им отводилась глубокая ночь, а ночью не та видимость, да и собак полно, которые бегали по улицам шумными стаями. Таким образом, четыре сержанта во главе с «летёхой» стали объектом пристального внимания всех девушек и женщин доброй воли, населявших этот поселок.
Скоро мы освоились и поняли: начальство далеко, солдат нет, денег - тюти, девах полно, самогона тоже и… жизнь наладилась. Такого пьянства, дебоширства и разврата мы сами от себя не ожидали. Как только мы продирали глаза, к нам в вагончик приходило местное хулиганьё и предлагало развлекуху. Все эти приключения заканчивались пьянкой, дракой, развратом, что потом со смехом вспоминалось и возводилось в ранг заслуг перед самими собой. Дурная энергия из нас хлестала, уровень адреналина зашкаливал. Проверяющие чины падали в обморок, заставая нас тёпленькими. Представьте такую картину: приезжает майор, довольно интеллигентный и образованный человек и видит, извините за натурализм, облёванные матрасы на заборах. Мы в стельку пьяные лежим в вагончике на полу, а посреди комнатушки чан с недопитой брагой, который был конфискован у бабки-самогонщицы.
Видуха у нас была кричащая. Мы не подстригались, ходили нараспашку расхлебенившись. Один из нас не вынимал соску изо рта, которая висела у него на груди; другой - не расставался с гитарой и орал матерные песни. Это был своеобразный протест против дембилизма, в который нас окунули. Нам нужно было ловить солдат, но сажать их было некуда. Провизия завозилась с опозданием. От бараньего жира и гнилой картошки скулу на бок вело. Бани не было. Если бы не сердобольные «тёщи», не знаю, как бы мы выжили в таком положении.
Однажды в одно морозное зимнее утро я вышел из вагончика, чтобы нарубить дров. Прошлой ночью была большая потасовка с солдатами, которые пришли, чтобы отомстить за конфискованный у их собрата портфель с водкой. Пришлось позвать местных на помощь, что спасло нас от полного уничтожения. Я взмахнул топором и всадил его в бревно, которое валялось неподалёку от дома, от дома, в который нас периодически пускали мыться. Как-никак там проживали две девицы на выданье, но с ними у меня были прохладные отношения.
- Это и есть один из тех донжуанов, о которых не перестаёт трезвонить людская молва? – раздался задорный девичий хохот.
Я поднял глаза и увидел возле себя двух девушек, которые с откровенным любопытством меня рассматривали.
- Я слышу в вашем голосе ноту разочарования, мэм, - нашёлся я, наконец.
- Просто ожидания не совсем совпали с увиденным, сэр, - сказала одна из них. – У вас утренний моцион, не так ли?
- Совершенно спереди, мэм. Моционить наше призвание, - продолжил я классический выпендрёж.
- А какими ветрами вас сюда занесло, милый солдат? – спросила вторая девушка.
- О, об этом можно писать романы и слагать легенды. Но я благодарен богу за одно то, что я имею счастье видеть вас и говорить с вами, мэм.
Так я говорил, с придыханием и некоторым раздрожением, пыхтя, потому что усердно орудовал топором, не обращая никакого внимания на рядом стоящих красоток, чем, наверное, и вызвал ещё одну волну смеха.
- А вы артистичны, сэр.
- Да, я пробовал поступать в этот… как его…
- Театральный институт?
- Нет, в этот, э-э-э, театральный кружок…
- У вас неплохо получается входить в роли. Итак, какая же из них вам ближе всего?
- Как вы уже изволили заметить, мэм, в основном роль донжуана.
- Поразительно! Никогда бы не подумала, что донжуаны имеют столь оригинальный вид! Изобразите что-нибудь, чтобы развеять мои сомнения.
- С превеликим удовольствием и только для вас, мэм.
Я подошёл к девушке, взял её руку и, поцеловав её, сказал: «Я люблю вас, Наденька!» Не знаю, что на меня нашло, но под воздействием то ли вчерашнего алкоголя, то ли бурной ночи, то ли под воздействием внимания этих девушек, я действительно вошёл в роль и сыграл этот момент с таким подобострастным артистизмом, что аж сам опешил. Я приложился к руке и с какой-то невероятно преданной любовью посмотрел девушке в глаза. При всём при том вид, конечно же, у меня был весьма своеобразный. Расхлябанно-разнузданный. Под глазом красовался синяк, а на глаза спадали вихры. И тут такие словесные пассажи…. Это всё выглядело довольно комично.
Продолжение следует.