с гномами какими-то
услышанная более чем дважды история, случившаяся (как свидетельствовали) в 1967, вполне может претендовать на статус реальной, учитывая стремительно меняющиеся условия современности.
Порыв ветра ударил форточкой об откос, вызвав лёгкое головокружение у команды "метеорологов", наблюдающих за погодой через оконное стекло.
Причин (Р. Причин 1949 года рождения), недавно принятый в отдел младшим лаборантом, то и дело поглядывал в окно вместе со всеми.
Но с его рабочего места открывался немного другой вид, и это одна из причин, по которым ему казалось, что молодая девушка (неправдоподобно хорошенькая, и, как ему хотелось, - так же неправдоподобно в него влюблённая) была вовсе не против, незаметно для других, ловить в свои сети его блуждающий взгляд.
- Смотрите! Вон туда. Все смотрите! - ни с того, ни с сего вскрикнул он.
Все, даже не глядя в его сторону, засмеялись (очевидному). В отделе "знали", что тому привиделось. И только и ждали — когда же новичок попадётся на эту "шутку", которую между собой коллеги давно уже называли "контакт".
Воспоминание. О "контакте". Объяснительная.
Некий гражданин в светло сером драповом пальто и шапке из серебристого каракуля, присев на корточки, посмотрел вниз — себе под ноги — на землю, кое-где ещё покрытую зелёной травой.
Коричневые, в тёмных пятнах, жухлые листья клёна, придавленные его армейского вида ботинками, не могли бы даже крикнуть от боли, боясь обеспокоить, — человек тот был слишком счастлив.
Обломки маленьких веточек, аккуратно уложенные им поверх этих листьев, странным образом создавали внутреннее спокойствие. Ни одна не перекрещивала другую, но и строгой параллельности не было. Всё в порядке. Всё "как по нотам". Мелодично и умеренно скоро.
Поодаль виднелась чёрная труба.
Пока её не было в его поле зрения, всё было хорошо на душе у него.
Всё тогда ещё было хорошо.
Всё уже было хорошо.
Он хлопнул себя по коленям и вскочил, подпрыгнув неожиданно высоко. Скорее всего, — в надежде разглядеть своё местоположение с высоты сделанного прыжка. Но... напрасно
Ничего более примечательного, чем, просто чёрная труба посреди леса.
путепровод
Этот путепровод — таинственный и зловещий — притягивал звуком, похожим на звук катящихся по жёлобу шаров.
Откуда-то мы с вами непременно знаем, что шары эти — красного цвета. Таковы условия задачи - вспомнился вдруг потрёпанный учебник с разрисованными детской рукой страницами.
"...Через час, когда прокатится чёрный шар, вероятность угодить в репейник повышается до ста процентов" - пошутил он вполголоса.
Сухие головки кустарника так непросто отцепить от ткани!
Да, как и липучка. Как и липучка. VELCRO
Такие же крохотные крючочки располагаются по всему периметру - продолжал он размышлять вслух - Ломаясь, те выбрасывают из своих недр полчища маленьких червячков. Это слегка пугает. Но не чрезмерно.
Тренировка в решении подобных задач этому весьма способствует.
Но даже червячки не должны отвлекать от главной, на этот момент, поставленной перед нами задачи — выяснить, откуда приходит и куда уходит путепровод - подбадривал он себя, представляя, то ли себя в роли лектора, то ли воображаемых встречных в роли его слушателей.
Да, но где-то уже случалось со мной подобное. Ну, да ладно.
Запрыгнуть на него можно, будь на моём месте какой-нибудь атлет-прыгун, но в моих настоящих условиях — ноги слабы и тратить много времени, чтобы влезть на трубу — не стоит.
Всё потеря времени. Всё! Есть более важные задачи. Несоразмерно.
Нужно успеть обратить внимание на (появляющиеся из-под земли, с левой стороны трубы) пограничные столбики с ничего не значащими, на первый взгляд, цифрами по убыванию 3... 2... 1... 0...
Нужно успеть.
Внимание
Андрей споткнулся и ударился головой о ствол сосны. Сколько он пролежал — определить не представляется возможным, но уже светало.
Лес. Река. Поле. Городок.
А ещё дальше деревянных домиков — тёмно-серое здание, напоминающее будто бы, главное здание старинной усадьбы.
Андрей пошёл по направлению к нему.
Про неопасную травму, полученную при столкновении с деревом, он и не вспомнил. Не было повода. Память осталась ясной. Птицы. Небо. Жизнь продолжается. Чудесно!
Грунтовая дорога сменилась бетонкой. И, наконец,— перешла в асфальт.
Подходя ближе к намеченной цели, он увидел внушительных размеров плакат на стене, гласивший: "Запрещается находиться на территории без спецодежды! Запрещается перемещаться по территории без сопровождения двумя гномами".
Прочитав, он нисколько не удивился — да мало ли что за территории. Мало ли с чем там они экспериментируют.
Вокруг ни души.
Откуда-то пришла уверенность в необходимости, во что бы то ни стало, попасть внутрь сооружения.
Опасно!
Однако, он, с трудом справившись с негодованием за такую (со стороны каких-то "высших сил") опеку над ним, отверг мысль об опасности, как совершенно необоснованную, так как некоторое время назад стал замечать, что асфальт под ногами под_пружинивает каждый его шаг, при этом, не мешая, а напротив, способствуя его продвижению.
Его внезапно качнуло, и он тут же переставил ногу, чтобы хоть как-то удержать равновесие.
- Что со мной? - услышал он невдалеке.
Он знал откуда-то, что оборачиваться нельзя, ни при каких условиях. Совсем наоборот, необходимо сделать вид, что он не слышал ничего.
Он оторвал взгляд от дороги и скорее перевёл его, в надежде увидеть что-то не зыбкое, фундаментальное — то, на что можно было, опереться.
Хотя бы, взглядом.
Опора для разума
Хотя бы, взглядом.
Стена здания. Наконец-то! Выглядит основательно.
Ты жъ моя опора!
Он поднялся по ступенькам, испытывая лёгкое замешательство от длинной вереницы странностей, происходящих уже довольно давно.
Но нельзя не отметить, что эти странности только повышали его настроение.
И тут же ему стало ясно, что странности происходят не вокруг него, а с ним. Только с ним.
А значит, и настроение, созданное этими странностями, принадлежит ему исключительно, и по-полному праву. Он широко улыбнулся, ни на йоту не сомневаясь, что именно так должен улыбаться создатель настроения. Поэтому и он заслуживает такую широкую улыбку.
Он имеет право на улыбку.
И он улыбнулся ещё шире.
Конечно же, после, он попытался сосредоточиться на своей главной задаче. Не без этого. Но, к несчастью, из этого ничего не получилось. Ровным счётом ничего. Согнать с лица улыбку теперь могло только что-то "из ряда вон".
Вдруг, резко повернувшись зачем-то, он всмотрелся вдаль.
Всё как обычно. Но ...
Редкое мгновенье успокоения, полученное им недавно от созерцания своего внутреннего мира, уже грозило нарушиться длинной паузой с тяжёлым привкусом негативных эмоций.
Да! Так и случилось! Оказавшись рядом со зданием, он увидел, что обманулся, и стена его на так фундаментальна (как показалась поначалу), а будто вырезана из картона... Картон, отчего-то намокший, к тому же.
И теперь стена начала отклеиваться?
- Ни раньше, ни позже - посетовал он, намеренно достаточно громко.
Но на этот раз никто не отозвался. Так он пришёл к выводу, что победил навязчивое преследование, которое внедряется в в происходящее, заставляя его верить в совпадения.
Победа
я, как в римской сентенции, - пришёл увидел победил
Под слоем (нарисованной) стены, понятное дело, обнаружился ещё один слой. Этого следовало ожидать.
...Так значит тáк вы со мной?
Врагу войны Не объявляя!
Не на того напали!
Я победитель. (я не враг)
Он поднял вверх руки, но не для того, чтобы (как могли бы подумать) сдаться! А чтобы с силой прижать и так удерживать второй слой, уже падающий на него. Безуспешно.
Кто-то бешено колотил в окно, но поворачиваться и смотреть было нельзя сейчас. Не ко времени это! Никто кроме него не сможет спасти ситуацию. Для него это уже становилось делом чести.
Непонятно, что со стеной - резонно рассудил он.
Как она себя поведёт, если он отвлечётся сейчас, чтобы просто узнать, кто стучит?
Да и зачем? Зачем? Чтобы после - мучительно гадать:
А зачем стучит этот кто-то?
Возможно, этот кто-то видит, что Андрей при деле, даже.
Это даже как-то неприлично. И граничит с подлостью.
Андрея передёрнуло.
А после :
- Что ему здесь (от меня) нужно? Ну и так далее.
- Подождите - закричал Андрей не поворачиваясь - Я сейчас не могу! Я занят! Нашли время! - он был само сосредоточение!
В это самое время, Андрей старательно и неторопливо приглаживал ребром ладони кусок стены, будто выгоняя пузырьки воздуха из-под наклеенных только что обоев.
Стук возобновился, и на этот раз гораздо ближе. И сильнее гораздо.
Андрей прислушался и понял вдруг, что это стучит... его сердце.
Оторопь навалилась на него всем своим существом, и, как и обычно, готовила его в дальнее путешествие, из которого он опять не вернётся собой. Опять!
Так любящая мать молча собирала бы непутёвое чадо в дорогу. Зная при этом, что прежним его никогда уже не увидит.
Это тяжело видеть. Это невозможно принять.
Только не сейчас - почти взмолился он - Только не со мной!
М а м а!
Самое время — осознать бы происходящее, но ему было не до того.
Во-первых, стена отклеивается! Во-вторых, кто-то мешает её приклеить как надо, отвлекая его внимание громкими стуками в дверь!
Или в окно стучат? Уже непонятно.
- Слышим! Не стучите - донеслось откуда-то.
И тут же как по команде сердце перестало стучать, остановившись мгновенно.
В вестибюле показалась идущая к двери пожилая женщина, в сопровождении двух человек небольшого роста. На их рукавах красные повязки с белыми снежинками.
Она что-то объясняла этим двоим, отчаянно размахивая руками, и не сводя глаз с Андрея, при этом. А как он попал внутрь? - вот вопрос, который его всё же сбил с толку, отвлёк, всё же, и заставил крутить головой по сторонам.
Чтобы не дать им оснований для высказываний о неуместности действий без должного контроля со стороны администрации территории и вообще, без какого либо допуска на объект, Андрей, решил как-то продемонстрировать свою непричастность к падающей стене фундамента.
Для этого он вовсе перестал дышать и, резко опустив руки к груди, стал внимательно их разглядывать.
Как бы, намекая (своим существованием здесь) на то, что он по своим, более важным, кстати, делам здесь, и, само собой, не только не собирается, но и никак не может помешать - ни функционированию учреждения, в целом, ни разрушающемуся, в результате чьей-то халатности, архитектурному памятнику, в частности.
Вот ещё новость! Смотрите-ка что удумали.
А если необходимо, опять же, провести аудиторскую проверку какую-нибудь, то он готов. Только дайте знак. Не составит труда "на чистую воду вывести" любого.
Делая очень правдоподобный вид невероятной важности собственной персоны, он весьма углубился в изучение своих рук.
На ладонях, откуда-то взявшиеся, следы краски.
Прежде чем откусить и разжевать засохшую каплю (как всегда это делали художники ренессанса) он, пробуя уловить запах, стал принюхиваться.
Но, поднося ладонь ближе и ближе, он заметил наконец, что краска совершенно другого замеса, чем должна быть по общепринятым стандартам.
Он отпрянул, сделав даже неверный шаг назад, и с силой бросил руки вниз.
Возможно, именно это спровоцировало запуск сердца.
Стук его (сердца) в несколько раз превышал все звуки вокруг. И скрыть этот звук было уже невозможно.
Вот тут-то Андрей "всё понял". Понял, что раскрыт. И понял, что, возможно, его "провал" был спланирован заранее, "кем-то сверху". Задолго до его появления здесь в качестве "резидента".
Его пронзило, будто молнией, понимание того, что пострадать теперь могут все, кто находится с ним заодно. Все те, кто ждёт успешного выполнения миссии. Но никак не провала!
Он мгновенно развернулся и собрался бежать, но неожиданно для себя, — увидев этих же маленьких людей, но на этот раз одетых в форменные синие куртки санитаров с фосфоресцирующими нашивками, и, расположившихся теперь позади него, — остался стоять как вкопанный.
Струсил?
гномы?
А вот и обещанные плакатом гномы, получается?
Как же всё это невовремя!
Только начал было осуществлять свой план по спасению всех
обманутых здесь .
Да! На них, действительно, есть спецодежда. Есть и нашивки. И нашивки эти, действительно ! отражают свет.
А есть ли спецодежда на мне? Ведь всё должно быть по (ими придуманным) правилам. Иначе меня могут обвинить и "сопроводить".
Но не успел он осмотреть себя, как один из них (произнося свои слова в какой-то странной, притягивающей к себе как за нити, мысли Андрея, манере) весело спросил другого:
- Ну что, побежали, Фомич?
Спросил он, действительно, до того весело, что Андрей даже засмеялся (несмотря на всю серьёзность происходящего).
"Фомич" улыбнулся, но отнюдь не Андрею. Хотя, обнажив верхний ряд металлических зубов, и глядя на бледное лицо перепуганного насмерть Андрея, будто ему же и ответил:
- Конечно побежали, не стоять же здесь всем пограничными столбиками, Пашка.
И тоже засмеялся.
Продолжая смеяться, и не отрывая от Андрея взгляд, он процедил сквозь зубы окончание фразы ещё раз, но другим (каким-то искажённым металлическим) голосом:
Конечно побежали, не стоять же.
3... 2... 1... 0...
Одумался Андрей, когда от здания был уже метров за двести.
Я тоже бегу? Куда? Как всё нелепо. С санитарами какими-то... снежными. Всё это похоже на сон. Зачем это всё?
Он понял, что за время бега, мысль, что он теперь, возможно, навсегда "Пашка" - не давала ему покоя.
Скорее всего, из-за неё я и бежал так быстро? Или из-за того, что...
возможно, он всегда и был Пашкой, а в какой-то момент ему подменили личную историю? Он стал вертеть головой.
Мимо него проехала машина, основательно нагруженная силикатным кирпичом.
В кабине на месте водителя сидел, то ли человек, то ли что-то очень похожее на человека.
Манекен!
Но не успел Андрей задуматься над этим, как на ухабе машина подпрыгнула, так, что один кирпич перевалился через задний борт кузова и бесшумно упал.
Камень запрыгал по воде и, уткнувшись в ребро, какого-то из им же образованных выпуклых кругов, нашёл вдруг силы подняться на нём немного, — зависнув едва, грациозно перекатиться — но там же немедленно исчезнуть, логично идя ко дну.
Андрей смотрел на растрескавшийся асфальт и, раскиданные по нему, куски мокрой глины, хранящие на себе отпечаток протектора только-только проехавшей грузовой машины.
Кирпич угодил в глину и даже не раскололся.
Странно всё это. Странно. Хотя, нет. Глина же мягкая. Не странно тогда.
Не странно.
Он наступил на глину, будучи готовым к тому, что она пружинит так же (как тот асфальт). Но этого не случилось.
Странно - заключил он - всё-таки, это странно.
Андрей никак не мог ухватить нить происходящего.
Не мог он заставить себя принять правду о том, что кроме реальности вокруг него, есть ещё реальность внутри него. И на границе этих реальностей находится то, что давным-давно он научен определять как "своё тело". Да почитай, с самого детства.
К горлу подкатил ком. Обидно!
Столько реальностей за один раз - это очень некстати!
Эта чему-то наученность с детства — ко многому его обязывала:
Приходилось замечать, что идёт мелкий, слегка косой дождь.
Также пришлось заметить, что вокруг непролазная грязь — стоило немного сойти с асфальтированной дороги.
Остановился он и пришёл в себя, когда в голову пришла новая мысль: “На улице сыро. Молнийно и грязно".
Это его сильно потрясло.
Разве уже осень? Я что, спал? Где? Сколько времени? - бормотал он, оглядывая окружающую местность.
То, что он принял за реку на рассвете, оказалось заброшенным железнодорожным полотном. Какие-то двое там в овраге рядом, парень и девчонка, вроде бы. Не разглядеть. Но отсюда даже видно, что движения их чем-то замедлены.
Мотор на малых оборотах?
Тут-то он и увидел, что на дороге сзади, вдалеке, стоя на согнутых коленях и, упираясь в них выпрямленными руками, на него смотрели два санитара, которых он почему-то принял за "гномов с плаката". Они тяжело дышали.
Он знал, знал точно — тот, кто слева (из этих двоих) — тот и есть обладатель второго места, только что случившегося, очередного этапа долгих изнурительных соревнований.
второй этап:
Первое, что он увидел, был взгляд девушки. Невыносимо пронзительный. Она что-то показывала ему глазами. Но долго он терпеть не смог - рука, предплечье, кисть - всё онемело.
Внезапно, так же как и появилось, онемение исчезло. Но тут же, на его место вернулось нечто другое — краткие импульсы мучительного покалывания, пронизывающее насквозь — будто горячие вибрации прозрачных полей в каком-нибудь очаге радиации.
Он понимал - всё это неспроста - скорее всего, девушка отвела свой взгляд лишь ненадолго, но посмотреть на неё сейчас, чтобы проверить гипотезу он не мог. Знал, что смотреть было нельзя сейчас - ни при каких обстоятельствах.
Почему-то вспомнилось — свято место пусто не бывает! Да так резко.
Впервые в жизни вдруг захотелось на Нептун или в Антарктиду. Чтобы там сгинуть (к ч*ртовой матери), полностью погрузившись в первую же попавшуюся ледяную глыбу.
На голове, на лбу, как моровая язва, вдруг тоже внезапно открылась боль. Жжение было невыносимым, но дотронуться, чтобы успокоить — было нельзя — рука не работала, не было сил её поднять.
- Спишь?
Голос был спокойный и ровный.
Из-за плеча начальника смешно появилось лицо девушки, искажённое мучительной гримасой. Она приложила указательный палец к своим губам зачем-то, так, будто о чём-то умоляла молчать.
- Я? Я не спал.
Так же быстро и смешно лицо девушки исчезло.
Вдруг все закричали. По лицу начальника было видно, что он нисколько не удивлён такой переменой обстановки, и голову свою он стал поворачивать в сторону случившегося больше затем, чтобы показать, что ему, как всем, небезразлично — что же там всё-таки происходит. И затем, чтобы показать это небезразличие именно ему - Руту.
Вот это-то Рута шокировало. Момент показного небезразличия.
А вовсе не то, что только что девушка была так жива и так эмоциональна, а сейчас уже лежала недвижная, с подбородком обращённым к потолку, на холодном кафельном полу лаборатории, среди нависших над нею людей.
- Подскользнулась, нет? - спрашивал кто-то тихо
А указательный палец её правой руки так и остался приложенным к губам. Один Рут знал, что это призыв о молчании.
Так знал или просто догадывался?
Картина навсегда врезалась в его память, как и ямка над верхней губой - глубокий след от неясной просьбы. И через эту борозду, лениво перекатываясь, стекала струя крови. По щеке вниз, куда-то к уху.
А вот и само молчание. Просьба исполнена. Минуту назад ещё ему казалось смешным выражение её лица. А теперь нет. Было не смешно.
Смотреть он не смог. И еле справившись с приступом тошноты, побежал, не особо разбирая дороги.
Улицы, одна за другой.
В какой-то момент, сбегая вниз по ступенькам, нога подвернулась и неудачно выпрямилась, щёлкнув в колене, да так резко, что его даже подбросило. Он не смог удержать равновесие и стал падать.
Взглядом он начал искать, куда бы безопаснее приземлиться.
Трещины на асфальте напомнили ему, что асфальт умеет пружинить!
Тут он вспомнил и про краску на ладони.
И вместо того, чтобы, падая, упереться рукой хотя бы куда-то, и не разбить лицо, он посмотрел на руку, чтобы удостовериться — никакой краски на ней нет. Потому что её не должно быть там!
Наверное, краски там, действительно, не было.
Когда он открыл глаза, увидел, что вокруг него столпились любопытствующие.
- Я его в спину легонько толкнула.
Будто оправдываясь, произнесла какая-то пожилая женщина
- Он глазки-то и открыл.
Рут так резко встал, что голова закружилась, и он, пошатнувшись, стал падать.
Двое мужчин небольшого роста, оказавшиеся к нему ближе всех, вовремя это заметили и успели подхватить его под руки, почти синхронно подставив свои плечи.
Рита качала головой и улыбалась, наблюдая за этим.
Рут испытал неловкость, и краска залила лицо, когда понял, что волнение и переутомление сыграли с ним недобрую шутку... Он уснул!
- А мы тебя потеряли, молодой человек. Даже подумали, что спит где-то наш новоиспечённый. А он, смотрите-ка, бодрствует.
Начальник развернулся в сторону собравшихся и тут же резко повернулся назад - Ведь не спал, да? Просто куда-то выходил, так? Вот и не могли найти, верно же? Чего проще?
Рита мгновенно переменилась в лице и начала отрицательно крутить головой, всем своим видом давая понять, что Руту не стоит что-то делать.
Скорее всего хочет, чтобы я сознался. Вот ещё выдумки! Ох уж эти девчонки.
- Да, я только вернулся. Так, знаете ли, выходил... на улицу. Поэтому и не могли найти. А что, правда, искали? Ну, так, вот он я.