1990. Год, без сомнения, интересный, полный самых разнообразных событий, таких как серия из 88 торнадо в США, правительственный кризис в Канаде из-за статуса Квебека, объявление Армянской ССР войны Азербайджанской ССР и прочая-прочая-прочая. Месяц январь так же весьма избаловал граждан событиями. Взять хотя бы 20 января, когда советские войска взяли под контроль славный город Баку. Или, например, захват 15 января здания Штази в Берлине гражданами, пытавшимися получить досье на себя. Интересно, они были сильно разочарованы, узнав, что большую часть бумаг сотрудники МГБ ГДР уничтожили? Причем сделало это человек шесть.
Впрочем, нас интересует не Советский Союз и не Германия. Область наших интересов все еще находится на Балканах, где 22 января 1990 года коммунисты разрешают создавать партии какие душеньке угодно, что вылилось в создание самых разнокалиберных партий исключительно "демократической" направленности, впрочем, об это я уже говорил. Исключение составил некий доктор права Воислав Шешель, известный для коммунистов диссидент, имевший уже опыт политической борьбы и даже отсидевший два срока в тюрьмах Югославии, что для местной травоядной в общем-то УДБ (Управа Државне Безбедности - Управление Государственной Безопасности) было чем-то из ряда вон выходящей суровейшей мерой наказаний. Его движение тогда называлось «Сербское движение борцов за свободу» и было единственной официально националистической организацией на всем югославском пространстве. Кроме того, он даже съездил в 1989 году в США, где глава равногорцев Момчило Джуич торжественно назначил его воеводой (иначе говоря, фельдмаршалом) Югославии. Все остальные предпочитали оставаться в условиях демократической официальной риторики, не забывая то и дело кормить низы истерически-националистическими речевками в лучших традициях жующего очередной коврик Гитлера.
Что ж, читатель, запомни эту реперную точку - 22 января 1990 года. Именно с нее, с утраты коммунистами монополии на власть, наш цикл, подобно клеверу, из единого стебля начинает делиться на кучу листочков, каждому из которых потребуется уделить внимание. Почему именно с монополии? Проблема в том, что пока в стране сохранялась однопартийная система, то никакое отделение было фактически невозможно. Любая попытка местных коммунистов устроить самоотделение натолкнулось бы на запрет подобных действий из "головного офиса" партии, а подразделения армии и полиции имели бы тысячу тысяч самых официальных предлогов для того, чтобы вмешаться в происходящие изменения, а любого сопротивляющегося хорошенько избить по почкам дубинкой, чтобы потом обвинить в государственной измене, попытке раскола государственного строя, саботаже и прочих преступлениях, которые, при желании, можно найти в 58-й статье УК РСФСР за соответствующий год в качестве наиболее подробного перечисления что же такое "контрреволюционная деятельность" или, по-простому, "измена Родине". Конечно, подобное было лишь в идеале, но все равно в аппарате СКЮ еще сохранялось достаточное количество людей, если и не искренне верящих в "братство и единство", то предпочитающих его разгулу национализмов хотя бы в силу привычки к устроенности собственного быта и околокитайскому нежеланию перемен. Да и появление очередного коммунистического государства, пусть и обмылка Югославии, было бы встречено Европой с непониманием. Иное дело, когда появились многочисленные партии, чуть ли не в открытую заявляющие о том, что представляют собой интересы своего народа или своей республики, ставящие своей целью расширение ее автономии и суверенитета, а также чхать желающие на Белград. Здесь уже были бы соблюдены все внешние приличия, благо плюрализм мнений, стремление народов к независимости, да и романтический флер борьбы с красной угрозой, не забывайте. Именно поэтому, учитывая уже упоминавшуюся травоядность УДБ, после 22 января 1990 года процесс распада оказался необратим. Конечно, имелись еще возможности его остановить, но обернуть процесс вспять, загнать джинна в бутылку - уже нет.
Итак, дорогой читатель, давай вооружимся с тобой лупой и поглядим на один самый верхний листочек нашего клевера. Познакомься, это Социалистическая Республика Словения. Столица - город Любляна. Население - примерно 1913 тысяч человек согласно переписи населения 1991 года, из которого словенцы составляют 88% населения, что делало ее самой моноэтничной республикой в СФРЮ, поскольку хорваты, сербы и югославы вместе едва добирали до 6%. Чрезвычайно развитая разветвленная промышленность, в частности черная и цветная металлургия, электроника, производство электроэнергии, сельское хозяйство, которая составляла 19% всего промышленного и 7% сельскохозяйственного производства Югославии. В 1990 году республика дала 20% валового внутреннего продукта СФРЮ и 33% ее импорта. Здесь производилось 30% всех грузовых машин, 50% автобусов, 40% холодильников и многие другие виды продукции. Казалось бы, живи да радуйся, вот только именно по Словении тяжелее всего ударил нефтяной и югославский общеэкономический кризис. Почти 800 предприятий и производств находились на грани разорения, а вот деньги на их поддержку у столь успешной республики отсутствовали как вид благодаря одной весьма интересной практике. В Югославии существовала так называемая система государственных дотаций "неразвитым регионам" среди которых числились Босния и Герцеговина, Македония, Черногория, Косово и Метохия. Все остальные республики должны были делиться, так сказать, излишками своего бюджета на нужды этих черных дыр, поглощавших деньги с немалой жадностью и каким бы то ни было отсутствием отдачи. Так, в далеком от нас 1952 году Словения была вынуждена отдать на общественное разграбление 97,1 миллиарда динаров, себе оставив только 42,3 миллиарда. Пока все шло успешно, а экономика СФРЮ развивалась ударными 8-9 процентами в год, это не вызывало никаких вопросов, благо все жили сытно и поделиться с соседом, у которого никогда ничего из промышленности и не было, казалось не таким уж и проблематичным. Вот только эта практика продолжилась и после кризиса 1973 года, когда встав вопрос уже и о сохранении своих собственных экономических мощностей. Кормить соседей расхотелось резко и всем. Для Словении же, при своих минимальных размерах и малочисленности населения, составлявшего едва 8% от общеюгославского, это казалось и вовсе несправедливым.
Тут следует вспомнить, что, как опыт сербско-словенских противостояний отсутствовал, как таковой. Конечно, словенским домобранцам изрядно досталось во время Второй мировой, но, скажем так, ненависть воюющих партизан и домобранцев не перешла на мирное население и последующие поколения - отсутствовали причины. Домобранцы практически не использовались в качестве карательных частей, а у партизан практически отсутствовала база для ведения своей деятельности там. Уж извините, гор мало, а леса не такие густые. Поэтому вся националистическая риторика имевшихся в Словении партий и движений носила характер, знакомый нам по Украине. Мол, мы даем вон сколько, буквально "кормим нашего голодного, ленивого большого соседа", а вы нам культяпку на воротник и хрен без соли? Не пойдет! Следует признаться, что в своей риторике словенцы даже были немножко правы, поскольку могли опираться в том числе и на свое собственное производство и длина "поставочных связок" из остальной Югославии не была такой уж большой. Сказалось и то, что Словения была наименее пострадавшей республикой в ходе Второй Мировой. Здесь не жгли села, не уничтожали заводы и предприятия, не вырезали местное население. Движение что немецкой, что югославо-советской армий больше напоминало прогулку туда-сюда, нежели привычные нам картины ожесточенных боев, штурмов городов и прочих военных неприятностей, в то время как ту же Боснию приходилось поднимать из руин и пепелищ. Однако и полностью их правоту признать было невозможно, потому что многие виды сырья проходили на заводах Словении конечную переработку, а вот добыты или получены были в совершенно других местах. Словом, истина, как всегда, здесь лежала посередине.
Но так или иначе, а Словения хотела денег. Ее промышленность задыхалась в тисках экономической голодовки, усугубленной необходимостью дотировать в совершенно им не интересную Боснию или Косово. Тут следует отметить еще и тот факт, что словенцы, в отличие от всех остальных народов, не сказать, чтобы были горячими сторонниками Югославии как объединения народов. Условно говоря, они неплохо жили и при габсбургах, а боевые действия в Каринтии в 18-19 годах следует воспринимать не как стремление воссоединения с братьями хорватами, сербами и прочими, а как "ну раз уж мы входим туда, так мы должны ВСЕ войти туда, а потому отдавай наше, ирод!". Югославия была устремлением интеллигенции, втихую мечтавшей о славянском соединении еще с 1848 года, а не общенародным порывом, но она и не оспаривалась широкими массами, мол, "почему бы и нет, собсна?". А потому, как только начались проблемы, они взяли курс среднестатистического хомяка в направлении "мое, ниатдам". Разумное желание поведения, вот только с коммунизмом, велевшим делиться, оно никак не соотносилось. И потому наружу стали выходить самые разнообразные сторонники национальной самостийности, которые, в силу плюшевости местного населения и отсутствия практического опыта национальной яростной борьбы за свое собственное давимое со всех сторон существование, опирались больше на экономические показатели. Так было банально понятнее, проще и эффективнее. И объяснялось происхождением лидера этой национальной борьбы, о чем ниже.
Но во главе этого процесса, как и водится на всем пространстве Второго Мира (соцблока), стоял настоящий коммунист - Милан Кучан. Он родился в семье словенских лютеран, которые во время Второй Мировой были депортированы нацистами в Сербию. Так сказать, для освобождения "жизненного пространства" для истинных арийцев. Собственно, поэтому никакой симпатии к нацистам и националистам он не испытывал до конца своих дней. Закончил Люблянский университет по специальности права и двигался дальше по партийной линии, в итоге к 1986 году заняв должность Председателя Президиума ЦК компартии Словении. И здесь он развернул осторожную борьбу в направлении все большей и большей автономии и либерализма, что снискало ему популярность среди населения. Это же позволило ему вырваться вперед в момент, когда по всем законам жанра власть должен был получить блок Демократической оппозиции Словении (блок ДЕМОС). Но нет, после первых в истории СФРЮ многопартийных выборов, прошедших в апреле 1990 года в Словении, Кучан был избран Председателем Президиума Скупщины Словении от Союза Коммунистов Словении, хотя ДЕМОС и получил больше половины мест в парламенте.
Тут следует сказать, что наибольшую популярность ему принес конфликт на съезде СКЮ в январе 1990 года, на котором и было принято решение о многопартийности, со Слободаном Милошевичем. Милошевич настаивал на принудительном сохранении пусть и не союза, но конфедерации, причем в том числе и военным путем. На это Кучан не согласился и 23 января вместе со всей словенской делегацией покинул съезд, тем самым развалив СКЮ изнутри. Впрочем, не следует воспринимать выступление Милошевича в качестве попытки спасти единство Югославии. Его, как и остальных, интересовала только собственная власть над своим кусочком страны и подобные речи о сохранении являлись сугубой демагогией в пользу бедных из серии "ну я сделал все, что мог, это все нехорошие они виноваты!". Ежику пушистому даже было понятно, что ни словенцы, ни хорваты не согласятся на то, чтобы их выступления давили силой. При этом никаких конкретных шагов по сохранению Югославии или ее переформатированию в новую структуру Милошевич-то и не предложил, ограничившись тупой демагогией, не менее эффективной, чем мать Кузьмы и ботиночек по столу. А следовательно, и сохранение не предполагалось. Нашему заклятому "другу" Слобе нужен был лишь повод закрепить конкретно имеющееся положение дел, при этом самому в случае принудительно-военного решения проблемы оставшись чистеньким, поскольку "ну я же пытался!". Короче, не лучше и не хуже остальных.
Кучан же, вернувшись в Словению, начал раскачивать лодку. Постепенно. Полегоньку. Не сильно дергая кота за усы. Восьмого марта Любляна поздравила всю Югославию с Международным женским днем путем отмены приставки "социалистическая" в своем названии. Белград проглотил это молча, никак не отреагировав и, очевидно, занятый какими-то совершенно другими делами. Ободренный успехами Кучан устроил 2 июля заседание Скупщины, которое приняло декларацию о суверенитете Словении. Согласно этой декларации в течение года должна была быть принята новая Конституция, а представитель Словении из Президиума СФРЮ отзывался. Силы Территориальной Обороны Словении реформировались и переподчинялись Председателю Президиума. Если можно говорить такими выражениями, то дыхание в этот момент замерло у всех. Руководство всех без исключения республик выжидало реакции на словенские демарши. Но Белград снова молчал, аки партизан. Молчала и армия, пока что не нашедшая никаких признаков выхода.
Что ж, словенцы не остановились. 27 октября принимается резолюция, согласно которой действие 27 общефедеральных законов на территории Словении отменялось, а все последующие федеративные законы должны действовать только после одобрения Скупщиной Словении. Снова тишина. Ничего. Молчание. Все заняты куда более интересными вещами в своих собственных кормушках, а Президиум бессильно метается, пытаясь хоть что-то решить при саботаже половины его членов и нежелании что-либо делать оставшихся. Военное руководство снова молчит. Наконец, 23 декабря 1990 года происходит референдум о независимости Словении, на котором 88,5% проголосовали "за". Э-э-э-э... Снова тишина.
Ну как тишина. В недрах генералштаба ЮНА в это самое время несколько штабистов рожает план по наведению конституционного порядка на территории мятежной республики. Причем операция, в общем-то планировалась достаточно здраво. Планировавшие ее генералы исходили из двух соображений. Во-первых, силы территориальной обороны должны быть признаны враждебными изначально. Во-вторых, опираться на дислоцированные в Словении части было нельзя, поскольку в случае войны они будут блокированы и в лучшем случае осаждены. Следовало использовать силы из других Военных Областей, при этом обладать раздавляющим военным превосходством, чтобы показать всю глубину последствий выхода. В общем-то, силы для этого у ЮНА были. После реформы 1987-1989 годов она насчитывала 185 тысяч человек, сведенных в три Военные Области (1-я со штабом в Белграде, 3-я со штабом в Скопье и 5-я со штабом в Загребе) и Военно-Морскую Область (штаб в Сплите), из которых 140 тысяч приходились на Сухопутные Войска. Даже без проведения мобилизации техническое превосходство полевой армии над партизанскими силами ТО было раздавляющим. Единственную угрозу югославам представляли подразделения полиции. И тут следует взять небольшую паузу.
Так уж получилось, что Милиция СФРЮ не обладала в своем составе подразделениями для подавления беспорядков. Предполагалось использование для этого собственных сил с привлечением подразделений военной полиции в случае какого-нибудь достаточно большого ЧП. При этом милиция обладала значительными запасами огнестрельного оружия, спецсредств и прочего. После массовых беспорядков 1989 года силами республиканских МВД с молчаливого согласия Белграда начали формироваться дополнительные подразделения милиции, специально предназначенные для того, чтобы бить человека дубинкой в толпе. На них выделялись деньги, оружие, форма, даже бронетехника. Разумеется, именно МВД и стало основой для формирования первых подразделений национальных армий в Югославии. Силы ТО - вещь, конечно, хорошая. Они обладают большими запасами оружия, некоторым умением в его применении и большим желанием его использования, вот только они не обладают одним из самых главных требований для местных военных вождей, а именно мобильностью. Силы ТО могут действовать в строго определенном районе своей ответственности, а для их переброски требуется время. Да что уж говорить, для их призыва под ружье тоже требуется время, причем относительно немаленькое. Учитывая все расстояния и 500 км в сутки, которые должна проходить техника, за сутки югославы могут оказаться уже и где-нибудь под Загребом или Любляной для совершения действий, несовместимых с жизнью руководства мятежной республики. Милиция же, во-первых, всегда под рукой, во-вторых, может быть переброшена куда угодно, и в-третьих, обладает всеми необходимыми признаками легитимности своих действий. Необоснованный призыв ТО может привести к столь же обоснованной реакции военных, а вот переброска сил милиции вызовет разве что беспокойство и вопросы из серии "а у вас там точно все нормально?".
Словом, бои хоть и предполагались тяжелыми, но при достаточной оперативности и воле к победе привели бы к успеху вполне ожидаемому и практически безусловному. Вопрос был лишь в том, чтобы как следует ударить. Но - план остался не востребован. Армия тоже промолчала. Словения же копила силы, чтобы 31 января 1991 года принять Декларацию о отделении. Реакции не последовало. Впрочем, и сам Кучан еще не выступал, копя силы. Никто не устраивал пограничных пунктов на границе Словении и Хорватии, не скидывал флаги и гербы СФРЮ. Даже больше, словенцы еще призывались и служили в ЮНА. Просто декларацию приняли... и тишина. Такой катарсис от собственной крутости. Впрочем, и Белград пока еще молчал, никак не реагируя. Поэтому 20 февраля были приняты соответствующие поправки к Конституции, которые провозглашали Словению независимым государством. Ты думаешь, читатель , что реакция последовала? Да нихрена подобного.
дивлялИ вот тут-то словенцы поняли, что все, можно. Что можно сделать что угодно, а за это ничего не будет. Собственно, непримиримых политических соперников внутри Словении у Кучана не было. Блок ДЕМОС происходящее вполне устраивало, как и Партию социал-демократических перемен Словении (в которую превратились бывшие коммунисты). Внешних противников тоже не имелось. С благословения развалившейся СКЮ вообще и Милошевича в частности все вкуснямили свои пироги, а вокруг, подобно китайцу на карикатуре о разделе Цинской империи, волчком крутился премьер-министр Югославии Анте Маркович (боснийский хорват), который конкретно удивлялся от происходящего. Он-то, в отличие от многих, всеми силами Югославию сколачивал обратно, при этом умудрившись скостить вдвое государственный долг (до каких-то жалких 23 миллиардов долларов 1980 года), устроить небольшой (в полпроцента) экономический подъем на фоне прошлых стремительных падений, да еще и остановив инфляцию. И царящий вокруг удас его откровенно не радовал. Но союзников у старого экономиста среди политиков не было никаких. Милошевич кушал Сербию, Джуканович занимался Черногорией, в Боснии творился де ужас на фоне национальных споров, а в Хорватии происходящее на севере от него старательно конспектировал в блокнотик с шаховницей Франьо Туджман, чтобы затем устроить так же, пусть и менее успешно. Армия молчит по неизвестным причинам, никто по рукам не бьет, а из заграницы призывно машут руками европейцы, тихонько шепча "Давай! Давай!". При этом экономика СФРЮ после небольшого взлета, вновь ухнула вниз благодаря тому, что банк Сербии втайне от всех напечатал динаров на 1,7 миллиарда долларов, которые были потрачены на подкуп всех и вся ради победы Милошевича на выборах. И экономика, державшаяся только на недавно проведенной деноминации и твердом курсе 7 динар за 1 немецкую марку, рухнула в еще большую задницу, тем самым убив последний аргумент сторонников сохранения Югославии, который заключался в словах "ну посмотрите, что я зделяль!", мол, скоро будет норм, подождите, не уходите, сегодня полпроцента роста, а завтра три, а потом может и девять, эх, заживем вкусно как при Тито! Исходя из этого, можно смело называть Слобо Милошевича самым большим пи... архитектором развала Югославии. По сравнению с его стремлением урвать себе собственную Сербию все остальные бледнеют и краснеют, аки девственницы в первую брачную ночь.
Единственный, кто поддержал премьер-министра в его стремлении сохранить хоть какое-то подобие страны, был генерал армии Велько Кадиевич, министр обороны СФРЮ. При том, что сам генерал был категорически против сохранения Словении в составе Федерации по причинам полного отсутствия исторических связей словенцев и других югославских народов, он не желал вооруженного распада и был сторонником постепенного выпинывания Любляны из Югославии. Но Кадиевич был не столько политической, сколько военной фигурой, назначенной для того, чтобы никто не мог оказывать давление на ЮНА. За ним стояли десятки тысяч штыков, но в силу типичного для стран социализма военно-подчиненного мышления он не был способен сделать первый шаг самостоятельно. Во время заседания Президиума СФРЮ с 12 по 15 марта 1991 года генерал неоднократно выступал с предложением введения чрезвычайного положения в стране с целью наведения порядка и территориальной целостности, но, разумеется, его не поддержали. Какое, к черту, положение? Выборы на носу! У всех! А вы тут со своим положением. Не маленькие, потерпите. К тому же в 45 рожать опасно, не слышали?
Ничего ситуация не напоминает, читатель? Мне лично эта ситуация напомнила положение перед путчем ГКЧП, мифическим и от того более нелепым. ЮНА страдала одним определенным пороком любой из армий соцстран – хронической неготовностью командного состава брать на себя ответственность. Годы мирной жизни и полной регламентированности быта и действий вкупе с всесильем армейских политических организаций привели к полной неспособности бывших наследников лихих партизан к самостоятельным действиям. Нужен был ПРИКАЗ сверху. Любым иным способом военную махину было не сдвинуть с места при всем желании ее пользователя. Велько Кадиевич прекрасно видел всю суть надвигающейся катастрофы, но не мог на нее никак повлиять, потому что у него банально не было приказа. Все свои соображения он дисциплинированно выложил начальству, которое, готов поспорить, приофигело от подобной перспективы уничтожения собственных уже почти выстроенных царств. Разумеется, приказа генерал так и не получил, а потому продолжил оставаться безучастным наблюдателем.
А тем временем, пока армия ЮНА проглатывала унижение за унижением, Словения активно действовала. Во-первых, на всех дорогах появились таблички, поясняющие для умеющих читать, что они въезжают на территорию «Республики Словения». Во-вторых, на таможенных постах так же нарисовались мутные личности, также оказавшиеся таможенниками республики Словения. Любляна потихоньку готовилась к реализации собственных деклараций. И, наконец, этот день наступил. 25 июня 1991 года Милан Кучан объявляет о том, что под контроль правительства Словении переходят все границы, а также воздушное пространство республики. Силам ТО предписывалось блокировать расположенные на территории страны военные городки (по сербской классификации – «казарм»). Аллес, приехали.
И вот тут-то в Белграде, наконец, наступила тишина. Все сели по своим углам и стали выяснять, что же именно сделает руководство единой Югославии с непокорным местным царьком. Следует отметить, что Президиум СФРЮ так и не родил ни единой здравой мысли. Председатель этого самого Президиума Борисав Ёвич своими попытками найти крайнего только блокировал работу и без того безнадежно параличной организации. Единственным, кто в данных обстоятельствах сумел сохранить хоть какую-то здравость мысли, оказался премьер-министр Анте Маркович, который втайне ото всех приказал Кадиевичу срочно вернуть Словению обратно военным путем.
Что ж, министр обороны, получив, наконец-то, хоть какой-то осмысленный приказ от руководства, срочно развернул кипучую деятельность, правда, ошибочной направленности. Он приказал через сутки предоставить ему полностью готовый план военной операции, причем с указанием необходимого наряда сил и средств. Что ж, 26 июня командующий 5 Военной Областью генерал Конрад Колшек и его начальник штаба Андрия Рашета предоставили на рассмотрение Генералштаба целых два подготовленных плана. Первый из них представлял собой полномасштабную военную операцию со всеми положенными к ней веселыми занятиями вроде штурмов, артиллерийских налетов, массированного применения техники и авиации. Его проблема заключалась в том, что только на подготовку к наступлению отводилось до двух недель, а сама операция в самом оптимистичном из вариантов планировалась к окончанию только через месяц после начала. Такие сроки не могли удовлетворить Генералштаб, который действовал банально без санкции главы государства. В любой момент могла поступить команда на отмену операции, нарушение которой привело бы или к аресту всего генералитета.
Поэтому был принят куда более ущербный второй вариант. Он не предполагал широкого применения сил и средств и планировал ограничиться привлечением частей, дислоцированных в Пятой Области. Всего Пятая Военная Область насчитывала 35 тысяч солдат и офицеров, 700 танков, 400 БТР и БМП, а также 900 орудий и систем залпового огня всех калибров.
Второй особенностью данной операции был ее полицейский характер. Исходили генералы из тех же самых принципов, из каких планировалась первая чеченская компания в России, а именно дойти до столицы, блокировать, занять, поднять флаг и успокоиться. А заодно восстановить контроль над пограничными пунктами и постами. Сопротивление ТО не учитывалось, какого-либо анализа ситуации не предполагалось. Зато его достоинствами была абсолютная срочность, благо выехать из казарм войска Пятого Военного Округа могли хоть через 15 минут.
В результате, Желько Кадиевич и Анте Маркович оказались заложниками ситуации, которую же сами и создали. Они не могли допустить развала Югославии и были готовы действовать в том числе и военно-репрессивными методами, но при этом не были готовы и взять всю полноту ответственности на себя, желая оставаться в правовом поле. Иными словами, они желали сохранить режим в целости, не поступаясь ради него текущим законодательством. Весьма похвальное желание, которое в данной ситуации, увы, не работало. Они его уже нарушили, когда решили за спиной нерешительного Президиума провести полицейскую операцию. Понятны причины, которые двигали Марковичем. Он требовал срочного введения войск, опасаясь, что планы станут известны Борисаву Ёвичу, который их тут же отменит своей волей. Для сохранения Словении, по его мнению, требовалось действовать немедленно, пока политические воды Югославии еще бурлят нерешительностью и отсутствием консенсуса. А потому становился неизбежен и ограниченный масштаб операции, потому что действовать требовалось уже вчера, срочно и хоть чем-то. быстрее, пока не упущено время. Короче говоря, в военном деле он не понимал ничерта, зато политические волны чуял неплохо.
Другое дело, что непонятны причины, двигавшие министром обороны. Будучи кадровым военным и опытным партизаном, Велько Кадиевич о войне знал уж точно непонаслышке. Кроме того, будучи министром обороны СФРЮ, он прекрасно знал сроки развертывания подразделений ТО, которые переходили в состояние полной боевой готовности в течение 24 часов. Те самые 24 часа уже были упущены за сутки с 25 на 26, пока военные штабисты пилили планы будущих возможных действий. Все, территориальная оборона Словении больше не цифра на бумаге, а боевая единица, с которой нужно считаться. При этом боевая единица мотивированная, поскольку они сражаются за свою собственную независимость. Кроме того, в ее рядах имелось большое количество крайне мотивированной воевать молодежи - 2 июня 1991 года был проведен первый воинский призыв, в результате которого на базе 510-го и 710-го учебных центров ТО готовились полноценные подразделения кадровой армии Словении. ТО республики насчитывало 35 тысяч человек, распределенных по 7 региональным военным районам и штабному району в Любляне, каждый из которых, в итоге, должен был выставить мотострелковую дивизию (хотя в Югославии это была бы всего-лишь бригада, потребности-с), имеющую в своем составе средства ПВО, тяжелую бронетехнику и противотанковое вооружение. Полиция республики насчитывала еще 10 тысяч человек, имевших даже некоторое количество БТРов и вооруженных легкой стрелковкой. Итого 45 тысяч человек, не вооруженных разве что истребителями и штурмовиками, и то проблему можно было легко решить за счет имеющихся на территории Словении аэродромов ЮНА, а уж пилоты-резервисты в республике имелись наверняка. Смог же Дудаев в свое время заиметь некоторое количество летающих "Альбатросов" - и это-то при отсутствии у большинства чеченцев способностей и стремлений к техническим наукам. А словенцы, в отличие от нохчей, были народом, техники не сторонящимся.
Против такой группировки сил и средств имевшихся в распоряжении 5-й Военной Области частей было совершенно недостаточно. Сорок тысяч человек? Пфе, не смешите мои подковы. Часть из них останется в пункте постоянной дислокации, еще часть - вообще кадрированные подразделения, которые могут тронуться с места разве что кто-нибудь пришлет в казармы резервистов. Путем нехитрой арифметики Конрад Колшек смог выделить из состава своих частей 32 тысячи человек. Весь прикол ситуации заключался в том, что из их числа 22 тысячи 300 человек находились в окружении в своих собственных военных городках! То есть на Словению наступало от силы 10 тысяч человек. При этом никаких приказов самим окруженцам никто не отдавал. В составе 14-го корпуса находилась бригада связи, мощности средств которых вполне хватало для того, чтобы связаться с Белградом. Шутка юмора, но словенцы не заблокировали обычную телефонную связь, то есть до частей внутри мятежной республики можно было дозвониться по обычному междугороднему телефону! Но нет, судьба утопающих была делом рук самих утопающих. В рамках операции планировалось использование лишь двух моторизованных бригад, 14-й и 195-й, все остальные части предполагалось держать в казармах. И вот этим 10 тысячам под предводительством отнюдь не Ксенофонта предлагалось добраться до Любляны?
Некую помощь оказали пограничная служба и Милиция СФРЮ, выделившая в помощь наступающей группировке по 2 тысячи человек, но и их было недостаточно по вполне понятным причинам. Батальоны пограничной службы - это весьма хорошо подготовленные бойцы, только не для планирующейся военной операции. Они должны были взять под контроль государственную границу с Италией, а не участвовать в боях со словенцами. Милиционеров же было тупо мало. При этом, в качестве вишенки на тортике, бойцы получали приказ стрелять только в ответ и для начала в воздух, а уже потом на поражение. Подбит танк? Пали в воздух. Сожгли половину колонны - сначала предупредительный. Что?!
Все это Велько Кадиевич не мог не понимать, как и то, что местное население вряд ли встретит солдат цветами, а, уж скорее, баррикадами. Все это ЮНА уже прошла в 1990-м году, когда войска вводились на территорию Косово и Метохии. Уже были лесные засады, баррикады за каждым поворотом и фугасы в любом подходящем месте. Но там корпус ЮНА обладал раздавляющим превосходством в силах над парой тысяч плохо вооруженных албанцев, что позволило в течение месяца вернуть ситуацию в нормальное правовое поле. Здесь же ситуация оказалась прямо противоположной. Но Кадиевич предпочел действовать не как генерал, а как обычный солдат, сказали - сделал. Весьма удобная позиция для последующего оправдания своей совести, но никак не подобающая человеку, искренне пытающемуся что-то сделать.
Также возможно, что таким странно-полицейским образом он пытался преодолеть внутренний диссонанс между развалом страны и бездействием назначивших же его политиков. Оглянувшись по сторонам и заметив, что время для бездействий упущено, министр решил срочно все нагнать самым скорым образом, не считаясь с потерями. Взять все, что есть под рукой и срочно бросить в топку. Но, как уже указывалось, противник обладал численным превосходством при полном техническом паритете сторон. А потому подобный подход больше напоминает попытку забить гвоздь мякотью задницы, чем осмысленное действие.
Впрочем, автор все же склоняется к тому, что имело место некая дуболомная дисциплинированность Кадиевича. Проблема заключалась в том, что официальный гарант операции Анте Маркович тупо даже не представлял себе всего объема стоящей перед военными задачи. Очевидно, он предполагал, что одних полицейских и пограничников для восстановления порядка будет достаточно, потому что (уж простите, забегу вперед) после звонка Милана Кучана о въехавших на территорию Словении танках премьер заистерил и потребовал от Кадиевича не использовать авиацию и обходиться минимумом бронетехники и войск. Что ж, министр обороны взял под козырек, чтобы затем, через несколько дней, горько раскаяться в своих деяниях.
С другой стороны, и в стане противников армии было не все так уж благообразно. Даже после проведенного призыва в рядах ТО Словении на 26 число под ружьем находилось 15 тысяч человек из рассчетных 35, которые в основном занимались блокадой казарм и организационной работой. Но и эти 15 тысяч составили вполне сносный костяк 8 дивизий, которые достаточно быстро можно было нарастить мясом. Как показала практика - действительно за сутки. Во главе ТО Словении стоял известный диссидент Янез Янша, который оказался достаточно умен, чтобы подобрать себе толкового начальника штаба и не мешать ему работать. Этим начальником штаба стал бывший командир одного из региональных районов майор запаса ЮНА Янез Слапар. Им был разработан вполне приемлемый план действий, заключавшийся в максимальном уклонении от правильного боя, нападениях на тыловые колонны и внезапных засадах - словом на всем том, для чего ТО и были подготовлены. Собственно, большего они противопоставить и не могли. Никто не стремился превратить Любляну в опорный пункт, чтобы заманить туда солдат ЮНА и уничтожить. С другой стороны, следовало скорейшим образом заставить сдаться закрытые в казармах подразделения югославов, при этом избегая решительных штурмов. В общем, как можно заметить, словенцы собирались развернуть обычную партизанскую войну. При этом единого командования просто не существовало. Первым же своим приказом после объявления мобилизации Слапар позволил командирам дивизий действовать самостоятельно, что вылилось в последующую неразбериху, но лишило югославов возможности одним ударом лишить словенцев руководства.
Десять тысяч против двадцати пяти тысяч с перспективой увеличения за сутки до сорока пяти тысяч. Хм-м-м-м-м... Читатель, тебе не кажется, что это де ужас? ну да ладно, организационная ерунда закончилась, началась война! Ты рад?
Принято считать, что Десятидневная война началась 27-го июня 1991 года с въезда первых танков на территорию Словении. Фактически, она началась на сутки раньше, когда 345-я и 243-я моторизованные бригады из состава 14-го Люблянского корпуса покинули свои казарму и без какого-либо приказа со стороны вышестоящего руководства ломанулась в направлении границы с Италией. Судя по всему, их тупо и послушно вызвало командование дислоцированных там пограничных батальонов, имевших некие инструкции на случай военного вторжения. Расценив происходящие у них на глазах захваты погранпостов именно так, они вполне могли позвонить по известным телефонам и затребовать выполнение какой-нибудь команды "Гром-235" или что было у них там в секретных пакетах. Так или иначе, но к концу 26-го июня словенцы контролировали лишь часть пограничных постов, в основном на границе с Венгрией. При этом вышедшие к границам бригады развернули круговую оборону и носа не выказывали за пределы своих окопов, послушно выполняя совершенно не имеющую отношения к происходящему вокруг команду с некоторыми доработками из серии "противник и в тылу". Ни о каких попытках действовать самостоятельно не шло и речи. Они просто стояли на границе, дожидаясь у моря погоды.
Тогда же были взяты в осаду казармы корпусов ЮНА, дислоцированных в Словении. При этом, что поразительно, словенцы обходились вполне травоядными действиями вроде окружения и отключения воды и (или) электричества. Не получившие никаких приказов югославы дисциплинированно сидели в своих удобных помещениях и ждали хоть чего-нибудь, бегая слабиться в кусты и закупая воду в магазинчиках в городе (sic!). Сюрреализм происходящего полный, честно говоря.
Ну а, как уже было сказано выше, 27-го числа в Словению ворвались медленной и неторопливой гусеницей 10 тысяч идущих на заклание сербских солдат. Получив известие о том, что все же праздник начался, Янез Янша отдает приказ о мобилизации ТО. В свою очередь Янез Слапар разрешает дивизионным командирам действовать самостоятельно, а сам сосредотачивается на столичном направлении, стремясь добиться капитуляции расположенного в Любляне 14-го корпуса. Именно тогда же его солдатам удается сбить из ПЗРК один из двух Ми-8 с десантом на борту, отправленных на захват аэропорта Брник рядом с Любляной. На удивление, подбитая вертушка плюнулась на пузо без потерь, а экипаж и десант дисциплинированно проторчали вокруг нее до самого конца войны. Ее же товарка продолжила следовать в сторону намеченной цели и к 12.00 все же свою задачу выполнила. Заместитель командира 63-й парашютно-десантной бригады "Небесные Выдры" майор Горан Остоич вместе с 14-ю десантниками умудрился захватить комплекс без каких-либо потерь, причем к нему присоединились еще так же 6 милиционеров из охраны аэропорта. Честно говоря, автор слабо представляет себе смысл этого демарша. Даже если бы десантников было не 15, а 30, то удержать столь огромный комплекс в течение долгого времени они не могли. Планировалась ли переброска всей бригады? Это мы уже не узнаем, потому что истерящий Анте Маркович уже запретил Кадиевичу использовать и применять дополнительные силы.
А тем временем сухопутные войска устремились в направлении Любляны. И тут в действие вступило местное население. Обыденным явлением стали преграды из грузовиков или автобусов, а также живые щиты, которые солдатами приходилось распихивать собственной мускульной силой. 32-я танковая бригада из одноименного корпуса из Вараджина была остановлена в Орможе буквально сразу же после въезда на территорию Словении на мосту через реку Драва. 195-я моторизованная бригада из состава 31-го Мариборского корпуса, согласно имеющихся приказов, так же ломанулась в сторону границы уже для конкретных действий по захвату границы и была расстреляна на мосту в Сентилье, после чего остановилась и стала задумчиво решать вечный русский вопрос "что делать?". Югославские солдаты были психологически не готовы к боевым действиям. Им даже никто не удосужился объяснить, что они уже воюют с врагом, а не просто едут куда-то что-то взять под контроль. Им было проще дать себя обстрелять, чем открыть огонь первыми даже при явственных признаках враждебности и скорого нападения.
Куда более успешным оказался выехавший из Загреба "ударный кулак" из 140-й танковой и 306-й моторизованной бригад. Несмотря на все баррикады и обстрелы, ее удалось остановить только 28-го числа путем многочисленных завалов на дорогах и неоднократных обстрелов из-за кустов. Ожидавшее совершенно не этого командование колонны резко остановило наступление на полпути к Любляне и стало бомбить Белград запросами на дальнейшие действия. Таким образом можно смело говорить, что уже этого же 28-го числа наступление банально выдохлось. Требовалось срочно или ввести дополнительные силы, или же, черт побери, дать хоть какие-то четкие указания помимо "заехать туда-то, выставить там-то посты и ждать ключик от города". Но их-то как раз и не было. Начальник Генералштаба ЮНА генерал-полковник Благое Аджич, фактически поставленный руководить всей операцией вместо самоустранившегося министра обороны и командующего Военной Областью, сидел на радиоузле и тщетно пытался добиться хоть каких-то дальнейших указаний от Кадиевича, который отвечал практически односложно в стиле "продолжайте операцию". Вот только продолжать ее не было никакой возможности. К тому же 28-му числу силы ЮНА столкнулись с еще одной проблемой под названием "дезертирство". Из частей валили все не-сербы и не-черногорцы, при этом прихватив оружие и боеприпасы. Наступавшие группировки за сутки уменьшились на треть, а в 32-й бригаде за рычаги управления танков пришлось посадить всех ротных командиров из-за отсутствия мехводов. Следует отметить, что ни солдаты, ни офицеры дезертирству своих товарищей не препятствовали. Люди находились в тотальной прострации между приказами и окружающей действительностью, а взять на себя ответственность и сделать хоть что-то никто не решался. Войска просто стояли на месте, не решаясь ни пойти вперед, ни отойти назад, ни сдаться. Особенно тяжелое положение сложилось в Брнике, который защищало все тот же гарнизон майора Остоича. Подразделения 14-й моторизованной бригады пытались прорваться к нему но, после потери одного-единственного танка, вернулись обратно в Любляну. В результате ослабленный взвод десантников остался один против целой моторизованной дивизии словенцев, стянутой к аэродрому. Двое суток двадцать человек отбивали атаки трех тысяч, причем десантники нанесли противнику самые крупные потери за всю войну – 12 убитых и 135 раненых, не потеряв никого у себя. В результате Остоич был вынужден сдаться 29-го числа после того, как у его солдат кончились все патроны. Что удивительно, словенцы отнеслись к сдавшимся достаточно по-рыцарски, позволив им уйти в казармы в Любляне и дав автобус в дорогу, хотя за день до этого трое ожесточенно сопротивлявшихся перед сдачей пограничника в погранпункте Холмец были расстреляны.
При этом в это же 29-е число словенцы едва не получили боевую авиацию. 25-я моторизованная дивизия ТО Словении захватила аэродром Церклие около Марибора, который даже не охранялся. Последний югославский самолет поднялся в воздух в тот самый момент, когда Т-55 с словенским флагом въехал на взлетно-посадочную полосу. Картина, пожалуй, достойная голливудской эпичности, между тем показывала полную слабость местного командования, которому даже в голову не пришло отправить батальон-другой на охрану столь важного объекта. На аэродроме базировалась штурмовая эскадрилья на самолетах СОКО Ј-21 «Јастреб», которые могли быть использованы для нанесения ударов по словенцам, но вместо этого двое суток простояли в ангарах, а затем всего лишь перелетели в Сербию.
Так или иначе, к 30-му июня Белград полностью потерял какой-либо контроль над происходящим. Подразделения 31-го и 14-го корпусов начали массово сдаваться, причем их оставили в их же казармах, просто взяв под охрану автопарки и оружейные склады. 1-го июля сдались солдаты 140-й и 385-й бригад. Узнав об этом, Кадиевич официально проинформировал кабинет министров о том, что первоначальный план провалился и необходимо приступить к мобилизации резервистов и проведении полноценной военной операции. Борисав Ёвич на это предложение ответил отказом в самой жесткой форме, связанной с употреблением матерных слов и выражений. Разъяренный Благое Аджич в ответ на это прокричал: «Эти проклятые политики используют нас в качестве мальчиков на побегушках! Они треплются о переговорах в то время, когда словенцы убивают их же солдат!».
Кстати о переговорах. Представители ЕС прибыли в Белград еще 29 числа и все это время склоняли политиков к переговорам. Те в принципе и были не против, однако оставалась одна небольшая проблема в лице идущих боевых действий, совершенно не зависящих от их желаний. И 1-го июля наступил момент их триумфа. Президиум Югославии выступил в качестве миротворца, потребовав от премьер-министра прекратить операцию. Анте Маркович и сам был уже не рад тому, что заварил всю эту кашу, но, к его чести, остался непреклонным и требовал дать возможность завершить операцию. В итоге было принято решение оставить все, как есть и посмотреть, что же будет дальше.
А смотреть было уже нечего. 2-го числа Аджич вновь потребовал от руководства принять решение о введении дополнительных сил. Ему пригрозили уголовным преследованием и лишением всех званий и наград, после чего под конвоем из военных полицейских отправили домой «лечиться». На следующий же день, 3-го июля, капитулировало последнее еще сопротивляющееся подразделение – 195-я моторизованная бригада. Больше боеспособных подразделений ЮНА в Словении не осталось.
Следующие три дня прошли в мучительном ожидании. Милан Кучан закономерно ожидал худшего и уповал на защиту Евросоюза. Слишком уж тяжело было охранять 20 с лишним тысяч сдавшихся солдат и офицеров. Кроме того, оставалась еще неизвестной окончательная позиция Белграда, «ястребы» в котором требовали словенской крови и войны до победного конца. Но делегация ЕС, все это время увещевавшая прекратить боевые действия, нашла шикарный метод воздействия в лице требования о досрочном погашении кредитов. Как ты понимаешь, дорогой мой читатель, лишних 10 миллиардов долларов у Югославии не было, из-за чего пришлось подчиниться. И 7 июля было подписано трехстороннее (СФРЮ, Словения, ЕС) Брионское соглашение, согласно которому ЮНА выводилась с территории мятежной республики со всем оружием и военной техникой, а Любляна и Загреб должны были приостановить на три месяца действие своих деклараций о независимости для выработки дальнейшего мирного плана по взаимному сосуществованию в каких-нибудь человечных пределах.
В историю события 27 июня – 7 июля 1991 года вошли как Десятидневная война, однако ничем иным, кроме как Десятидневным позором ее назвать было нельзя. ЮНА продемонстрировала все негативные стороны давно не воюющей армии, погрязшей в инструкциях и наставлениях, среди которых значились полное отсутствие взаимодействия между частями и отказ от самостоятельных действий. С имевшимися на момент операции силами можно было бы попробовать переломить ситуацию и разгромить силы ТО Словении, используя превосходство в авиации и управляемости войсками, но вместо этого все предпочли сидеть и ожидать команды сверху. Что ж, они дождались. Дождались первого камешка из лавины, которая уже готова была сверзиться вниз…
В следующей части: война за бетонные коробки, самая известная водонапорная башня в Югославии и почему Ратко Младич оказался самым лучшим командующим югославов.
Автор - Александр Викторов
Желающие ускорить подготовку следующего материала или же просто отблагодарить автора за попытку обобщить эти балканские бред, бардак и содомию, могут воспользоваться следующими реквизитами:
Сбербанк – 4276 3801 0701 4552.
Даже и один рубль автору будет приятен. А если наберется некая сумма, позволяющая автору забраться на ebay, то можно будет вытащить оттуда югославских ништяков и разыграть между участниками сбора средств.