- Алло, это «МК»? Вы в конце августа напечатали фотографию из Дагестана. Там в черной шапочке Дима, мой внук. Он погиб. Мы после вашей фотографии испугались, стали искать, позвонили на «горячую линию» Минобороны, а нам говорят: «Разве вам не сообщили? Он погиб». Его в четверг хоронят – 10 сентября в Серпухове. Мы хотели попросить у вас эту фотографию. Если можно. Матери на память.
Командир отделения разведроты десантников сержант Дмитрий Александрович Зенков погиб 13 августа 1999 г. на высоте Ослиное Ухо. Из пропасти его тело достали только 29-го числа. Достать раньше было невозможно. Высоту держали под обстрелом моджахеды.
Тела Димы и троих его подчиненных отправили в Ростовскую лабораторию и вызвали туда родителей. Димина мама Надежда Георгиевна показывает мне телеграмму: «Прошу вас прибыть для опознания тела в 1602-й окружной военный госпиталь Ростова-на-Дону. Прошу при себе иметь последнюю фотографию, рентгеновские снимки, зубопротезные данные, медицинскую книжку».
Посмотреть на сына ей не позволили. Показали только отчиму.
Отчим говорит: «Там такой ужас – в этом госпитале». И смотрит вдаль. И больше ничего не рассказывает.
А Диму опознали по сломанному носу. Сравнили рентгеновские снимки – старый и нынешний. Оказались идентичны. «Он мастер спорта по кикбоксингу. Его в армию когда призывали, предлагали здесь служить, в спортроте в Чехове. А он отказался. В десантники в боевые части рвался. Родину защищать!» - мама горько всхлипывает.
Накануне вечером они из Ростова приехали в Москву – вместе с отчимом, тремя бойцами и старшим лейтенантом, сопровождавшими «груз 200». В Москве на вокзале их должны были встретить с машиной представители серпуховского военкомата и отвезти в Серпухов. Не встретили. Они два часа стояли на перроне, потом обратились в военную комендатуру вокзала. За ними приехали из Бабушкинского военкомата, отвезли в суворовское училище, устроили на ночь, накормили. Сочувствовали горю. Если, говорят, вас и завтра не встретят, мы вас сами отвезем.
Но из Серпухова на следующее утро «КамАЗ» все-таки пришел. Правда, опоздал на два часа. Но это были еще цветочки. Настоящий кошмар начался уже в самом Серпухове, когда оказалось, что гроб в квартиру не внести. Он огромный (там ведь еще цинковый гроб внутри) и в дверь крошечной квартирки не входит. Куда его ставить до завтра, до похорон, чтоб люди могли приходить прощаться?
В военкомате были страшно недовольны всей этой возней. «Ну вы и задали нам задачу», - упрекали они Диминых родителей. В конце концов устроили гроб на призывном пункте, в занюханном зале, где горит одна лампочка, со стен осыпается штукатурка, комья пыли по углам, ряд деревянных стульев вдоль стены, на которые сядешь – испачкаешься.
Родственники были в ужасе. Тогда военкомат сделал жест невиданной щедрости: выдал стенды «Живи по уставу, заслужишь честь и славу», чтоб родственники прикрыли ими облупленные стены. «Наше дело – обеспечить план по призыву, - отмахивались от родственников. – А похороны не входят в нашу компетенцию».
Завтра хоронить, а никто даже не знает, где могилу копать. Родственникам казалось, она должна быть на почетном месте кладбища, возле обелиска павшим воинам. Утром позвонили в военкомат: «Вы определились, где будет могила?». В военкомате ласково ответили: «Да вроде к дедушке подхоранивать сказали».
Димины близкие в шоке. Мало того, что он погиб: такой молодой, такой отличный парень был. Жалко до ужаса! И ведь погиб не по своей вине или оплошности, не по болезни, не от несчастного случая, а ЗА РОДИНУ. Родина приказала принести себя в жертву, он принес. «Я думала, в таких случаях родители уже ничего не делают, - плачет Димина мама, - только дома сидят и горюют, а власти все организуют так, чтоб родители хоть немного утешились. Мол, Родина вашему сыну и вам благодарна и век будет чтить и помнить».
На поминки деньги по всем соседям собирали. Накоплений у Зенковых нет, а в семье за август уже третья смерть: в начале августа умерли Димины бабушка и тетя. Трое похорон за месяц, и еще ведь и девять дней, и сорок… Хорошо, местная организация инвалидов афганской войны помогла. Не только деньгами, но и в организационном, и в моральном плане очень поддержали.
В среду к полудню, когда продукты уж были куплены, оказалось, что мэр предоставляет зал в городской столовой и накрывает столы на сто двадцать человек. И хоронить разрешил возле обелиска. Хорошим человеком оказался мэр. Но актовый зал в мэрии или в Доме ветеранов Диме все равно не дали. Остался он лежать в гробу на жутком призывном пункте, не знавшем ремонта лет пятьдесят.
«Все равно что я бы его у себя в сарае поставила! – кричит на военкомовских мать. – Убийцы! Зады здесь отсиживаете! Своих сынков на войну не отправляете, а моего убили и даже похоронить не можете по-человечески».
Погиб солдат на войне, защищая территорию России. Кого еще хоронить с высшими почестями, с цветами, салютом и оркестром, как не его? Неужели есть кто-то более достойный?
Выходит, не нужна была его гибель Родине. Не нужно было идти в армию, исполнять приказ и погибать. Во всяком случае властям Серпухова от его гибели ни жарко, ни холодно. Никаких чувств они по этому поводу не испытывают: ни горечи, ни вины, ни благодарности.
Огромный красный гроб на сдвинутых столах в пещерной темноте, и три сиротливых венка, и две зареванные девчонки, и парнишка, лучший друг, со стиснутыми зубами. И заехавший к вечеру полковник-военком стоит, опустив голову, перед молоденьким старшим лейтенантом, Диминым командиром, сопровождавшим «груз» с Ослиного уха. Старлей в ярости трясет кулаком, а полковник уныло твердит, глядя в пол: «Да-да, вот мы и заехали посмотреть, что тут можно исправить».
Удивительно, как люди не понимают, ЧТО ЭТО ТАКОЕ, пока у них самих не погибнет сын. Если не их, а просто чей-то сын погибает, они совсем ничего не чувствуют.
…А Диму Зенкова вчера похоронили. Почти месяц прошел с тех пор, как его убили.
Статья опубликована в «МК» 11 сентября 1999 года.