… Что я ему не простил? То, что он появился на свет на полтора года раньше и первым занял место под материнским сердцем? Но мамы давно уж нет, а моя ненависть – вот она, горит и жжёт…
Маме не откажешь в хорошем вкусе, дала сыновьям апостольские имена, будто сразу знала, что подряд будут мальчики. И вот уже несколько десятков лет ходят по свету Пётр и Павел. Думаю, Каин и Авель было бы уместнее, пусть и без трагичного финала…
Петя родился в июле, в самую макушку. Долгожданный для матери, нежеланный для отца. Хотя я вообще не уверен, что батя кого-то любил, кроме себя. Трое детишек, два сына и младшая дочь, были ему откровенно до лампочки. Но Петька первым принял на себя эту холодность. И мать обрушила на первенца пока ещё нерастраченный запас любви, чтобы компенсировать…
Через полтора года она нянчила меня, думаю, уже без особого трепета: теперь был опыт, а сил и времени меньше. Зато рядом был Петька… Могу сказать честно – он всегда был хорошим братом. Надёжным, добрым, справедливым. Лучше, чем я.
Когда мы дрались, то есть постоянно, он никогда не бил в полную силу. Только для острастки, ради «науки» отвешивал. Зато я мутузил от души. Один раз саданул по носу, у Петьки закапала кровь. Он растерялся, глазея на вишнёвые капли, пламенеющие на полу, а я обрадовался. Наконец-то. Видишь, даром что младший, я сильнее. Но виду не подал, засуетился, запричитал, мол, я не со зла, просто рука соскользнула… А этот дуралей даже утешал, мол, Пашка, тащи тряпку, надо быстрее кровь подтереть, чтобы родители не увидели. И тогда я понял, что с ним так можно. Что он слабак, а я – как там у Достоевского? – «право имею». Достоевского я прочёл потом. И всё, что понял, это не великую идею о совестливости, а наоборот: когда совершаешь мерзость, не давай совести выдать тебя. Вообще о том не думай, не вибрируй и не сомневайся.
***
Петька словно объявил монополию на мамину любовь. В семь лет свалился в колодец, искали всем городком, почти сутки просидел по пояс в студёной воде – благо, колодец был заброшенный и неглубокий. Когда нашёлся, мама обнимала его и плакала. А он, дурень, даже не понимал, какой счастливый – выжил, все ему рады, мамка его любит. Просто отбивал дробь зубами и кутался в чью-то куртку. А я стоял и жалел. Что это не я упал в колодец. И что он всё-таки нашёлся…
В восемь лет он подхватил скарлатину и улёгся в больницу. После работы мама топала к нему, несла нехитрые угощенья, то апельсин, то конфету. А я ждал. Ко мне она приходила с пустыми руками и рассказом, что видела Петрушу в окно, - худенький и грустный. К заразному Петьке не пускали посетителей, и оба – мама и больной – страдали в разлуке. Меня скарлатина обошла стороной.
Потом выяснилось, что у него проблема с коленным суставом. Что-то там выросло непропорционально, из-за чего он слегка прихрамывает. К слову, мы оба спортивные ребята, занимались лёгкой атлетикой. Только он из-за колена не мог всерьёз тренироваться, а я мог, но не видел смысла. Зачем, если не посостязаться с братом?
Мама жалела его, берегла. А надо мной лишь насмешничала. В 14 лет я резко вытянулся, тот самый «гадкий утёнок». И она удивлялась, как я вообще передвигаюсь на своих тонких, как спички, ногах. Я плотнее стискивал зубы в ответ.
… Подрастала сестрёнка Олька. Она тоже выбрала старшего брата. С ней он возился, заплетал косички, даже играл в её дурацких кукол. Когда отказывалась засыпать, ложился рядом и плёл какие-то дикие сказки: про трусливого зайчика и доброго ёжика, про горячее солнышко и послушную девочку Олю… Я подкатывал глаза. Лучше бы он родился бабой. Или вообще не рождался.
***
В 18 лет брат влюбился, избранница – девчонка-соседка, семья переехала из другого района. Пока этот лопух издалека строил ей глазки, потчевал робкими улыбками, я времени даром не терял. Как бы случайно встречал её возле магазина, помогал нести покупки и вовсю балагурил. Когда не влюблён, то легко вешать лапшу на уши. Значит, не будем терять время…
Короче, я её поцеловал. И тут же рассказал об этом брату. Тот застыл, уставился.
- Пашка, она тебе нравится?
- Нет, просто было любопытно.
- И понравилось?
- Ничего особенного…
Он снова стерпел удар. Наверное, запретил себе даже смотреть в её сторону. Думал, у нас с голенастой соседкой последует продолжение. Да на что мне она?..
***
Мать с отцом наконец развелись. Точнее, он ушёл к другой женщине. Мама несколько дней ходила заплаканная, Петька её утешал и говорил, что всё к лучшему. Олька тоже жалась к ним и старалась из всех сил порадовать мамку. И мне хотелось быть с ними. И был бы – если бы не старшенький. Почему-то там, где он, мне места нет… И самое противное, что он не понимает или делает вид, будто невдомёк ему – как мне всё поперёк горла.
Может, потому я так рано женился. Ушёл из дому в 20 лет, стал жить с Анькой. Безропотной, влюблённой и такой же не нужной своей семье. И даже будто был счастлив. Правда, ребёнок в мои планы не входил, но Анька вскоре сообщила об интересном положении. И я женился.
Родилась дочь. Через полтора года сын. На этом твёрдо решил поставить точку в детском вопросе: надо бы жильё расширить, а то ютимся с Анькиной бабкой в её замурзанной двушке. Может, я и не думал бы в ту сторону, но Петя как раз купил квартиру… Плохонькую, маленькую, но свою.
Он вообще оказался везучий чертяка в этом плане. Работящий, рукастый, рисковый. Это мой-то брат, который мямля и слабак! У него по-прежнему не ладилось на любовном фронте, наверное, потому что стихи читал девчонкам и за ручку держал. Вместо того, чтобы по коленке погладить – хотя бы. Вроде бы нечто серьёзное намечалось с одной, брат истово хотел ребёнка, а она ушла, сказала, что хочет сделать карьеру… В этом его постоянная ошибка – его слишком много, липкий, отдаёт всего себя.
Параллельным курсом мы шли несколько лет. Оба работали на износ: он – от безысходности, потому что нечему больше себя посвящать, я – потому что должен был наконец его «сделать». Но с женой и двумя детишками на шее не больно-то заработаешь деньжат. Странно, правда? Каждый хотел что-то, что было у другого. Только он радовался за меня, а я сгорал.
Он приходил к нам, возился с моей ребятнёй, те смотрели щенячьими глазами: «Дядя Петя, поиграй с нами!» И снова белиберда про зайчиков и ёжиков.
Как-то сказал мне: «Счастливый ты, Пашка. Семья есть, дети растут. Многое отдал бы…» А я усмехнулся: «Так уж и многое?» И осёкся, вдруг поняв, что предлагаю обмен…
***
Женился брат далеко за 30: втрескался так, что через месяц потянул избранницу в загс. И всё метнул к её ногам: деньги, машину, квартиру. Буквально обсыпал золотом, точнее, увешал побрякушками из драгметалла. Когда его блондинка забеременела, вовсе сошёл с ума от счастья. В положенный час даже пошёл рожать вместе с женой… Потом рассказывал взахлёб, я кривился: «А что ты там делал? Занятие-то бабское». А он: «Как что? Держал за руку, гладил по щеке». Помог, ничего не скажешь…
Счастливы ли они были? Он – точно да. Растил дочку, вывозил семейство на юга и работал, как шальной. Откуда только силы брал…
Иногда мы пересекались на семейных событиях – дни рождения, юбилеи. И снова наша мама словно видела его одного, остальные были всего лишь фоном для венценосного Пети… Опять все его любили: сестра, мама, племянники, даже моя Анька расцветала…
Вышел покурить, смотрю, Петина супруга-блондинка сидит на лавочке.
- О, почему не со всеми? Вышла посидеть в одиночестве?
- Надоело. Скучно.
Хм. Кажется, у меня есть союзник. Наверное, я бы успел поцеловать её. Но через секунду нарисовался встревоженный, по сей день влюблённый Петя.
***
Я не жалел фантазии: «забывал» пригласить его на именины, свадьбу сына, поздравить с днём рождения. А он молчал, никогда «не предъявлял». Лишь однажды удалось вывести его из себя.
… Мама умирала тяжело, долго болела. Измучила всех, но основной удар на себя приняла Олька, с которой она жила. Петя приезжал каждый день, помогал купать, кормить, выносил истлевшую старушку на балкон «погулять». У меня не было времени особо, да и, признаться, не люблю я эти дела…
В день, когда всё случилось, Петя и Оля были рядом с мамой до последнего момента. Петя, как всегда, держал за руку и гладил её по щеке. Я приехал вечером, а они безмолвны – брат и сестра. И чувствуется, что они вместе, стали ближе от горя. И это мне не понравилось.
- Хоронить на что будем? - говорю.
- У мамы есть сбережения. Если не хватит, я добавлю, - сказал Петя.
- Там только на похороны? По идее, должно ещё остаться. Или это вам за хлопоты? - брякнул я.
А он потемнел взглядом:
- Паша, просто уйди, прошу тебя.
… На похоронах я был. Но на помины не остался.
***
Он пришёл ко мне сам, поздним вечером. Внезапно постаревший, с ввалившимися глазами. Анька засуетилась, налила чаю и ушла к детям. Я хмуро спросил:
- Жена подкинула проблем?
Он кивнул, глядя в заоконную темень.
- Будем молчать или всё-таки скажешь?
- Она ушла. И дочку с собой забрала. Сказала, что не любит.
И тут произошло то, чего я, может, ждал всю жизнь. Брат уронил голову на руки и некрасиво, по-звериному завыл. Я оторопел, из детской прибежала перепуганная Анька. Бегаем вокруг него в четыре ноги, в четыре руки суём чашки с водой, капаем корвалол, машем на него полотенцем. А он – батюшки, как не в разуме. Анька заплакала, я следом – представляете. Полчаса словно перекличка у нас была:
- Как я буду дальше жить? – это брат.
- Да что она за зверина такая? – это Анька моя.
- Увижу – ноги ей вырву! – это я…
Не играл я. Вот нисколечки.
Далеко за полночь угомонились. Брата положили спать на диване, накачав успокоительным. А я не мог уснуть, до утра лежал с открытыми глазами. Странно всё как-то: вроде бы за ним чистое поражение, обнулились все достижения и смыслы. А всё равно победил. Всю жизнь я считал его слабым, а себя сильным. Потому что я выбрал бесчувствие, а он любовь. Слово, от которого меня корёжило… И вроде нынешней ночью он окончательно капитулировал – вон что с ним сделала эта любовь, по стенке размазала. А я в порядке, при своих активах.
Но только сегодня он стал мне по-настоящему родным. Перетянул меня Петька на свою сторону.
Я проиграл. Зато теперь у меня есть брат.