С палачом по душам...

Нюрнбергский  процесс  над фашистскими главарями обернулся чем-то вроде  манной небесной  для массы психологов, изучающих поведение заключённых в камеры когда-то всесильных людей. Одним из психологов был американец  Густав Гильберт, сумевший развязать язык бывшему коменданту лагеря Освенцим Рудольфу Гёссу. Этот человек  , по его заявлению, честно исполнил свой долг и уничтожил 2,5  миллиона человек, основную массу которого составляли евреи.

Со слов Гёсса массовое уничтожение в Освенциме было начато с лета  1941 года.

На вопрос психолога, а насколько возможно было в примитивных условиях уничтожить  2 500 000 человек, Гёсс  даже пожурил психолога за незнание такого в принципе несложного вопроса, как уничтожение массы людей.

— А в этом ничего сложного не было. Вполне можно было уничтожить еще больше.

На несколько наивный вопрос психолога, сколько людей можно уничтожить за час, Гёсс ответил, что, если исходить из 24-часового рабочего цикла, за одни сутки можно умертвить до 10 тысяч человек. Существовало 6 камер  для уничтожения: в двух больших таких камерах помещалось по 7000 человек, а в каждой из четырех меньших камер — по 1500 человек, что и составляло 10 000 человек.

Психолог, пытавшийся представить себе как это могло в действительности, был остановлен Гёссом:

— Нет, вы рассуждаете неверно. Умерщвление много времени не занимало, это происходило быстрее всего остального. 2000 человек вполне можно умертвить за каких-то полчаса, но вот сжигание трупов — дело хлопотливое и длительное. Убивать было легко, тут вполне можно обойтись силами нескольких охранников — заключенные просто входили в камеру, думая, что им предстоит помывка под душем, но вместо воды мы подавали туда смертельный газ. Все проходило очень быстро.

На вопрос психолога отдавались  ли какие-то на уничтожение Гёсс ответил:

— Летом  1941 года меня вызвал Гиммлер и заявил: «Фюрер приказал перейти к окончательному решению еврейского вопроса — мы обязаны этот приказ выполнить. Местом проведения выбран Освенцим — благодаря транспортным соображениям и его относительной изолированности. Выполнение этой нелегкой задачи возлагается на вас». В качестве причины  Гиммлер привел то,  что с этим нужно начать немедленно, поскольку, если этого не сделать, в один прекрасный день евреи просто вытеснят немцев из Германии — во всяком случае, смысл сводился именно к этому, и,  исходя из характера поставленной задачи,  необходимо было отбросить в сторону все прежние человеческие представления и сосредоточиться исключительно на выполнении задачи.

Психолог спросил у Гёсса,  не высказал ли он Гиммлеру какие-то возражения. На  что Гёсс ответил:

— Нет, если принять во внимание все то, чему нас учили, сама мысль о том, что можно отказаться выполнить приказ, просто не могла прийти нам в голову — независимо от того, какой это был приказ... Мне кажется, вам просто не понять наши устои. Разумеется, я был обязан подчиниться любому приказу и теперь за это расплачиваюсь.

— Расплачиваетесь? — спросил психолог. — Каким образом?

— Тем, что меня отдали под суд, после которого меня вздернут, разумеется.

Психолог спросил Гёсса, а не мог ли он уже тогда предвидеть подобные последствия, в момент получения этого приказа.

— Нет, тогда не о чём было задумываться. Мне и в голову не приходило, что кто-то когда-нибудь привлечет меня к ответственности. Понимаете, если где-то что-то не ладится, значит, виноват тот, кому это поручено, такое в Германии — вещь сама по себе разумеющаяся. Поэтому я и не думал, что когда-нибудь мне придется отвечать.

Психолог  спросил Гёсса, не возникало ли у него с самого начала предчувствия, что его за это могут повесить.

— Нет, никогда.

— А когда вас впервые посетила мысль, что вас отдадут под суд и повесят?

— После краха. После смерти фюрера.