25 лет назад, когда Александр Ким, заведующий отделением нейрохирургии для детей НМИЦ им. В.А. Алмазова, только начинал работать, некоторые операции казались нереальными, а сейчас они рутинные. Нейрохирургия за эти годы изменилась кардинально. Как и поддержка неравнодушных людей, которые помогают детям с онкологией вовремя получить высококвалифицированное лечение и спасти жизнь.
— Вы помните свою самую первую операцию?
— Да, помню. Я тогда закончил институт в Хабаровске, поступил в интернатуру. Первая операция по удалению гематомы была у мужчины с тяжёлой черепно-мозговой травмой, кровоизлиянием в мозг. Я целый год дежурил в больнице: были бессонные ночи, много пациентов с травмами, но я понимал, что должен пройти школу молодого бойца. Так можно себя оценить и понять, есть ли способность принимать решения в ургентной (критической) ситуации. Это, как правило, острое кровотечение, отёк мозга во время операции. Если не испугался, значит, можешь идти дальше.
— Я знаю, что у вас были операции, которые длились больше 10 часов.
— Да, это были сложные опухоли головного и спинного мозга, кропотливая микрохирургическая работа с отделением нормальных здоровых тканей мозга и сосудов, чтобы подойти к опухоли. Сам доступ к опухоли тоже занимает определенное время, если она расположена где-то глубоко в центре.
Однажды мы оперировали 16-летнюю девушку: у неё была большая опухоль мозга, и к тому же пациентка была беременна. Опухоль выявили где-то на середине срока, она была ещё не крупной. Решили понаблюдать, но образование стало расти. Приближалось время родов, срок был около 36 недель. Мы вынуждены были провести симультанную (одновременную) операцию: в Российский научно-исследовательский нейрохирургический институт имени профессора Поленова (сейчас это филиал НМИЦ им. В.А. Алмазова), где проходила операция, приехали коллеги из родильного дома, сделали кесарево сечение, а мы, пока действовал наркоз, приступили к своей части, убрали опухоль. Я тогда ассистировал профессору Вильяму Арамовичу Хачатряну.
Сейчас всё хорошо и у малыша, и у мамы. Естественно, мы поддерживаем отношения, ребёнку уже 11 лет.
— Проблема химиотерапии при опухолях головного мозга в том, что большинство препаратов не проникает через его оболочку?
— Основная проблема химиотерапии — во-первых, подобрать эффективный препарат, который мог бы подавлять или хотя бы тормозить рост опухоли. Есть много факторов, влияющих на это, но главная задача — противодействовать ведущему источнику роста.
А второе — действительно, у головного мозга выраженный гематоэнцефалический барьер. Он не пропускает ничего чужеродного, это защитный механизм. Препарат, который вводят в кровь, почти не попадает в опухоль. Поэтому разрабатывают методы, которые могли бы помочь транспортировать лекарства в мозг. Иногда мы ставим специальные системы, резервуары Ommaya: препараты с помощью шприца вводят прямо в ликвор (спинномозговую жидкость) как бы преодолевая гематоэнцефалический барьер. Иногда мы в конце операции, когда опухоль удалена и осталось её ложе (или если её полностью удалить не удается, потому что она затрагивает такую зону мозга, которую трогать нельзя), проводим на срез аппликацию химиопрепаратов, которые непосредственно подействуют на бластоматозные клетки.
— Насколько сильно отличаются детская и взрослая нейрохирургия?
— Я считаю, из нейрохирургических направлений детская — самая интересная и самая сложная. Во взрослой каждое подразделение занимается каким-то узким направлением: только позвоночником, только опухолями мозга, только сосудистой патологией. А в детской нейрохирургии такого разделения нет. И наше отделение — то, в котором концентрируются вообще все проблемы по нейрохирургии у детей. Рядом могут лежать пациенты с опухолью мозга, с эпилепсией, с патологией позвоночника. То, что мы оказываем помощь детям, накладывает определённый отпечаток на диагностические и лечебные подходы. Ребёнок — это не маленький взрослый.
— На что нужно обратить внимание родителям? Понятно, что если ребёнок падает в обморок или его тошнит, нужно бежать к врачу. Но, возможно, есть какие-то менее очевидные признаки развивающейся болезни? Например, Маргарита Борисовна Белогурова считает, что нужно насторожиться, когда при фотосъемке возникает не эффект красных глаз, а белое пятно. Это может быть признаком ретинобластомы.
— У Маргариты Борисовны, конечно, колоссальный опыт. Наши старые профессора говорили, что если у ребёнка очень большие глаза с длинными красивыми ресницами, у него может быть медуллобластома. Но я не думаю, что у каждого такого красивого ребёнка обнаружится злокачественная опухоль.
Очевидных критериев нет. Наверное, начальными проявлениями какого-то неблагополучия у ребёнка, не только опухолей ЦНС, являются изменения в поведении. Моя докторская диссертация посвящена рецидивам опухолей головного мозга у детей. Основная проблема в онкологии — то, что мы не можем влиять на длительное безрецидивное течение заболевания. Я анализировал предвестники рецидивов. Ярких симптомов не было, но менялось поведение у детей: или нарушался сон, или они становились более капризными, беспокойными без причины. На это надо обращать внимание.
Чуть меньше — около 50 операций в год — это хирургия эпилепсий. Многие не знают этого, думают, что болезнь можно лечить только таблетками. Нет, есть определенные виды эпилепсии, которые можно оперировать. Около 30 операций — сосудистые заболевания. Слава богу, что их у детей меньше, чем у взрослых. Делаем операции при повреждении периферических нервов:если после травмы какой-то нерв не работает, мы можем его восстановить, провести удаление рубцов и спаек, чтобы его освободить.
Самая интересная группа — функциональная нейрохирургия: это дети с ДЦП, с нарушением функций тазовых органов. Мы им имплантируем баклофеновые помпы, чтобы они могли двигаться. При нарушении функций тазовых органов устанавливаем спинальные стимуляторы, они восстанавливают нейрональную регуляцию, мочеиспускание. Есть такие операции как селективная дорсальная ризотомия, когда мы подсекаем определенные спинальные волокна для снижения спастики и улучшения локомоторных функций. Такие хирургические вмешательства завязаны на квотах, а импланты (симуляторы, помпы) — очень дорогостоящие, каждый больше 1 млн рублей.
— Сложно ли попасть к вам в Центр?
— Мы всё время пытаемся разрушить миф о том, что в федеральный центр не попасть, что трудно получить квоту и практически невозможно из обычной деревни приехать на лечение в Москву или Питер. Чтобы это сделать, пациенту нужно только к нам обратиться. Собрать определенный пакет документов, он есть у каждого (СНИЛС, полис, свидетельство о рождении, паспорт мамы), взять направление 057-у, которое выдаёт поликлиника. Плюс, естественно, медицинские выписки, снимки. Эти документы можно отправить по почте, через телемедицинский канал (это должна сделать больница). И мы можем сами подать бумаги на квоту. Оформление квот занимает несколько дней, даже самых высокотехнологичных. За это время пациент с родителями сдаёт анализы и поступает к нам.
— У нашего подопечного Жени Сидоренко был экстренный случай: его доставили к вам на вертолете МЧС из Ставрополя. Но это не ближайший к Ставрополю медицинский центр?
— Со слов пациентов, в другие федеральные клиники попасть намного сложнее. Я имею ввиду не Новосибирск и Тюмень, а центральные регионы. Нашу нейрохирургию сравнивают с Центром нейрохирургии имени Бурденко, но туда попасть гораздо сложнее, у них огромная очередь, о чём они и сами говорят. Зачастую люди в регионах просто не знают, что в Петербурге тоже есть профильный медицинский центр, не знают, куда обращаться.
— Есть общее наблюдение о том, что онкология молодеет. Применительно к вашим пациентам это справедливо? И больше ли стало таких случаев?
— Я могу сказать по своему ощущению — да, больше.
— Может быть, это связано с ранним выявлением?
— Естественно, диагностика улучшилась. Но и количество онкологических заболеваний увеличилось. Если говорить про нейроонкологию, согласно американской статистике опухоли ЦНС сейчас вышли на первое место у детей. Буквально ещё 10 лет назад они были на втором месте, на первом стояли лейкозы. У нас пациентами с такими диагнозами занимается отделение химиотерапии онкогематологических заболеваний и трансплантации костного мозга для детей, возглавляемое Юлией Валерьевной Диникиной.
— Как складываются ваши отношения с благотворительностью и благотворительными фондами? Помогает ли вам эта инициатива со стороны?
— Не секрет, что в НМИЦ им. В. А. Алмазова достаточно серьёзное обеспечение, поэтому наше отделение не нуждается в помощи фондов. Иногда к Новому году пациентам привозят подарки, проводят концерты для детей, приходят Дед Мороз и Снегурочка.
Если вы хотите знать лично моё мнение — конечно, фонды делают колоссальную работу. Человек никогда не готов к тому, что он может попасть в беду. Государство старается помочь. Но с фондами можно быстрее решить те проблемы, которые государство будет решать дольше, а иногда времени на это просто нет. Я знаю, что фонды помогают детям с онкологией, это огромная поддержка.
Часто людей беспокоит то, каким образом собираются средства и как они тратятся. Слава богу, у меня на пути не было нечестных фондов, я всегда сталкивался с приличными людьми. Вижу, что они хотят помочь.
— Отразится ли текущая экономическая и политическая ситуация на вашей работе? Есть ли какие-нибудь сложности с лекарствами, с медтехникой?
— Сейчас наше отделение не испытывает никаких сложностей. Да, многие волнуются и боятся, что они могут начаться, но в реальности их нет. Глобально сказать про импортозамещение я пока не могу. Наши поставщики говорят, что краха поставок не ожидается. Волнения присутствуют, это ситуация неопределенности. Мы работаем, стараемся не паниковать, делать то, что умеем. Верим, что всё будет хорошо, по-другому никак. Это не первое испытание для страны и меня. В 1998 году я приехал в клиническую ординатуру Петербурга, когда случился кризис. Но тогда мы были молоды, ничего не опасались, вся жизнь была впереди. Да и сейчас ещё половина как минимум! Я полон оптимизма.
Мир изменился, но детям с онкологией по-прежнему нужна наша поддержка. Станьте опорой для тех, кто надеется на помощь.
- поделитесь этим или любым другим материалом фонда с друзьями
- отправьте любую комфортную сумму пожертвования
Другие материалы фонда:
Как говорить с детьми о тревоге: советы психолога
Главное - не застыть в янтаре
#врач #медицина #лечение #онкология #здравоохранение