Мне уже не раз доводилось рассказывать вам о городах Каменного пояса – Сысерти, Невьянске, Нижнем Тагиле, Златоусте, Кыштыме и многих других. Их истории во многом похожи друг на друга – и, вместе с тем, каждая из них по-своему уникальна. Я немало удивился, когда случайно обнаружил, что до сего дня Касли – родина художественного чугунного литья – оставались обделёнными моим вниманием. Заполнить этот досадный пробел оттого проще и приятнее, что в своё время автору довелось почти полтора года прожить в этом маленьком уютном городке, живописно раскинувшем свои улочки меж двух озёр.
Весной 1746 года, едва сошёл снег, на берегу Каслинского озера началось большое строительство. Его инициатором стал купец из Екатеринбурга Яков Родионович Коробков. Как и знаменитый Акинфий Демидов, Коробков был родом из Тулы. Решив попытать счастья за Уралом, он не прогадал и не без доли везения быстро сколотил неплохое состояние. Поддавшись общим настроениям, Коробков за 500 рублей выкупил у башкирских старейшин 250 тысяч десятин земли, на которых было всё потребное, чтобы организовать железоделательное #производство – богатые месторождения бурого железняка, пригодный как для строительства, так и для обжига угля лес и даже залежи медной руды.
Но, как говорится, гладко было на бумаге. Из-за недостатка у Коробкова средств строительство затянулось, и заложенный в 1746 году #завод дал первую плавку чугуна лишь 18 августа 1749 года. Обнаружились и другие проблемы. Из-за общего низменного рельефа соорудить на речке Касли сколь-нибудь большую плотину не удалось, в связи с чем завод был обречен практически постоянно испытывать нехватку воды, приводившей в движение все производственные механизмы. Вдобавок, обширная водная система прилегающих к заводу озёр никак не сообщалась с Чусовой или Уфой – реками, по которым “железные караваны” отправлялись в европейскую часть России. Ближайшая пристань на Уфе, Сорокинская, находилась в 143 верстах от завода, а до Чусовой было и того дальше. Перемещать #чугун и железо на столь большое расстояние в реалиях того времени можно было лишь зимой по санному пути, что несколько усложняло общую производственную логистику.
Возникшие трудности не были непреодолимыми – более того, с подобными проблемами в разное время сталкивались почти все уральские горные заводы. Коробков не унывал, продолжая вкладывать средства в развитие своего детища. К 1751 году домны выдавали 24 тысячи пудов чугуна в год, а кричные молоты проковывали до 16 тысяч пудов железа. Тем не менее, Коробков охотно избавился от завода, как только нашёлся покупатель, предложивший достойную цену. Таким покупателем стал Никита Никитич Демидов. Что же касается самого Коробкова, то, бросив попытки заделаться горнозаводчиком, он остался преуспевающим купцом. Об основанной им купеческой династии в наши дни напоминает нарядный дом Коробковых в самом центре Екатеринбурга, построенный в 1828 году по проекту знаменитого уральского архитектора Михаила Павловича Малахова.
Демидовскую хватку Касли ощутили сразу. На завод пригнали больше тысячи новых крестьян. Проблему с нехваткой воды решили строительством системы каналов, по которым вода из лежащего южнее Кыштымского пруда свободно перетекала в пруд Каслинского завода. Число водяных колёс и кричных молотов на заводе удвоилось, а объёмы выплавки чугуна выросли почти в пять раз – прежде всего ценой непосильного труда приписных крестьян. Нещадная эксплуатация простого люда демидовскими приказчиками в 1763 году вылились в беспорядки, охватившие помимо Каслинского завода ещё и соседние Кыштымские. Усмирять их пришлось регулярным войскам, причём потери с обеих сторон шли на сотни убитых и раненых. В 1773 году, когда разразился пугачёвский бунт, каслинцы решили взять реванш и без раздумий примкнули к восставшим – в отличие от рабочих из Сысерти завода, сохранивших преданность хозяевам завода. Впрочем, когда активные боевые действия докатились до Среднего Урала, восстание уже откровенно выдыхалось, и мятеж был заранее обречён на провал. Правительственные войска быстро разбили бунтовщиков, хотя те при отступлении спалили завод дотла. Были разрушены домны и плотина, подчистую сгорели все заводские постройки и две сотни жилых домов.
Впоследствии Екатерина II выделила значительные средства и ресурсы на восстановление пострадавших заводов – ведь страна по-прежнему остро нуждалась в уральском железе. Благодаря этим вливаниям Каслинский завод в прямом смысле слова возродился из пепла уже к концу 1775 года, хотя вывести производительность на прежний уровень удалось не сразу. Предпринятая примерно в это же время попытка диверсифицировать производство и наладить выплавку меди оказалась провальной из-за скудности близлежащих месторождений. Как и прежде, основной продукцией завода оставалось полосовое железо, хотя периодически поступали и разовые государственные заказы – к примеру, на пушки и ядра.
Начало XIX века одновременно ознаменовало собой конец демидовского владычества на Урале. Умерший в 1804 году Никита Никитич-младший не оставил прямых наследников, и огромная заводская #империя затрещала по швам. Касли унаследовал Пётр Григорьевич Демидов, племянник последнего владельца завода. Но он был жителем столичным, производством особенно не интересовался, а потому при первой же возможности сбыл завод с рук. Новым владельцем стал екатеринбургский купец Лев Иванович Расторгуев. Об этом необычном человеке я уже рассказывал в одной из своих предыдущих статей. Совершив ряд удачных сделок, Расторгуев смог объединить под своей рукой Каслинский, Нязепетровский, Шемахинский и Кыштымские заводы, сформировав Кыштымский горный округ.
Расторгуев запомнился каслинцам не только тем, что наперекор официальной государственной политике открыто покровительствовал старообрядцам – этим, в частности, объясняется обилие на берегах близлежащих озёр старообрядческих скитов, остатки многих из которых можно увидеть и по сей день. Именно при нём на заводе стал активно развиваться промысел, которому было суждено прославить маленький городок на Среднем Урале на весь мир. Литейное производство существовало на заводе и прежде, однако дело ограничивалось чугунной посудой, печными решетками и дверцами. Во многом благодаря Расторгуеву, который стал привлекать на завод новых талантливых скульпторов, художников, чеканщиков и формовщиков, #каслинское литье шагнуло из утилитарной плоскости в область высокого искусства.
К сожалению, смена владельца никоим образом не отразилась на положении приписанных к заводу крестьян и мастеровых людей. Даже при Расторгуеве волнения работников происходили с завидной регулярностью, а после его смерти, когда управляющим Каслинского завода стал печально известный Григорий Зотов по прозвищу "кыштымский зверь", их жизнь сделалась и вовсе нестерпимой. С 1820 по 1827 годы #рабочие Кыштымского горного округа бастовали не менее пяти раз. Счёт участников волнений шёл уже на тысячи, а подавлять недовольство приходилось, как и прежде, регулярным войскам с применением артиллерии. Крови пролилось немало, но горное начальство сподобилось разобраться в ситуации лишь по личному указанию императора Николая I. По итогам расследования Григорий Зотов в 1837 году был сослан в Кёксгольм, где вскоре и умер, а Каслинский завод почти на два десятилетия перешёл в казённое управление.
Наведение порядка в заводских делах совпало с расцветом каслинского чугунного литья, который пришёлся на вторую половину XIX века. Работы уральцев начали экспонироваться на выставках в Париже, Вене, Милане, Стокгольме, Копенгагене и Филадельфии, где они неизменно брали высшие призы. Апофеозом творчества каслинцев стал уникальный чугунный павильон, представленный на Всемирной выставке в Париже в 1900 году – ныне его можно увидеть в Екатеринбургском музее изобразительных искусств наряду с большой коллекцией литья. Если поначалу в качестве моделей для отливок использовались работы столичных скульпторов – в первую очередь знаменитого Петра Карловича Клодта, #творчество которого импонировало тогдашнему владельцу завода Григорию Васильевичу Дружинину – то вскоре в ход пошли модели, созданные по эскизам местных мастеров. Эти события описываются в известном сказе Павла Петровича Бажова "Чугунная бабушка":
В числе прочих литейщиков был в те годы Василий Федорыч Торокин. В пожилых считался. За свою-то жизнь дядя Вася не одну тысячу отливок сделал, а сам дивится:
— Придумывают тоже! Всё какие-то Еркулесы да Лукавоны! А нет того, чтобы понятное показать. Самое, значит, житейское. Скажем, бабку Анисью вылепить, как она прядет.
Стал дядя Вася лепить бабку Анисью, со всем, сказать по-нонешнему, рабочим местом. Тут тебе и кадушка, и ковшичек сбоку привешен, и бабка сидит, сухонькими пальцами нитку подкручивает, а сама маленько на улыбе, вот-вот ласковое слово скажет. Сам же дядя Вася её формовал и отливал. И, понимаешь, оказалась ходким товаром. Против других-то заводских поделок её вовсе бойко разбирали.
Со временем литейное производство полностью вытеснило железоделательное. За один только 1900 год на Каслинском заводе были выпущены феноменальные 200 тысяч пудов литых чугунных изделий – это больше 3 миллионов тонн! В 1905 году окончательно остановился пудлинговый цех, в 1906 году – кричный, а в 1907 году погас огонь в проработавших больше полутора веков домнах. Местные #мастера по-прежнему были на слуху, и ежегодно завод принимал немало именитых гостей, в числе которых в разное время были австрийский металлург Петер фон Туннер, русский химик Дмитрий Иванович Менделеев и основоположник цветной фотографии Сергей Михайлович Прокудин-Горский. Благодаря снимкам последнего ныне мы можем увидеть Каслинский завод таким, каким он был в начале ХХ века.
После Первой мировой войны, в годы которой в Каслях производили в основном гранаты и мины, и последовавших за ней революционных событий завод был национализирован. Идейно чуждая рабочему классу буржуазная скульптура осталась в прошлом, и литейные цеха перешли на выпуск соответствующих пролетарскому духу изделий – чугунных ванн, раковин и унитазов, котлов центрального отопления, утюгов и мясорубок. К слову, смех смехом, а первые в Стране Советов мясорубки были произведены именно здесь. К счастью, #традиции художественного литья не были забыты, и в 1936 году Каслинский завод успешно выполнил первый за долгое время крупный заказ на литые изделия для украшения Москвы – оформления станций метрополитена, мостов и набережных. С тех пор местные изделия стали неотъемлемой частью уличного пейзажа практически всех крупных городов постсоветского пространства. Пережив Великую Отечественную войну, брежневский застой и разруху девяностых, завод функционирует и поныне, хотя основная часть его продукции – решётки, фонарные столбы, скамейки и урны.
Сами Касли в наши дни – небольшой тихий #город с населением менее 15 тысяч человек. О былых достижениях эпохи развитого социализма напоминают лишь несоразмерный городу Дворец культуры с шикарным зимним садом, несколько кварталов панельных многоэтажек да мрачные цеха радиозавода, эвакуированного в годы войны из Харькова. В остальном же Касли сохранили облик заводского посёлка позапрошлого века с характерной одноэтажной застройкой. В городе осталось на удивление много зданий, представляющих историческую ценность, в числе которых дом управляющего, заводской госпиталь, купеческие лавки и построенный в 1852 году величественный Вознесенский храм. Имеется и музей художественного литья, однако его экспозиция в целом довольно скромная даже по меркам провинции. Куда больше интересных "экспонатов" представлено на местном кладбище, которое из-за обилия чугунных оград, надгробий и малых форм филигранной работы производит впечатление настоящего музея под открытым небом.
Немало представляющих интерес достопримечательностей имеется и в ближайших окрестностях Каслей. Так, на берегах озера Большие Аллаки располагается древнее капище Бей-Таш, которое может произвести неизгладимое впечатление даже на весьма искушенных путешественников. На северном берегу озера Сунгуль, в посёлке Сокол, некогда находилась секретная Лаборатория “Б”, где после Великой Отечественной войны учёные под руководством немецкого физика Николауса Риля изучали влияние радиации на живые организмы. Рукой подать и до Вишнёвых гор с их старыми рудниками и штольнями – живописным и очень уютным Курочкиным логом и горой Каравай, на склонах которой до сих пор можно без труда можно отыскать очень красивые цирконы.