Предыдущая часть ЗДЕСЬ
Хиджазкая и Палестинская железные дороги пересекались у станции Дераа. В ноябре 1917 года, Лоуренс, переодетый в лохмотья, с одним-единственным спутником отправился туда на разведку. Его задержали на грязных улицах города, залитых бесконечным осенним дождем. Турки приняли его за дезертира и решили отправить обратно в казармы. Но сперва он должен был "доставить удовольствие" коменданту гарнизона Хашим-бею.
«Хашим-бей стал ласкаться ко мне, твердя о том, какой я белый и свежий, как красивы мои руки и ноги и как он сделает меня своим ординарцем и даже будет платить мне жалование, если я буду его любить. Я немного потерпел, пока его прикосновения не стали слишком скотскими, и резко отшвырнул его коленом. Он, шатаясь, согнулся пополам и отступил к кровати с резким стоном, полушопотом приказал капралу забрать меня и как следует проучить.
...Капрал свистнул плеткой, приговаривая, что я завою о пощаде еще до десятого удара, а на двадцатом буду просить ласк бея. И начал бешено хлестать меня изо всей силы, а я сцепил зубы, чтобы вынести удары плетки, вонзавшейся в мое тело, как раскаленная проволока.
...Палачи скоро сломили мою решимость не кричать, но еще до окончания экзекуции подступившая милосердная тошнота окончательно лишила меня дара речи... Я напрягся, чтобы до того, как умру, исследовать всю свою боль с точки зрения уже не актера, а зрителя, не думая о том, как судорожно извивается и вопит мое тело... Я помнил, как капрал, пнув меня подкованным сапогом, велел подняться. Как, бессмысленно улыбаясь ему, я испытывал ощущение восхитительного тепла, а затем он вскинул руку с плетью и со всего размаху ударил меня в пах... потом я понял, что меня волочат за ноги двое солдат..."
Избитого до полусмерти и изнасилованного Лоуренса бросили в сарай. На рассвете ему удалось ускользнуть оттуда. С огромным трудом он добрался до своих соратников, где затаился, залечивая раны. Как это часто бывает, вслед за позором последовал триумф. Англичане взяли Иерусалим, и Лоуренс присутствовал при официальном вступлении в город частей британской армии. За его партизанские подвиги ему присвоили звание майора. Но напыщенная красота военного парада не доставила ему радости. "В ту ночь в Дераа навсегда пала крепость моей чистоты", -- писал он. И от Иерусалима было еще очень далеко до Дамаска...
Там жил Дахум, и Лоуренс был готов на все, чтобы увидеться с ним. Образ любимого друга стал для него символом мирного, бесконечно далекого времени. Казалось, что стоит только встретиться -- и все вернется: Каркемиш, счастье, покой, мир... Он хранил эту мечту ото всех, тайно лелея ее в глубине души.
КРУШЕНИЕ ВЕЛИКИХ НАДЕЖД
Шел четвертый год войны. Оправившись от ранений, Лоуренс вернулся в пустыню к своим арабам, с которыми он уже успел сродниться. Арабы считали Эмира Динамита своим и не допускали мысли, что он когда-нибудь их покинет. Но Лоуренс мечтал об одном: дойти до Дамаска, найти Дахума... и исчезнуть. Он находился на гране нервного срыва: ему стало известно о тайном договоре между Францией и Великобританией -- после войны арабы не получат независимости. Великие державы решили расчленить Турцию, установив свои протектораты над Палестиной, Сирией и Аравией. Возражения Лоуренса, что это нечестно, звучали слишком наивно для политиков. Они думали, что они вправе решать судьбы полудиких племен, моющих голову верблюжьей мочой и называющих паровоз "сыном шайтана". Для Лоуренса же это были люди -- со своими достоинствами и недостатками, забавные и величественные, упрямые и кроткие, отличающиеся от европейцев только странными одеждами и смуглым цветом кожи. И вот этих людей ему приходилось обманывать, повторяя им навязшую в зубах сказку об "арабской свободе". Вдохновленные его ложью, они рвались в бой -- на Дамаск!
"В городе нас встречали громкими возгласами растянувшиеся на несколько миль многие тысячи приветствовавших нас людей. Мужчины подбрасывали в воздух фески, женщины разрывали чадру. Домовладельцы бросали на дорогу цветы, драпировки, ковры, их жены кланялись, смеялись из-за решеток и обрызгивали нас ароматическими снадобьями".
Пока горожане и армия праздновали победу, Лоуренс узнал, что его Дамаск пуст, как пересохший колодец. Дахум умер от тифа за несколько недель до взятия города. В переполненных госпиталях люди мерли, как мухи, не получая никакой медицинской помощи. Их некому было хоронить, и трупы разлагались на жаре, становясь пищей для крыс.
Лоуренс начал войну лейтенантом, а закончил в чине полковника. История доказала его правоту, Оттоманская империя была разгромлена. Но для него это стало не победой, а сокрушающим душу поражением. "Война – безумие, -- записал Лоуренс в своем дневнике. -- Нет ничего на свете, ради чего стоило бы воевать".
Продолжение ЗДЕСЬ, подпишись на наш канал!
Юлия Рывчина (с) "Лилит"