Про кизил, неуловимых раков, шведских гусят и «Патологическую анатомию» Бейля
Знаете, какая это невероятная удача - заболеть, когда на тебя неумолимо надвигается жуткая контрольная по математике или зубодробительный диктант? Обзавестись мощной гнойной ангиной или хотя бы завалящим гриппом в такой ситуации – поистине бесценный подарок судьбы. Мне повезло лишь однажды.
Знаете, какая это невероятная удача - заболеть, когда на тебя неумолимо надвигается жуткая контрольная по математике или зубодробительный диктант? Обзавестись мощной гнойной ангиной или хотя бы завалящим гриппом в такой ситуации – поистине бесценный подарок судьбы. Мне повезло лишь однажды.
Надо сказать, у нас было как минимум полдюжины способов имитировать болезнь, чтобы не пойти в школу: нагреть ртутный градусник на батарее, засунуть в нос силикатного клея (и жутко чихать), ну и самый хардкорный – намочить простыню, выйти на балкон голым, обернуться ею и стоять так, сколько выдержишь. Бывалые люди говорили, что для усиления эффекта можно одновременно есть мороженое. Но ни одна из моих попыток ни разу не увенчалась успехом: сидеть с градусником нужно было на глазах у мамы, чихание от школы никоим образом не освобождало, а обертывание мокрой простыней на морозе в моем случае не работало – наверное, потому, что я - человек с сибирским иммунитетом.
Но однажды мне все-таки удалось выпасть из обоймы и проболеть несколько недель кряду, а потом еще получить освобождение от ненавистной физкультуры на целый месяц.
Как-то осенью в четвертом или пятом классе нас повезли в однодневный поход - посмотреть дольмены в горах. Рано утром, сонные и несчастные, мы встретились на автобусной остановке нашего микрорайона, доехали до автостанции, пересели на автобус до Михайловского перевала, а дальше пошли пешком.
Был конец ноября, догорала золотая осень. Дорога петляла меж склонов гор, расцвеченных всеми оттенками желтого, оранжевого, охряного, багрового, кое-где в осеннюю палитру врывались мазки зеленого, от изумрудного до бутылочного - вечнозеленые сосны, ели и кипарисы. Глубокая синева неба, запах грибов и кристальная вода речушки, которая на спусках превращалась в водопад. Я до сих пор помню этот день.
Время от времени нам встречались заросли дикой ежевики и кизила, мы останавливались и набивали рты и карманы слегка вяжущими кисло-сладкими ягодами. В наших краях кизил называют «чертово дерево». Я вспомнила рассказанную кем-то легенду - когда бог всем раздавал растения, жадный черт попросил кизил, потому что он цветет первым. Черт не знал, что, несмотря на раннее цветение, созревает кизил самым последним, в конце осени.
У нас с собой были холщовые котомки с бутербродами, вареной картошкой и яйцами, а еще - с мелкими южными очень сладкими осенними яблоками.
Наконец мы добрались до места назначения и с радостью первых переселенцев, дорвавшихся до вольных пампасов и прерий Северной Америки, ринулись осматривать местность и обследовать дольмены.
В попытке что-нибудь найти, ну хоть что-нибудь, мы копали землю палками-копалками вокруг дольменов и прямо под ними. Не знаю, что мы ожидали найти - кости неандертальцев? Золото скифов? В конце концов, не обнаружив ни черепов, ни сундуков с сокровищами, усталые и чумазые, мы вернулись к реке на обед. Когда были съедены все бутерброды, спеты все известные нам походные песни и рассказаны все страшилки, в недобрый час кому-то пришло в голову поискать раков в мелкой горной реке.
Сказано - сделано. Мы сбросили кеды, закатали штаны повыше и разбрелись по реке - кто вверх по течению, кто вниз. День был солнечным и очень теплым для поздней осени, но вода в этой реке даже летом ледяная - приехавшие на пикник компании устраивали у берега небольшие заводи из камней и охлаждали там привезенные с собой арбузы и бутылки с водкой, «Боржоми» и «Тархуном».
Через некоторое время все выбрались на берег. Но я была полна решимости найти хоть одного рака для своего аквариума и с упорством, достойным лучшего применения, продолжала брести вверх по течению по колено в ледяной воде.
Не знаю, сколько времени я провела за этим занятием. На горы спустились сумерки. Учительница собрала нас, пересчитала, как цыплят, и мы потопали обратно на перевал, чтобы сесть там на автобус до города, и потом на центральной автостанции пересесть на другой автобус, который довез нас до дома.
Как говорится, усталые, но довольные, пионеры вернулись домой. Весь вечер я разбирала и показывала маме пахнущие осенью и грибами разноцветные листья, каштаны и желуди, найденные в лесу.
Через пару дней у меня начался жуткий кашель. Мама хмурилась, говорила: «как из бочки», и заставляла пить смесь лукового сока с медом, мерзкую коричневую микстуру из корня солодки, а на ночь парила мне ноги в тазике, ставила горчичники - в том числе на ступни ног, под носки, после них растирала грудь и спину козьим жиром, надевала на меня футболку и теплую фуфайку, завязывала на моей груди крест-накрест пуховый платок и приносила дымящуюся чашку с горячим молоком с содой, медом и сливочным маслом. От этих манипуляций я чесалась и страдала, а пахло от меня, как от замаринованного в горчице козла, который сжевал мешок лука. Сережка, с которым мы общались только по телефону, потешался над моим кашлем и сравнивал меня с беглыми каторжниками, которые последние 30 лет провели на рудниках.
Процессу излечения несколько мешало то, что луковый сок и микстуру, мерзкую приторную коричневую жидкость, я прятала во рту, и как только мама отворачивалась, бежала ее выплюнуть, а молоко выливала за окно.
Да, мне никогда не удавалось заболеть в нужный момент. Но в этот раз мне, наконец, повезло, я пропустила все контрольные и диктанты второй четверти и в следующий раз пошла в школу уже после зимних каникул.
Прошло несколько дней, кашель стал только хуже, к нему добавились одышка и слабость, и мама отвела меня к врачу. Та послушала стетоскопом мои спину и грудь, украшенные багровыми кружочками – следами терапевтических «банок», нахмурилась, еще раз строгим голосом велела дышать, потом не дышать, а потом снова дышать (я себе под нос тихо повторяла за ней: «мышите - не мышите»), и недовольно сказала моей маме:
- Вы что же, мамочка, довели ребенка до двухсторонней пневмонии?
Мамочка побелела, схватилась за спинку стула, чтобы не упасть, и безмолвно смотрела на меня расширившимися от ужаса глазами, не в силах сказать ни слова. Ей-то казалось, что это просто кашель и она приложила все усилия, чтобы меня от него вылечить!
Угрюмая докторша прописала мне уколы антибиотика на две недели.
Моя мама умеет делать уколы и у нее есть специальная железная коробочка - стерилизатор, в которой она по сорок минут кипятила шприцы и иглы, потом протирала все спиртом и шла в мою комнату, неся поднос с лежащим на нем стерилизатором, как медсестра из немого кино про Первую Мировую.
Я чувствовала себя на удивление хорошо, только кашель был все еще «как из бочки».
Ко мне приходили друзья - Юля принесла почитать «Девочку с Земли» Кира Булычева, которую я проглотила за 2-3 дня, а потом с горя снова взялась за зачитанную до дыр «Хижину дяди Тома». Одноклассник Федя, смуглый стеснительный мальчик с длинными ресницами, счастливый обладатель первых в нашем классе японских электронных часов, принес мандаринов, посидел, помолчал, и напоследок – чудо чудесное! – дал поносить свои часы – предмет зависти всей школы. Просто надел мне на руку и сказал: "отдашь, когда надоест".
Днем я подолгу сидела на подоконнике и смотрела в окно - из окна моей комнаты видно море, горы, двор соседнего дома, а еще немного улицу от почты и до продуктового магазина. Смотрела на Федькины часы: первый урок закончился, перемена, третий закончился, вот уже пятый подошел к концу, сейчас все пойдут домой из школы. Я ждала своего самого дорого друга - Сережу.
А он все не шел и не шел - навещать меня ему строго-настрого запретила бабушка, боясь, что он от меня заразится. Мама
,,,,,,,,,,,,,,говорила, что пневмонией заразиться невозможно, но Сережина бабушка была непреклонна.
Впрочем, он все равно дважды забежал ко мне, скрывшись от строгого бабушкиного ока по пути на уроки немецкого, которым он, по настоянию все той же бабушки, занимался с репетитором.
В первый раз Сережка принес мне «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями». Я просто жила в этой книге те несколько дней, пока ее читала. Гусь Мартин стал мне, как родной, а Нильсу я безумно завидовала и надеялась, что когда-нибудь и на мою долю выпадут такие приключения, хотя быть заколдованной гномом и превратиться в лилипута мне совсем не хотелось.
Мы с Сережкой выучили имена гусят: Юкси, Какси, Кальме, Нийле, Вийси - по шведски и фински это означает “раз, два, три, четыре, пять”.
В другой раз Сережка принес мне большую красную книгу, выглядящую, как учебник. Оказывается, он улучил момент, когда бабушки не было в комнате, и сунул под куртку первую попавшуюся книгу (это была «Патологическая анатомия»), и с гордым видом положил ее на стол в моей комнате.
- Что это? - я с недоверием покосилась на красный фолиант с золотыми тиснеными буквами.
- Читай, это интересно, - с жаром ответил Сережа.
- Точно? - я взяла книгу в руки и перелистнула несколько страниц. Увидев фотографии, я в ужасе спросила:
- Ой! Что это ты мне принес? -
- Книгу моего деда.
- Какая страшная!
- Ничего и не страшная, это учебник в медицинских институтах, по ней врачей учат.
- Но мне-то она зачем?
- Будешь знать, как мы сделаны,- рассмеялся Сережа.
- А ты сам ее читал?
- Да, и не раз.
- Мммм лучше бы ты про приключения и первооткрывателей чего принес, - обиженно насупилась я.
- Да ты уже всю мою библиотеку перечитала. Ну ладно, могу оставить тебе свой учебник немецкого, у меня их много.
И убежал.
К сожалению (или к счастью) патологоанатомия была конфискована мамой в первый же вечер.
Надо сказать, эта книга снова попала ко мне в руки, когда я училась во Владикавказе на первом курсе факультета славянской филологии и жила у кузена, жена которого была студенткой мединститута. Это и правда было очень познавательно.
Сережин немецкий пошел не в пример лучше. Я учила в школе английский, но ради интереса начала заниматься немецким по его учебнику.
После пневмонии меня на месяц «освободили» от физкультуры. Пока одноклассники пыхтели на турниках и задорно обрушивались на маты, падая с «козла», я шла в школьную столовую и занималась немецким. В первые дни меня пытались прогнать суровые школьные уборщицы:
- Ишь, расселась! Дома надо уроки делать! До-ма!
Но со временем привыкли и оставили в покое.
В память о неудачной ловле раков в горной реке со мной осталось умение считать по-шведски до пяти, «Патологическая анатомия» Бейля и заковыристый немецкий вокабуляр - базовая грамматика и минимальный словарный запас да еще тексты песен Рамштайн, которые засели в памяти со времен моего увлечения творчеством группы.
На германоговорящих друзей эта безумная смесь производит неизгладимое впечатление. А мы с Сережей до сих пор со смехом и щемящей ностальгией вспоминаем тот поход, неуловимых раков, песни у костра, ежевику и кизил, мамино лечение и книги, которые мы читали, яростно обсуждали и которые сделали нас теми, кем мы стали.
Продолжение в книге "Девочка с ключом на шее"