При прочтении К. Юнга меня очень удивляла сложность снов пациентов, чьи случаи он описывал. И какие-то церкви, где сам Юнг в роли священника, а пациент ныряет в колодец и через это, по мнению Доктора, входит во взрослую жизнь, и какие-то невероятные походы в горы с толпой соратников, которые, по мнению Юнга, символизируют внутренние противоречия в подсознании пациента, и чего там только нет. У меня всегда это вызывало удивление: «Во они там сложные», – каждый раз думаю я. И действительно, что у Фрейда, что у Юнга пациенты всегда из одной социальной страны – люди очень обеспеченные, зачастую плотно индоктринированные в христианство, с развитым интеллектом и подавленными (христианством и интеллектом) инстинктами.
Почему меня так удивляют такие сны? Потому что сам я их почти не вижу. А если вижу, то быстро забываю. По напряжению, которое я испытываю при пробуждении и обрывочным воспоминаниям, я знаю, что в снах у меня смерть и ужас. А если я не забываю сон и не ленюсь сделать его набросок, получается книга.
На этот раз я решил не обрабатывать сон художественно, а просто записать его, изложив, по возможности, близко к «оригиналу».
Как-то я познакомился с девушкой. Её звали Агалит (имени во сне не было, выбрал сам). Что-то вщёлкнуло, знаете, как это бывает, когда только знакомишься с человеком и нет никакого внутреннего сопротивления – общение идёт само собой.
Агалит зацепила меня прежде всего своей холодностью и загадочностью, такое сочетание всегда действовало на меня магически-болезненно, словно вгрызаясь в мою душу, обещая какую-то качественную перемену скрытую в тумане. Обычно – нет не обычно, а всегда это заканчивалось разочарованием и болью. За загадочностью, чаще всего, скрывается не больше, чем ничего.
Тем удивительнее при её отстранённости было то, что она позвала меня к себе.
Это был большой особняк в старом стиле, выстроенный со вкусом. Во внутренней отделке было много дерева и стекла. Несмотря на натуральные материалы внутри было неуютно, как будто дом предназначен не для того, чтобы в нём жили, а чтобы прятаться в нём от внешнего мира. Тут было много больших комнат, но при этом низкие потолки, что как бы расплющивало пространство вширь, не давая ему дышать.
Агалит представила меня своему отцу – имени он, кажется, не назвал. Я сразу отметил в нём одну особенность, которая вызвала беспокойство. В целом он выглядел неестественно. Крупные семитские черты лица были обтянуты жёлтой кожей. Голова до половины словно выбрита, хотя это скорее врождённое, а сзади свисает объёмная, будто приклеенная шевелюра из чёрных, толстых волос. Причём в волосах тоже было что-то необычное, лучше всего – не знаю почему, их опишет слово «архаичные». Возникло примерно то же ощущение, которое возникает при взгляде на архаичные виды животных, наподобие крокодилов. Нечто очень несовершенное по сравнению с высшими животными, какое-то квадратное. Структура волос неумолимо напоминала о Древнем Востоке, хотя, как такое комплексное представление может быть навеяно волосами, решительно непонятно.
Я заметил, что Агалит сияет. У неё было такое радостное выражение лица, как будто… Я не знаю что «как будто». Это нельзя ни с чем сравнить, потому что в её лице слилось всё, что может вызвать высшую степени человеческого блаженства: от долгожданной свадьбы до религиозного экстаза.
При обмене любезностями с её отцом я как-то упустил из виду Агалит. Вежливо попросив разрешения покинуть его, я пошёл к широкому выходу из большой гостиной, где помимо её отца сидела вся их большая семья. В проёме не было дверей. Краем глаза я заметил одну неестественную деталь, вызвавшую неосознанный дискомфорт: на диване, где сидело человек пять, не было ни одного движения.
Я вышел из комнаты, прошёл в несколько других – никого. Я был удивлён, потому что, судя по виду, в доме жило много людей. Было чисто, убрано. Но в глаза бросалось отсутствие вещей, которыми пользуются каждый день: случайно оставленной на стуле одежды – чего-то в таком духе, хотя это можно списать на хорошую прислугу. После некоторого времени поиска я встретил девушку.
Но это была не Агалит, хотя выглядела точь-в-точь как она. На её лице была сосредоточенность. Из дверного проёма, в котором тоже не было двери, она выглядела как человек на чём-то очень сосредоточившийся. Я вошёл в комнату и увидел, что она смотрит в зеркало. Я встал сзади и чуть сбоку от неё и посмотрел туда же.
Мы были в ванной комнате. Просто по виду это было трудно определить: сразу из дверного проёма были видны обитые снизу деревом и покрытые сверху пастельно-зелёной краской стены, и лишь войдя туда, можно понять, что ты в ванной: зеркала, банные принадлежности и прочее.
Я встал рядом с ней, чтобы посмотреть, что она так сосредоточенно рассматривает в том небольшом зеркале на ножке.
Я долго всматривался, но видел только её и себя. Она стояла справа, ближе к окну с мутными стёклами для ванной. Снаружи сквозь эти мутные, толстые стёкла проникали солнечные лучи. Они были рассеянными из-за структуры стекла, но яркими. Подсвеченное лицо сестры Агалит постепенно заняло всё моё внимание. От сходства двух сестёр я не мог отвести взгляд от него. Долгое всматривание в яркое пятно солнечного света, подсвечивающего её лицо, утомило сетчатку – теперь это было пятно света в форме лица. Потом начало происходить что-то странное.
Я всматривался настолько долго, что глаза устали от яркого света. Её лицо стало монотонным – белёсо-желтоватым, как ряженка. Дальше оно стало расползаться на шарики, наподобие тех жутких портретов Джузеппе Арчимбольдо, где лица состоят из винограда, фруктов и овощей. Её лицо напоминало слипшиеся грозди белого винограда, только вместо прозрачной мякоти и сока в виноградинах вызревал гной. Чем больше я всматривался, тем больше оно расползалось и в итоге оказалось скопищем копошащихся белёсых червей.
Я не знал, кажется ли мне это. Я даже не понимал сон это или происходит что-то не то в реальности. До моего сознания добралась мысль: «перерождение». Что это значит я не понимал и понял одновременно. Как бывает, когда человек говорит тебе что-то, что по идее должно быть понятно только ему одному и поэтому ему стоило бы предварительно ввести тебя в курсе дела, но по какой-то причине ты понимаешь, что он хочет сказать, но при этом прикидываешься, что не понимаешь, чтобы он проявил больше уважения и всё-таки ввёл тебя в контекст. Здесь было также: я каким-то образом прекрасно понял о каком перерождении идёт речь, но сознательно отказывался от этого понимания. Я хотел, чтобы кто-нибудь мне всё объяснил!
Я понял, что не увижу больше Агалит. Никогда. Она переродилась. Я понял также, что её сестра тоже хотела переродиться, но не была пригодна для этого.
Я покинул ванную. В какой точно момент времени произошла следующая сцена сложно сказать – аура дома будто проглотила меня. Некий высокий человек, явно враг всего происходящего в этом доме, положил руку на голову очень старого человека и выстрелил через неё. Старый человек умер, а стрелявший стал искать чем забинтовать простреленную кисть и затем скрылся, хотя его присутствие в доме сохранилось. Это произошло в кабинете, единственной комнате с дверью в этом доме.
Я повстречал одну женщину, её я плохо помню – нечто вроде туманного воспоминания. Она рассказала, что старшая дочь – Агалит с детства хотела совершить перерождение, видела в нём цель жизни, а младшая хотела стать кухаркой.
– Кухаркой? – переспросил я.
– Да, – ответила она и улыбнулась с пониманием – с раннего детства бегала в чужие дома и пыталась готовить там что-то. Дома тоже старалась. Ей это очень нравилось.
Я выразил удивление – ведь я только что её видел, и она явно хотела совершить перерождение.
– Это на неё сестра так повлияла. Она увидела перерождение и тоже захотела.
Я пошёл в гостиную, где сидел отец семейства. Когда я вошёл, все стояли в ряд застывшими в разных позах и не шевелились.
– Очнись! – крикнул я отцу семейства.
Он медленно, с тихим скрипом суставов зашевелился. Сел. Я попросил рассказать мне, что происходит.
– О! – он улыбнулся – я был в Междуречье, когда облика современных цивилизаций ещё не было в помине. Не помню уже чем я там занимался, может был воином, а может собирателем. Очень-очень давно это было. Я ушёл от своего племени, долго шёл на север. Шестьдесят лет я шёл и шестьдесят лет считал в земле, а потом снова шестьдесят лет шёл и так снова и снова.
– Шли на север?
– Да. Там был ледник, я пошёл вдоль. Потом он отступил.
– Что значит считали в земле?
– Я лёг в землю или меня положили, и я всё время считал, каждое мгновение, шестьдесят лет.
Я не понял действия этого механизма, но интуитивно уловил, что этот счёт – что-то вроде якоря, который не давал ему умереть.
– Что такое перерождение? – спросил я.
Его кожа стала совсем жёлтой, архаичная и пышная шевелюра выглядела так, словно вот-вот отойдёт от черепа. Теперь было очевидно, что передо мной живой мертвец.
– В какой-то момент я понял, что мои дочери могут перерождаться за меня – тогда мне не нужно считать шестьдесят лет. Я просто перехожу на новый виток и живу шестьдесят лет.
– Они это делают добровольно?
– Ты сам видел, – усмехнулся собеседник.
Я обратил внимание, что оставшиеся члены семьи сдвинулись с места. Одни протирали уши другим ватными тампонами.
– Замри! – скомандовал я.
Я взял ватные тампоны и стал протирать ушные раковины отца Агалит, слегка заходя в каналы. Посмотрел на тампоны – на них была ушная сера.
– Очнись! – снова крикнул я.
Я чувствовал, что имею власть над ними, они подчинялись, хотя и двигались с трудом, с заеданием в суставах.
– А кто они? – я кивнул на всех членов семьи.
– Семья.
– Они тоже перерождаются?
– Да.
Я вспомнил про жену собеседника.
– Ваша жена?
– Она нет.
Другие вопросы были бессмысленны. Всё тем же внутренним осознанием я понял, что жена как-то отделена от этой семьи, она живая. Вторая дочь – как бы негодна, испорчена для этой процедуры.
Вопрос о том, каким образом переродятся все эти, похожие на восковые фигуры существа, был мне не до конца ясен. В каких отношениях они останутся с женой и дочерью? И останутся ли вообще? Как отбирают в этот кружок перерожденцев?
Впрочем, ответ на последний вопрос мне был ясен. Достаточно просто желания.
Я помогал им – протирал уши перед перерождением, которое должно было скоро произойти – видимо, когда солнце сядет, но хотел ли я тоже перерождаться? Каким-то образом я был причастен к этому кругу, но, кажется, я не должен был переродиться, я был отделён от них.
#сны #эзотерика #психология #мистика #подсознание #символы #символизм