Это было недавно... это было давно.

- Ну-с, как мы себя чувствуем, молодой человек? – Доктор поправил пенсне (пенсне! Обалдеть можно.) и потрепал себя за редкую бороденку.

Что за привычка косить под Чехова у этих эскулапов? Можно подумать, что Антон Павлович снискал свою славу именно на докторском поприще. А может быть, им в институтах именно так и объясняют? «как мы себя чувствуем?».

- Боюсь по разному, док.

- -Что это за идиотское «док»? Вы, что , американец?

- - Бог миловал.

- - В таком случае просто Елпидифор Мафусоилович. Неужели так трудно запомнить ?

- Простите, как?

- Шучу. Андрей Иванович.

Да, наш человек.

- И тем не менее на что жалуемся,- улыбнулся шутник

- Хорош вопрос, ничего не скажешь! На финансовую политику нашего правительства, скажем, жалуюсь. На налоговый кодекс, на растущую инфляцию не грех было бы, к примеру, пожаловаться. Жилищный вопрос, кстати, оставляет желать лучшего, растущая преступность, опять же… Но, добрый мой доктор, боюсь не решить тебе всех этих проблем и напрягать тебя я ими, пожалуй, не стану.

- - Да, вот, профессор, плечо беспокоит маленько. – Глупо улыбнулся я, потрогав кое-как перебинтованное предплечье. Повязка набухла и пропиталась кровью.

Пенсне у целителя хищно заблестело, и он потянулся к повязке.

- Так, так, так, будем посмотреть. – Он начал аккуратно разбинтовывать мою рану. Особого удовольствия мне это не доставляло, но, ничего, приходилось терпеть и не такое.

- - Святый Боже! – Доктор от неожиданности даже икнул, - у Вас же сквозное пулевое ранение.

- Неужели? – Искренне удивился я. – То-то я думаю, что так сквозит?

Он не как не отреагировал на мою туповатую шутку и продолжал внимательно осматривать «болячку». Тщательно все, разглядев, доктор, отодвинулся, снял пенсне и начал неторопливо протирать его полой белоснежного халата. Закончив процедуру, водрузил оптику на переносицу и взялся теребить вяло растущий кустик на подбородке. Вдоволь наигравшись своей растительностью, посмотрел мне в глаза, и речитативом, не делая никаких пауз, спокойно вынес вердикт.

- Ранение пулевое, сквозное, жизненно важные органы не задеты, большая потеря крови, как минимум две недели больничного ухода, об этом осмотре я обязан сообщить в правоохранительные органы, так гласит закон.

Господи, слова-то какие «правоохранительные», «гласит закон», и где он их только выкопал, из какого, побитого молью, словаря раздобыл?

- Пятьсот. – Отрезал я.

- Что пятьсот?

- Баксов, разумеется.

- Да как вы…

- Смею, смею. У вас, доктор, какая зарплата?

- Это не имеет…

- Еще как имеет. Тысяч восемь, поди? И тех месяца два не платят.

- Три. И, тем не менее, закон…

- Прекратите, доктор, о каких таких законах вы мне тут говорите. Где вы их сейчас видите, законы эти ваши? Да если бы они хоть как-нибудь работали, уверяю, я не сидел бы тут перед вами с дыркой в фигуре. Одним словом вот вам пятьсот долларов, и это только за осмотр и консультацию, а если возьметесь меня пользовать, вопрос о сумме будем решать более серьезно. – Если бы меня в этот момент спросили, какую сумму я имел в виду под «более серьезной», боюсь, я затруднился бы ответить. Эти пятьсот долларов были последними купюрами, отягощавшими мой карман. И то своими я мог называть их чисто условно. Но Антошу Чехонте это волновать не должно. Не его это головная боль, как принято сейчас говорить в кругах приближенных к криминалу.

- Так, так, так, - вновь закивал головой Айболит, - а если я откажусь, вы меня, стало быть, как это у вас говорят, замочите.

- Это сейчас не только у нас говорят, - успокоил я его, - но в основном, все правильно. Бритвой по горлу и голову в колодец. Так уж водиться, не мной придумано.

- Он мелко затряс худенькими плечиками, и только через несколько секунд я сообразил, что это он так смеется.

- Ладно, - успокоился Андрей Иванович, вытирая выступившие от смеха слезы, помогу я вам, и не только потому, что вы мне, признаться, крайне симпатичны. Деньги для меня, сейчас, тоже далеко не последнее дело. Пятьсот долларов я с вас, конечно, не возьму, Вы сейчас и двести-то не стоите, хотя, пожалуй на двести потянете.

Ну вот, заодно и ценник свой узнал.

- Двести, еще, куда ни шло,- продолжал он - хотя и это многовато. И если бы не дочь с ее непутевым мужем…

Дальнейших его размышлений я уже слышать не мог, так как откинулся в кресло и начал уходить в серую дымку…

- как же Вас так угораздило? - Слышал я сквозь пелену.

Чтобы узнать тебе «как угораздило» надо было вспоминать с самого начала. А было это так…