- Сегодня - Международный день театра. Театр - это праздник для зрителя. То ли профессиональный театр, то ли самодеятельный. То ли в столицах, то ли в провинции. И, правда, театр начинается с вешалки, и это не выдумка. Сдавая пальто в гардероб, уже начинаешь погружаться в особый мир, окружающая атмосфера настраивает тебя на волшебное действо. И вот - третий звонок. Волшебство начинается! А для драматурга, режиссёра, актёров, многочисленных работников сцены - это сложнейшая работа, это экзамен. И всё ими делается для того, чтобы не испортить ПРАЗДНИК,
Предлагаю познакомиться с отрывком из пьесы "Не смеши людей, Кланька!" В пьесе рассказывается о женщине, которая безо всякой задней мысли, очень естественно совершила добрый поступок, а МИР - родные, близкие, знакомые, соседи, вовсе незнакомые люди - осудили тот бескорыстный поступок.
Квартира К л а н и. В комнате посередине стоит круглый стол. На столе электрический самовар, сахарница, чашки с блюдцами, печенье. В переднем углу, ближе к окну, – деревянная кадка с черёмуховыми обручами. В кадке – фикус. Выше его – в серебряных окладах иконы Николая Чудотворца и Богоматери. Под ними – лампадка. Слева от икон на тумбочке маленький телевизор. Вдоль одной стены комод, накрытый вязаной скатертью. На комоде – старая гармошка сметанинской работы. На стенах много разномастных фотографий и почётных грамот. Возле дальней стены, напротив окна, кровать с никелированными передней и задней спинками. На кровати – подушки мал мала меньше. Ниже – кружевной плетёный подзор. У входа в комнату – полуистёршееся кресло с деревянными подлокотниками и с высокой спинкой. В дальнем углу стоит кутуз для плетения кружев. На потолке круглый матерчатый оранжевый абажур с одной лампочкой. Часы-ходики с кукушкой. На тумбочке с салфеткой – чёрный телефон с диском. Работает радио: «В Москве пятнадцать часов... в Петропавловске-Камчатском – полночь! Передаём последние известия!»
Звонят в дверь.
К л а н я (в ярком, с крупными цветами домашнем халате, в кое-как надетой косынке). Да кто там, не заперто, входите!
Открывается дверь, входит П а н я в пёстром полушалке и в смешном платке.
Панечка, здравствуй, ой, ты сегодня, право, как чудо в перьях!
П а н я. Спасибо, подружка, за комплимент! Посмотри на себя: ты безо всякого «как» – чудо в перьях!
К л а н я. Ну вот, обменялись любезностями. Опнись, отдышись! Ты ко мне пришла просто так или по делу?
П а н я. Сперва по делу, а там – какая вывезёт. Я тебе денежку опять принесла.
К л а н я подаёт ей расписную прямоугольную жестяную коробку из-под иностранного печенья, открывает, в коробке чувствуется стопка банкнот.
К л а н я. Помню, помню, ты ведь сначала на сохранение свои деньги носила каким-то знакомым. Что, те «банки» лопнули, что ли?
П а н я. Лучше не говори. Лопнули, да ещё как лопнули, как пирамида Мавроди! Решила вернуть деньги. Прихожу к одной знакомой, а та говорит, что я у неё сто лет и не бывала, мол, о чём речь. Вторая сказала, что деньги издержала, но восполнит их. А у третьей в «офисе» оказался неприёмный день, потому что к ней пришёл топ-менеджер, ну, тот, который всех топчет, или, как по-нашему, хахаль, пришёл, мол, не до меня. Так что дело – швах!
К л а н я. Храни у меня. Всё будет в целости и сохранности. За мной как за Кремлёвской стеной: и безопасно, и надёжно! Туда трудно попасть, и оттуда никто добровольно не выйдет, пока пинками не выпроводят или вперёд ногами не вынесут.
Начали чаёвничать. (Чай – индийский, со слоном.)
К л а н я. Может, по стопочке оковыльнем?
П а н я (огляделась вокруг, потрогала руками под стулом, на котором сидела, подняла вязаную скатерть, посмотрела под столом). А здесь никто вроде бы и не возражает!
Хлопнули по стопочке. Раскраснелись. К л а н я берёт с комода гармошку. Делает проигрыш «Отвори да затвори».
К л а н я. Начну я с частушки, которую всегда пел на подведении итогов года наш директор Африканыч, да ты его знаешь!
Как закончилась неделя, Не заметил пятницы, Не одни доярки лады,
Лады и телятницы!
П а н я. Ну, ты, Кланька, и фулиганка! Про лад-то как хошь, так и понимай!
К л а н я. А бабам нравилось! Так это я для затравки, для разогрева публики! (И посмотрела на «публику» в лице своей подруги.)
П а н я. Публика тебе отвечает, что надо что-нибудь по-мягше, понежнее, а то сразу – головой да и в ушат с дерьмом.
К л а н я. Так это художественный образ. Пожалуйста, вот тебе и помягше, и понежнее:
Супостаточку свою
На безмене свешаю.
Если пять пудов не тянет,
То зарежу к лешему!
П а н я. И то! Теперь моя очередь:
Тут болит
И там болит,
Только там и не болит,
Где милёнок шевелит!
К л а н я. Когда это милёнком-то сумела обзавестись?
П а н я. Так это тоже художественный образ. Приятно вспомнить, куда уж мне, старой старбени с милёнком-то?
К л а н я.
Супостаточка Анютка Увела милого в рожь,
Увела да и сказала:
«Милый, делай чево хошь!»
П а н я.
С вологодского моста
Я пойду и утоплюсь, А кому какое дело, Куда брызги полетят!
К л а н я. Панечка, не нравятся мне сегодня твои художественные образы, не нравятся – и всё тебе! Какие-то они висельные. А о себе как о старбени говорить ещё рано. Когда человек начинает стареть, ты-то как думаешь? (Возвращает гармошку на комод.)
Далее – спор о том, когда человек начинает стареть.
П а н я. Это ж и дураку понятно, что с восемнадцати лет, – окончилась юность, начинается взросление, старение.
К л а н я. А вот и нет! Старение начинается, когда женщина уже не может родить, пролетели годики!
П а н я. Может быть, когда человек выходит на пензию?
К л а н я. Может, и так. Но мне кажется, когда он не может за собой ухаживать.
П а н я. Неправда твоя: когда он никому не нужен: ни родным, ни близким, ни знакомым, ни всему белу свету не нужен. Вот тогда!
К л а н я. И опять ты вернулась к своим грустным художественным образам. Фу на тебя тогда!
П а н я. Устала я, Кланя, устала, ох устала!
К л а н я. За день утопталась, что ли? Дел было много: то да сё, да курицы, а много ли куриц-то? А одна!
П а н я. Кланюшка, не шути! Я всерьёз устала. От суеты сует устала. От жизни устала. Подумай-ко сама: старшой сын уехал за длинным рублём и как сквозь землю провалился – ни слуху ни духу. Младшой пьёт беспробудно. Постоянно деньги вымарщивает, сперва клянчил, а теперь готов и угрожать матери. «Мам, дай денег!» А я ему говорю, мол, надо бы на похороны себе скопить. Гробовые деньги. Ведь умру, так вы меня даже не закопаете. Он знаешь что ответил? Не знаешь! А он этакое вывёз: «Закопаем, мам, аккуратно и основательно, только дай на пузырь!» Хорошо у тебя, Кланя, но пора и честь знать! Что-то у меня голова закружилась не в ту сторону, пойду прогуляться, охолонусь немножко.
К л а н я провожает подругу, что-то ей шепчет на ухо, а П а н я отмахивается руками, мол, и сама знает, не первый год замужем.
К л а н я потом занимается кой-какими домашними делами, садится за кутуз. Работает телевизор.
К л а н я тихо, очень жалобно напевает, побрякивая коклюшками:
Ромашки спрятались, поникли лютики,
Когда застыла я от горьких слов. Зачем вы, девочки, красивых любите...
(С улицы доносятся сигналы машины «скорой помощи».)
Не к добру это, не к добру. Упаси Боже! Однако не по наши души «скорая» пожаловала? Что-то сердце не на месте. Ноет, ноет ретивое. Не случилось ли чего?
К л а н я собирается спать, вдруг заверещал телефон.
К л а н я берёт трубку.