После Февральской революции 1917 года в Петрограде, свергнувшей российского самодержца Николая Второго, на Дону произошли значительные перемены в социальном и политико – административном отношении…
…Получив из Петербурга сообщение о падении самодержавия, Донской наказной атаман генерал-лейтенант М.Н. Граббе (см. отдельную статью о нем), сраженный этой вестью, опубликовал соответствующее извещение. В нем он оповещал донское население об отречении императора и призывал жителей области “сохранять общественный порядок, спокойствие и строгое подчинение властям”. (Лунин Б.В. Очерки истории Подонья – Приазовья. Кн.2. С.277). Понимая, что единовластно управлять Доном он отныне не сможет, граф созвал у себя во дворце совещание с наиболее авторитетными представителями кадетской партии и казачества Новочеркасска. Наказной атаман заявил, что получил телеграмму из Петрограда от военного министра Временного правительства А.И. Гучкова с приказом продолжать исполнение обязанности донского атамана. Восторга это сообщение Михаила Николаевича у присутствующих не вызвало. Слово попросил юрист, бывший депутат 2-й Государственной Думы России, член партии кадетов Андрей Иванович Петровский, работавший в Новочеркасском окружном суде. Он сообщил, что второго марта в городе создан “Донской исполнительный комитет”, куда вошли наиболее видные представители дворянства, кадетов и офицерства.
- Мы, ваше сиятельство, - продолжал Петровский, - намерены заниматься, главным образом, делами гражданской жизни неказачьего населения Дона и проводить в жизнь предначертания Временного правительства по переустройству краевой жизни на началах нового строя. (Отчет о деятельности Донисполкома (2 марта – 2 мая 1917 г). Новочеркасск, 1917. С. 2).
Вопрос о смещении графа Граббе пока не был поставлен, но в народе, уже хлебнувшем пьянящего хмеля свободы, все громче раздавались голоса с требованием отстранения атамана от власти, как навязанного донцам самодержавным государем, коего уже нет. Участь Граббе была решена: 7 марта 1917 года, под давлением “Донисполкома” он сложил свои атаманские полномочия и ночью был доставлен на ростовский вокзал, где его принял в свой вагон великий князь Николай Николаевич Младший, ехавший с Кавказа в Ставку.
Исполнять обязанности донского атамана стал войсковой старшина Евгений Андреевич Волошинов, получивший признание у Временного правительства.
Новый атаман происходил из “природных” казаков и родился в Новочеркасске, окончив здесь кадетский. Он был довольно известным на Дону композитором, автором ряда музыкальных произведений и талантливым фортепьянным исполнителем. На момент избрания временным войсковым атаманом Евгений Волошинов возглавлял военный отдел “Военно-промышленного комитета”.
...Словно грибы после теплого летнего дождя, на Донской земле стали вырастать новые органы власти, партии и общественные организации.
Второго марта в Ростове-на-Дону был образован Временный революционный комитет во главе с меньшевиком Петренко. Два дня спустя возник Ростово-Нахичеванский совет рабочих депутатов во главе с тем же Петренко. Не отставала от рабочих и буржуазия Ростова и Нахичевани, создав второго марта свой орган власти - “Гражданский комитет” - во главе с кадетом В.Ф. Зеелером и известным донским предпринимателем-миллионером Н.Е.Парамоновым. В результате сложных переговоров между “Гражданским комитетом”, Ростово-Нахичеванским советом рабочих депутатов и “Солдатским советом” в Ростове появился “Общественный комитет” во главе с Петренко. Вошли сюда и большевики. Новый орган сосредоточил в своих руках всю полноту власти в Ростове и Нахичевани.
Примерно такая же картина формирования новых общественно-политических организаций наблюдалась в Таганроге, Александровск-Грушевском, Сулине, Гуково и других промышленных центрах Донской области.
В казачьих станицах и окружных центрах, где в прошлом не было общественных организаций, в эти мартовские дни 1917 года стали возникать союзы учащейся молодежи, разного рода профсоюзы, женские комитеты, спортивные кружки и другие общественные организации. Это было время какого-то стихийного подъема, ажиотажа, время жажды немедленных перемен. Начали выходить новые газеты с кричащими названиями: “Вольный Дон”, “Свобода”, “Голос народа” и другие. Появились новые журналы и издательства, принадлежавшие кадетам, эсерам, большевикам, меньшевикам и другим политическим партиям и организациям, вышедшим из подполья или только что возникшим на Дону. Однако, основа прежней атаманской власти в казачьих станицах и хуторах сохранилась. Только наиболее одиозные станичные атаманы и полицейские чины были смещены и на их место назначены новые. Были образованы также некие “окружные исполкомы”, куда вошли бывшие чиновники, офицеры-дворяне, учителя и немногочисленные представители простого казачества, ремесленников и иногородних.
Документы того времени свидетельствуют, что известие о свержении самодержавия вызвало поддержку большей части населения Дона. Все надеялись на окончание давно надоевшей войны; фронтовики, уставшие от ратных дел, мечтали вернуться из грязных окопов в родные станицы к мирному труду. Поэтому в казачьих частях поддержали печально-знаменитый приказ N 1 от 3 марта 1917 года по гарнизону Петроградского военного округа, принятый местным “Советом рабочих и солдатских депутатов”. В нем предусматривалось создание в воинских частях выборных комитетов из представителей солдат и казаков, уравнение нижних чинов в гражданских правах с офицерами, отменялось титулование офицеров и генералов, которым отныне запрещалось говорить солдатам и казакам “ты”, что, конечно, было первым “не по нутру”.
Поддержали в массе своей свержение самодержавия донские крестьяне, мечтавшие получить землю; поддержали и рабочие Дона, надеясь на улучшение условий своего труда и жизни. У каждой социальной группы донского населения, каждого сословия и класса имелись свои интересы реализовать которые они пытались в кратчайшие сроки и с максимальной выгодой для себя.
Новая казачья власть в лице временного войскового атамана Евгения Волошинова, сконцентрированная в Новочеркасске, поначалу с настороженностью отнеслась к Временному правительству, “министров-социалистов”, ожидая практических действий по животрепещущим казачьим проблемам. И, дабы привлечь донцов на свою сторону, новое руководство военного ведомства в марте отменило распоряжение дореволюционного правительства, дававшее наказным атаманам неограниченно право налагать на казаков административные взыскания.
В Петрограде оформился “Союз казачьих войск”, куда вошли и представители от донского казачества. Основную свою задачу “Союз” видел в недопущении хаоса, который постепенно охватывал российские губернии, подбираясь к сравнительно благополучным в социально-экономическом отношении казачьим областям. Временное правительство обещало в кратчайшие сроки снять многие правоограничения в отношении казаков и провести реорганизацию всего местного управления на демократических началах. Касаясь главного вопроса - о земле - правительство в своем воззвании “К населению Донской области”, выпущенном 3 апреля 1917 года, заявило: “...Права казаков на землю, как они сложились исторически, остаются неприкосновенными. Иногороднее население области будет удовлетворено в возможной мере тем порядком, который будет выработан учредительным Собранием”. (// «Исторический журнал». № 2. 1940. С.131). Такое воззвание Временное правительство вынуждено было выпустить после того, как собравшийся 23 марта в Петрограде “Общеказачий съезд” принял резолюцию, провозглашавшую “бесспорное для казачьей общины владение всеми землями, закрепленными за казаками” и обещавшую увеличить войсковой земельный запас за счет покупки частных земель. Крестьянам же съезд “милостиво” оставлял те скудные участки земли, которыми они владели при царе.
Открывшийся в Новочеркасске 16 апреля Донской областной казачий съезд также объявил все юртовые и войсковые запасные земли казачьей собственностью и высказался за передел всех войсковых земель на равных условиях между станичными и хуторскими обществами. Что касается помещичьих земель, то съезд решил изъять их на условиях, которые узаконит будущее Учредительное собрание. О крестьянах Дона и их земельных правах казачьи депутаты “забыли”. Эта забывчивость аукнется потом, когда на просторах Донской области заклубятся вихри гражданской войны, и крестьянство поддержит советскую власть.
В начале мая 1917 года в донских газетах были опубликованы “Правила для выборов депутатов в Донской казачий Круг”. В них, в частности, говорилось: “26 мая 1917 года должен собраться в Новочеркасске войсковой казачий Круг. Этому Кругу предстоит разрешить очень важные вопросы землепользования и землеустройства казачьих административных учреждений Донского земского самоуправления и пр. Все станицы с хуторами и войсковые части должны прислать на Войсковой Круг своих депутатов”. Дон забурлил, выбирая достойных представителей на Круг...
26 мая 1917 года, точно в назначенный срок, в здании Новочеркасского
городского театра, начал свою работу Войсковой казачий Круг. Среди 720-ти депутатов Круга были сторонники всех политических партий и течений: от монархистов до большевиков во главе с В.С.Ковалевым и сочувствовавшего большевикам Ф.Г.Подтелкова. От имени 32-го Донского казачьего полка Круг приехал приветствовать во главе полковой делегации помощник командира, не имевший депутатского мандата, Филипп Кузьмич Миронов, будущий командарм красных. Этот 45-летний уроженец хутора Буерак-Сенюткин Усть-Медведицкого округа хорошо был известен среди казаков неуемной энергией, удивительной храбростью и какой-то неистребимой жаждой справедливости. Избранный в 1903 году атаманом станицы Распопинской, Миронов через год ушел на войну с японцами, где за храбрость получил четыре ордена Святого Георгия и чин подъесаула. Отличился он и в сражениях Великой войны с немцами и австро -венграми, став войсковым старшиной /подполковником/ и получив заветное для каждого офицера Золотое Георгиевское оружие “За храбрость”. Его остро- критического слова боялись и правые и левые...
Круг, на правах исполняющего обязанности войскового атамана, открыл Евгений Волошинов.
- Господа депутаты! Россия переживает трудные дни. Анархия растет. И казаки должны властно сказать: анархия была, но анархии не будет... Мы пойдем по пути спасения России, как шли в “Сметные дни”, как шли в 1812 году. История снова возложила на нас великую честь - спасти Родину!
После вступительной речи Волошинова депутаты приступили к выборам председателя круга. После непродолжительных дебатов им стал 37-летний Митрофан Петрович Богаевский. Это был, безусловно, неординарный человек. Уроженец слободы Ольховки Донецкого округа, он окончил в 1904 году Новочеркасскую войсковую гимназию, в том же году поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета. Возвратившись на Дон в июне 1911 года, Митрофан Богаевский преподавал историю и географию в Платовской гимназии в Новочеркасске, которую когда-то окончил сам. В 1914-м году открылась вакансия директора в Каменской Общественной гимназии, которую и занял энергичный Митрофан Богаевский.
Февральская революция открыла для него новое поле деятельности на ниве донской и общероссийской общественно-политической жизни. В марте 1917 года Богаевский представлял Дон на “Общеказачьем съезде” в Петрограде, где его избрали заместителем председателя съезда. Умение аналитически оценивать глубинные процессы, происходившие в России, яркий ораторский талант доставили ему общероссийскую известность и почетные прозвища - “Донской Баян”, “Донской Златоуст”. Одновременно с аналитическим умом в нем уживался крайний сепаратизм: Богаевский считал, что Дон должен принадлежать только казакам и управляться только казачьим Кругом.
Вот поэтому, взяв в свои руки бразды правления Кругом, Митрофан Петрович отверг претензии представителей “Донисполкома” решать некоторые вопросы общественно-политической и экономической жизни.
- Круг является единственным высшим органом управления Донской областью, - заявил Богаевский председателю “Донисполкома” Андрею Петровскому”, - поэтому вопросы казачьей жизни ведению областного исполкома подлежать не должны, и ни одно учреждение, ведающее хозяйственными и административными делами, не вправе выступать в сношения с областным исполкомом! (// «Вольный Дон». № 58. 1917 г.).
- А где вы были, когда мы налаживали новую демократическую жизнь после свержения царя?! - горячась, доказывали свое члены “Донисполкома”.
- На фронтах были! - сурово шумнул зал. - Кровя свои за вас, крыс тыловых, проливали!
- В таком случае нам здесь нечего делать! - возмутились “диковцы”, покидая зал.
- Скатертью дорога! - иронично неслось им вслед.
Когда часть членов “Донисполкома” покинула зал, Богаевский, установив рабочую тишину, предложил ликвидировать во всех казачьих станицах и хуторах исполкомы и все временные организации, возникшие после свержения царя. Депутаты приняли это решение, заодно отозвав казаков из всех советов.
- Наш Круг решительно и категорически должен заявить о необходимости организации порядка, - продолжал Богаевский. - Нам нечего ожидать от взбаламученного Петрограда, братья казаки, ибо Петрограду приходится думать больше о себе. Я это доподлинно знаю, ибо намедни вернулся из Петрограда. Петроград бессилен, и нам нечего прислушиваться к его голосу. Ныне Петроград не даст нам власти и порядка. Тогда дадим порядок мы... Пора слов и резолюций прошла. К делу, братья. (Государственный архив Ростовской области (ГАРО. Ф.3690. Оп.1. Д.47. Лл.3-4, 6).
Затем слово получил Филипп Миронов для короткого приветствия от имени 32-го казачьего полка. Короткое приветствие превратилось в большую программную речь.
- А теперь, братья казаки, коснусь земельного вопроса. Ведь, что братцы, получается, как владели землицей наши генералы, да чиновники, так и владеют, а мы, революционные казаки-фронтовики мыкаемся безземельными. Предлагаю записать в резолюцию, чтоб большие земельные участки у их нынешних владельцев отобрать и передать рядовым казакам-хлеборобам! (Медведев Р.А., Стариков С.П.Жизнь и гибель Филиппа Кузьмича Миронова. М.,1989. С.41. С.42).
- Правильно! Любо! - закричали слева.
- Произвол! Беззаконие это! - раздались возмущенные голоса справа.
- Излишки земли должны отойти в фонд обеспечения наделами крестьян, чтобы довести их земельное довольствие до среднеказачьего паю. Тады и мир промеж всего донского населения будет! - резонно заметили наиболее дальновидные депутаты. Но к их голосам Круг, увы, не прислушался... А зря... Ведь в эти дни, с четырнадцатого мая, в Новочеркасске проходил Областной крестьянский съезд. Его делегаты приняли резолюцию об отмене частной собственности на землю, о переходе частновладельческих и общинных земель в распоряжение всего населения без выкупа и распределении земли поровну между всеми сословиями Дона. Впрочем, осуществление на практике этих требований крестьянский съезд связывал с созывом Учредительного собрания и выработкой им нового земельного закона. А пока съезд решил, что “все недоразумения и споры в земельном вопросе... разрешаются Советом рабочих, солдатских, казачьих и крестьянских депутатов”.
Поднимался на казачьем Кругу и вопрос о положении рабочих в крупных промышленных районах Дона, но решения, которое бы устроило донской пролетариат, принято не было. Постановили только военизировать работу на заводах и фабриках для достижения победы над германцами, а к улучшению положения рабочих вернуться после победы.
Одним из важных вопросов, который надлежало решить Кругу, были выборы нового войскового атамана. Желающих занять этот высокий пост набралось более двух десятков человек. Среди них были генералы Никулин, Ажинов, Хрещатицкий, полковник Грузинов, командовавший тогда войсками Московского военного округа, известный нам войсковой старшина Евгений Волошинов, член Государственной Думы И.Н. Ефремов и ряд малоизвестных казаков, жаждавших подержать в руках древнюю атаманскую булаву.
Из названных претендентов самым известным был, пожалуй, 54-летний депутат 3-й и 4-й Государственных Дум России Иван Николаевич Ефремов. Имея два высших образования (математическое и юридическое), он являлся и талантливым публицистом. Был почетным мировым судьей Донецкого округа, председателем Донецкого съезда мировых судей, попечителем Новочеркасской мужской гимназии, являлся учредителем ряда общественных организаций на Дону. Активная думская деятельность принесла ему всероссийскую известность и, в ближайшем будущем, пост министра юстиции и народного призрения в составе Временного правительства. Однако, у фронтовиков он не пользовался популярностью, а, стало быть, не мог являться общепризнанным казачьим лидером. Обстановка требовала вождя, за которым бы пошло не только все казачество, но и иногороднее население...
...Однажды Митрофан Богаевский с большой задержкой прибыл на заседание президиума Круга. Видя недоумение лица сотоварищей, он, сияя улыбкой, сказал:
- Извините, господа, за опоздание..., знаете, у кого я задержался? - И, после паузы, выпалил. - Приехал генерал Каледин... Вот человек, около которого объединятся донцы...
Круг заволновался, посыпались вопросы, и из дальнейшего разговора выяснилось, что Каледин остановился в Новочеркасске у брата по пути в Кисловодск, куда ехал для отдыха и лечения раны. Выяснилось также, что на предложение выставить свою кандидатуру на пост войскового атамана генерал ответил решительным отказом.
В тот же день Богаевский объявил всем депутатам о приезде в Новочеркасск Каледина, предложив рассматривать его в качестве кандидата на должность войскового атамана. Дружным гомоном казаки поддержали Митрофана Петровича, а все кандидаты на атаманский пернач сняли свои заявки. И только Иван Ефремов решил добиваться атаманства в безнадежном соперничестве с героем Луцкого прорыва.
...В один из июньских погожих дней в дом, где остановился Каледин, заявился председатель Войскового Круга Митрофан Богаевский, который сразу же изложил цель своего визита:
- Уважаемый Алексей Максимович! Депутаты Войскового Круга выдвинули Вас вчера на пост донского войскового атамана.
- Знаю, слышал!.. – сумрачно - угрюмо буркнул Каледин.
- Могут ли казаки надеяться, что Вы согласитесь?
- Никогда...
- Но, Алексей Максимович, не мне Вам говорить, что Вы должны отдать себя казакам, ибо кто, как не Вы, в такое трагическое время поведет донской народ? - с излишним пафосом воскликнул Богаевский.
- Народ?! Вы говорите, народ?! - Каледин неласково взглянул на Богаевского. - Донским казакам я готов отдать жизнь, но то, что будет - это будет не народ: будут советы, комитеты, советики и комитетики. Пользы быть не может, Митрофан Петрович. Пусть идут другие. Я - никогда!... (// «Донская волна». 18 июня 1918 года. С.2).
На следующий день Каледина посетила целая делегация депутатов, вновь просившая его баллотироваться на пост войскового атамана, но генерал вновь отказался. “...Наконец, нашли его “ахиллесову пяту”, - вспоминал депутат Круга, историк и юрист Николай Мельников, - доказывали, что он во имя интересов родного Дона не имеет права отказываться в трудную минуту, что долг его, как казака, обязывает его согласиться на баллотировку, ибо на нем - и не на ком другом - может объединиться весь Дон. И Алексей Максимович согласился...” (Мельников Н. Алексей Максимович Каледин. Личность и деятельность (Воспоминания). - // «Донская летопись». № 1. 1923. С.17).
Вскоре Каледин появился в новочеркасском театре, где работал Круг, с балкона наблюдая за выступлениями депутатов. Затем он и сам выступил с краткой речью, в которой сказал:
- Здесь я улавливаю в речах здравый государственный смысл, который никогда не покидал казачество... Свои пожелания, господа, надо довести до конца. Казачество сыграет решающую роль. (ГАРО. Ф.3690. Оп.1. Д.47. Л.8).
Большинство присутствующих встретило эту речь Каледина аплодисментами. Только депутаты-фронтовики из северных округов, в основном, Хоперского и Усть-Медведицкого, с недоверием отнеслись к Каледину, видя в нем только царского генерала, который не сумеет или не захочет в трудную минуту отстоять казачьи вольности, если им будет грозить реальная опасность. Но, в тот момент таких скептиков было меньшинство.
18 июня 1917 года состоялись выборы войскового атамана. Митрофан Богаевский огласил результаты тайного голосования: из 720 депутатов более 600 высказались за Каледина. “Голосовали против или воздержались, - вспоминал Н.М.Мельников,* - надо думать /голосование было тайное /фронтовики/ представители войсковых частей, находящихся на фронте и в пределах Дона/ и небольшая группа непримиримых северян”. (Мельников Н. Указ. соч. С.18).
Сразу же после оглашения результатов голосования и поздравлений Каледину процессия депутатов во главе с новым атаманом двинулась к Вознесенскому кафедральному собору на торжественный молебен. Осененный старинными казачьими знаменами, специально по этому поводу доставленными из Донского музея, шел в храм новый войсковой атаман. После богослужения, перед парадом войск, на специально воздвигнутую трибуну взошел депутат Войскового круга Н.Д.Дувакин, обладавший сильным и звучным природным голосом, и начал читать грамоту, составленную Митрофаном Богаевским.
- Грамота от Первого Войскового Круга всего Великого Войска Донского избранным вольными голосами Войсковому Атаману, нашему природному казаку, генералу и георгиевскому кавалеру Алексею Максимовичу Каледину. По праву древней обыкновенности избрания Войсковых атаманов, нарушенному волею царя Петра I в лето 1709-ое и ныне восстановленному, избрали мы тебя нашим войсковым атаманом. Подтверждая сею грамотою нашу волю, вручаем тебе знаки атаманской власти и поручаем управление Великим Войском Донским в полном единении с членами Войскового правительства, избранного вольными голосами Войскового Круга. Руководством к законному управлению в Войске нашем должны служить тебе, наш Атаман, постановления, утвержденные Войсковым Кругом в соответствии с общегосударственными законами. ( // «Донская волна». № 2. 1918 г. С.9).
Когда Дувакин закончил чтение грамоты, стоявший рядом с Калединым Митрофан Богаевский, обращаясь к новому атаману, громко провозгласил:
- Войско Донское постановило считать тебя своим атаманом! И под громовые крики “ура” и “любо” вручил слегка смущенному такой торжественностью Каледину старинный пернач, по этому случаю доставленный из Донского музея.
- Слушаю приказ Войскового Круга и низко кланяюсь ему, - волнуясь, ответил Каледин. - Только во внимание к выборному началу принял я этот почетный и тяжелый пост.
- Любо, атаман! - восторженно кричали казаки. - Ура, Алексею Максимовичу!
- В течение последнего месяца, - продолжал Каледин, - беседуя со многими лицами, я слышал ото всех одно пожелание: чтобы поскорее были созданы условия для спокойной жизни, чтобы труд всех и каждого приносил бы пользу всей стране, чтобы свобода личности была действительно, а не только на бумаге, ограждена от всех посягательств. Этим вопросом придется заняться в первую очередь. Не опускайте рук перед насильниками. (// «Донская волна». № 2. 1918 г. С. 10).
Громкие возгласы одобрения покрыли последние слова атамана. “Все мы тогда переживали необычайно светлое настроение, - вспоминал депутат Круга Николай Мельников. - Надежды на будущее, вера в счастье Дона и России, вера в своего атамана - все это волновало и возвышало... У всех, находившихся около меня, я видел на глазах слезы”. (Мельников Н. Указ. соч. С. 19). Поэтически отразил тогдашнее настроение казачий поэт Николай Келин:
Опять, как встарь, шумят майданы,
Опять кипит державный Круг,
И грозный голос атамана
К себе приковывает слух;
Опять блестит водой кудрявой
Почти уснувшая река,
И песни мощи, песни славы
Звенят, летят издалека...
Опять шумят бурливо сходы,
Над всем царит знакомый звук,
Как в незапамятные годы:
Пернач, булава и бунчук...
...После вручения Каледину знаков атаманской власти начались приветствия от делегаций округов. Присутствующим запомнился высокий, седой, бородатый казак, который, поздравив Каледина с избранием в атаманы, прямо глядя ему в глаза, с искренним волнением сказал:
- Смотри, не измени, атаман!..
- Себе не изменю, станичник! - твердо ответил старику Каледин.
- Ты уж, атаман, держи нас во! - под веселый смех зала поднял перед Калединым сжатый кулак старый казак.
- Не беспокойтесь, - улыбнулся Каледин, - буду держать”..
Заместителем Каледина был избран “Донской Златоуст”, “Баян казачества” - Митрофан Богаевский. В тот же день депутаты сформировали войсковое правительство, куда вошло по два представителя от каждого округа. Были избраны также начальник войскового штаба и начальник артиллерии Войска Донского.
По одному из главных вопросов текущей жизни - об отношении к Войне - Круг принял резолюцию, в которой говорилось, что война должна вестись до общей победы над врагом «в полном согласии с нашими союзниками”. В телеграмме английскому послу в Петербурге Бьюкенену Круг заверил его и “всех доблестных союзников”, что донское казачество до конца выполнит свой долг. (Постановление Донского Войскового Круга. Первый созыв. 26 мая – 18 июня 1917 года. Новочеркасск, 1917. С.2-3). Хотя казачество уже давно смертельно устало от опостылевшей войны, жаждало ее прекращения и возвращения в родные курени...
На следующий день Каледин нанес визит председателю “Донского исполнительного комитета” А.И. Петровскому, поскольку с комитетом у Круга возникли некоторые трения. Помимо разрешения этой проблемы, Каледин с Петровским обсудили текущие задачи. Атамана очень беспокоило положение дел в армии.
- Армия гибнет. Армия драться не станет и не хочет. Армии, как таковой, нет уже, - упавшим голосом говорил Алексей Максимович Петровскому и, помолчав, прибавил: - Дай Бог, чтобы я ошибался. (Петровский А. Из воспоминаний об А.М.Каледине. - // «Донская волна». 18 июня 1918 года. С.5).
После завершения работы Войскового Круга началась практическая реализация программы Каледина по возрождению Дона. А программа его была вполне ясной и определенной: поднять дисциплину в войсках, запретить митинги и собрания, упразднить в армии советы и комитеты, вернуть единоначалие для возрождения былой мощи армии и победоносного завершения войны. Калединская программа предусматривала облегчение воинских тягот казачества, призывая к равной воинской повинности всего населения России. Атаман обещал отменить формирование полков второй и третьей очереди и снаряжать казаков на службу за казенный счет.
Все войсковые, запасные, юртовые станичные земли Донской области Каледин объявлял “неприкосновенной собственностью всей войсковой казачьей общины”. Это не устраивало многочисленное крестьянское население Дона. Начались самовольные захваты земель. Так, сразу же после вступления Каледина на атаманский пост крестьяне поселка Васильевка станицы Нижне-Чирской силой захватили 4400 десятин войсковой земли у крупного арендатора Хорватова. Тот пожаловался атаману, и Каледин 24 июня велел окружному атаману “немедленно принять меры к восстановлению прав арендатора на землю и имущество”.
В тот же день из войсковой канцелярии была отправлена телеграмма на имя таганрогского комиссара Временного правительства с просьбой защитить права арендатора Ильчикова, на земле которого крестьяне “самовольно косят сено”. Два дня спустя войсковой атаман телеграфировал урюпинскому станичному атаману, требуя восстановить законность в отношении некоего Жирова, у которого теперь уже казаки отобрали сенокос. Потом на имя Каледина от лесничего села Александровка Ростовского округа поступила докладная записка о том, что местный волисполком, состоящий преимущественно из солдат-фронтовиков, “руководит всеми земельными захватами, как, например, изъятие от прежних владельцев, в том числе и от войскового управления, сенокосов и попасов и, конечно, в недалеком будущем - захватом и распашных земель, несмотря на распоряжение временного правительства о незаконности таких действий”. (ЦГАОР. Ф.1255. Д.2. Л.14). Пришлось и здесь принимать меры.
В своей программе атаман обещал установить казачье самоуправление на Дону в виде войскового Круга и станичных и хуторских сборов. По его программе Донская область должна была входить на правах федеративного образования в единую Российскую республику.
Противники Каледина, и прежде всего большевики, тоже не дремали, активно проводя пропагандистскую работу на промышленных предприятиях Ростова, Таганрога, Азова, Гукова, стремясь завоевать большинство в Советах. Акцент в своей пропаганде они делали на немедленном окончании войны, переделе земли и собственности. Так, восемнадцатого июня, когда в Ростове должны были пойти мероприятия по сбору средств в “Заем свободы” для продолжения войны, большевикам удалось сорвать их. Влияние большевиков росло в Батайске, станице Морозовской, Александровско-Грушевском бассейне. Меньшевики и эсэры держали под своим контролем советы в Ростове, Таганроге, Сулине.
Наступил июль 1917-го года. Он начался с тревожных событий: третьего - пятого числа в Петрограде большевиками была совершена попытка вооруженного захвата власти. Однако, она была подавлена силами верных Временному правительству полков. Активное участие в разгроме большевистского выступления приняли 1-й и 4-й Донские казачьи полки, дислоцированные в столице. Английский посол Джордж Бьюкенен, касаясь этих событий, отметил в своем дневнике: “Положение правительства в этот день было критическим, и если бы казаки и несколько верных полков не подоспели вовремя, чтобы его спасти, ему пришлось бы капитулировать”. (Бьюкенен Д. Моя миссия в России: Воспоминания дипломата. Т.2. Берлин, 1924. С. 108).
Атаман Каледин узнав о попытке большевиков взять власть и подавлении этой попытки казаками, выразил им благодарность “за честно и доблестно выполненный долг”. Одновременно он направил телеграмму Петроградскому совету рабочих и солдатских депутатов, в которой заявил, что казачество Дона “захвата власти одной частью населения никогда не признает”. Собрав объединенное заседание войскового правительства с представителями “Донисполкома”, Совета рабочих депутатов, Совета крестьянских депутатов для выработки воззвания к жителям Донской области, Каледин сказал:
- Попытка восстания большевиков подавлена, иначе и быть не могло. Но дальше...надо смотреть дальше, господа. Уверяю вас, большевизм страшно опасен...
- На Дону нам нечего бояться, Алексей Максимович, - неоправданно -оптимистично откликнулся председатель “Донисполкома” Андрей Петровский, - здесь, в казачьем краю, большевизм не может привиться.
- Вы говорите, на Дону? - хмуря брови, раздумчиво протянул атаман. - Конечно, трудно ожидать этого, казак слишком общественно развит, чтобы поверить в несбыточные обещания Ленина и Троцкого. Но все же, против большевиков на Дону нам следует принять немедленно меры: слишком уж притягателен для масс большевизм, и кто знает, как пойдут события дальше у нас... (Петровский А. Из воспоминания об А.М. Каледине. С.5).
Ленин, яростный противник Каледина, со своей стороны тщательно анализируя в России обстановку, отмечал: “Власть перешла в решающем месте на фронте и затем в армии в руки Калединых. Это факт. Самые активные из враждебных им войск разоружены... Дела правительства с 5-го июля доказывают, что власть у Калединых...” (Ленин В.И. ПСС. Т.34. С.128). И большевики взяли курс на вооруженный захват политической власти в России.
10 августа 1917 года в Ростове открылась 1-я Донская окружная партийная конференция большевиков. Ее делегаты обсудили создавшееся в стране положение, ознакомившись с решениями VI съезда РСДРП/б/, который взял курс на вооруженное свержение Временного правительства. Донские большевики поддержали этот курс.
Стремясь консолидировать все силы казачьих войск европейской части России, Каледин собрал 27-28 июля в Новочеркасске общеказачью конференцию. На ней присутствовали председатель кубанского войскового правительства А.П.Филимонов, войсковой атаман Терского казачьего войска М.А.Караулов, представители Уральского и Астраханского казачьих войск. Главным вопросом конференции было политическое положение в стране и поиски выхода из того тупика, в который загнало Россию бездарное Временное правительство. В результате двухдневного обсуждения собравшимися в Новочеркасске казачьими лидерами они пришли к выводу, что “вывести Россию на путь спасения может только единая сильная национальная власть, облеченная неограниченными полномочиями, не связанная в своих действиях никакими военными, политическими и общественными организациями, ответственная только перед Учредительным собранием”. Полностью поддержав верховного главнокомандующего, генерала Корнилова, казачьи лидеры потребовали решительного укрепления дисциплины на фронтах и в тылу.
Они пришли к выводу о недопустимости проведения Временным правительством земельной реформы, а также других преобразований до созыва Учредительного собрания. Это решение трудно назвать удачным и отвечающим ожиданиям огромных масс крестьян, жаждавших немедленного решения земельного вопроса. Большевики в этом отношении действовали более гибко, хотя и не искренне, сумев своими демагогическими обещаниями немедленной передачи земли крестьянам, а фабрик и заводов рабочим привлечь на свою сторону значительные слои народа, поверившего их посулам...
2 августа 1917 года в Новочеркасске начал работу Малый Круг, на котором присутствовало по одному делегату от каждой донской станицы. Каледин пригласил на Круг и некоторых представителей партии кадетов во главе с членом центрального комитета этой партии Ф.И.Родичевым, ибо предполагалось обсудить вопросы, связанные с порядком и техникой выборов в Учредительное собрание России, создав блок казаков с кадетами.
Открыв Малый Круг, войсковой атаман огласил его повестку, предложив блокироваться с кадетами, чтобы достичь большего успеха на предстоящих в середине ноября выборах в Учредительное собрание России. Большинство депутатов поддержало Каледина, но против этого блока выступили представители северных округов, считая, что казачество должно самостоятельно выиграть эти выборы. В дальнейшем, после тщательного анализа настроений казачества и политической обстановки, Каледин признал целесообразным проводить выборы в Учредительное собрание по отдельному, казачьему, списку, который в избирательных бюллетенях был обозначен четвертым номером. Кадеты баллотировались по шестому списку.
...А Россия тем временем неудержимо катилась в пропасть анархии... В стране не хватало продовольствия, бастовали рабочие заводов и фабрик, резко участились случаи захвата крестьянами помещичьих земель, бесчинствовали бандиты различных мастей при преступном бездействии со стороны властей. Надо было что-то предпринимать для спасения России.
Еще тридцать первого июля Временное правительство приняло решение созвать в Москве (подальше от взвихренного революцией Питера) Государственное совещание с приглашением на него ведущих политиков, военачальников; представителей рабочих, крестьян, солдат духовенства, учителей, ученых, казаков...
...Делегацию Донской области, избранную Малым кругом в начале августа в составе А.П.Попова, М.Е.Генералова и Н.М.Мельникова возглавил атаман Каледин. С собой в Москву они везли наказ Войскового Круга, в котором говорилось: “Правительство должно быть организовано или московским совещанием или временным комитетом Государственной Думы, но никак не партиями. Ему вся полнота власти и независимость. Правительство должно быть освобождено от влияния всяких посторонних организаций”. (Постановление Донского Войскового Малого Круга. 2-7 августа 1917 года. Новочеркасск, 1917. С.4).
Прибыв в первопрестольную, донская делегация поселилась в “круглой угловой зале Московского дворянского собрания”; Каледин остановился на частной квартире. Вскоре его пригласил к себе на обед генерал Брусилов, недавно вернувшийся с фронта... Атаман принял приглашение своего бывшего начальника...
Во время обеда Брусилов сообщил Каледину, что завтра состоится совещание общественных деятелей, генералитета и представителей московских промышленных кругов, на котором предлагается выработать единую политическую платформу перед Государственным совещанием.
- Не желаете ли принять участие в этом совещании, Алексей Максимович? - спросил Брусилов.
- Охотно, Алексей Алексеевич! - с готовностью откликнулся Каледин.
- На следующий день он в сопровождении Брусилова явился в назначенное место, где уже собрались генерал М.В.Алексеев, лидер кадетской партии П.Н.Милюков, октябрист М.В.Родзянко... С аналитическим докладом выступил генерал Алексеев, уделив в нем основное внимание установлению “сильной власти и порядка в армии”. Назвав самыми стабильными и верными воинскому долгу частями русской армии казаков, артиллерию и инженерные войска с кавалерией, он предложил план оздоровления армии путем введения единоначалия и немедленной ликвидации комитетов и института комиссаров.
Выступившие вслед за Алексеевым с краткими речами Милюков и Брусилов полностью поддержали бывшего главнокомандующего русской армии. Затем слово предоставили донскому атаману.
- Господа! - Каледин говорил, по обыкновению, тихо и неспеша. - Процесс разложения, происходящий в армии, наблюдается во всех сторонах государственной жизни и вызван теми же причинами. Первые смелые голоса, первое свободное слово, что не все в России благополучно и что, может быть, неправильно направляется государственный корабль, раздались из казачьей среды. Я всецело присоединяюсь к выводам и предложениям генерала Алексеева по наведению порядка в армии и в стране и уверен, что казачество поддержит нас.
В последующие дни Каледин встретился с генералом Лавром Корниловым, войсковым атаманом терских казаков М.А.Карауловым, кубанцами Н.С.Рябоволом и Ф.А.Щербиной, делегатом от Оренбургского казачьего войска А.И.Дутовым, другими казачьими делегатами. По итогам этих встреч был организован президиум казачьего совещания во главе с Калединым, выработавший “общеказачью декларацию”, которую от имени двенадцати казачьих войск на Государственном совещании должен был зачитать донской атаман.
В это время состоялась встреча Каледина и других казачьих вождей с представителем английского правительства Вильсоном, во время которой донской атаман предупредил англичан о назревающем большевистском перевороте и просил их содействовать русскому правительству в его недопущении…
Московское Государственное совещание открылось 12 августа 1917 года в Большом театре. На нем присутствовало почти две с половиной тысячи делегатов, среди которых были меньшевик Плеханов и кадет Набоков, октябрист Гучков и эсер Керенский, промышленник Рябушинский и монархист Шульгин. Не было только большевиков, которые получили приглашение, но бойкотировали совещание, считая, что оно созвано с целью консолидации антибольшевистских сил.
«Московское совещание для контрреволюционных палачей удобнейшая возможность столковаться, удобнейшая ширма для организации контрреволюционного заговора, - отмечалось в резолюции ЦК РСДРП (б). – Кадетским предварительным совещанием уже создан постоянный центр контрреволюции, опирающийся на вооруженную поддержку командных верхов армии и реакционной части казачества». (Протоколы Центрального комитета РСДРП (б) (август – 1917 – февраль 1918). М.,1958. С.8).
Отсутствовали на совещании и ортодоксальные монархисты, затаившиеся после свержения Николая Второго и на дух не переносившие Керенского и новую, по их мнению беззаконную, власть.
Государственное совещание открыл премьер-министр Временного правительства Керенский.
- Господа! Временное правительство пришло сюда со словами: Государству нужен порядок, жертвы и труд… Сила власти, господа, только в общественном гении и воле народа, ...нет дороже ценностей, как Родина и народ!
Четырнадцатого августа с трибуны совещания выступил Верховный главнокомандующий русской армией генерал Лавр Корнилов. Он остановился на развале армии, заявив, что основной его причиной являются «законодательные меры» Временного правительства. Для спасения армии и страны от полного развала и гибели он требовал суровых и жестких мер.
- Времени тратить нельзя! – взмахнул Корнилов сухонькой рукой. – Нельзя терять ни одной минуты. Нужна решимость и твердое, непреклонное проведение намеченных мер. (Цит. по: Иоффе Г.З. Белое дело. Генерал Корнилов. М.,1989. С.99).
…Когда Каледин, после объявления председательствующим его выступления, поднимался на трибуну, в зале стояла напряженная тишина. Собравшиеся знали, что донской атаман будет выступать от имени всех казачьих войск России, и многого ждали от этого выступления.
- Господа делегаты Государственного совещания! – голос Каледина чуть дрожал от первоначального волнения. – Выслушав сообщение Временного правительства о тяжелом положении Русского государства, казачество в лице представителей всех двенадцати казачьих войск –Донского, Кубанского, Терского, Оренбургского, Яицкого, Астраханского, Сибирского, Амурского, Забайкальского, Семиреченского, Енисейского и Уссурийского – казачество, стоящее на общенациональной государственной точке зрения, отмечая с глубокой скорбью существующий ныне в нашей внутренней государственной политике перевес частных, классовых, партийных интересов над общими, приветствует решимость Временного правительства освободиться наконец в деле государственного управления и строительства от партийных и классовых организаций, вместе с другими причинами приведших страну на край гибели.
Казачество, не знавшее крепостного права, искони свободное и независимое, пользовавшееся и раньше широким самоуправлением, всегда осуществлявшее в среде своей равенство и братство, не опьянело от свободы. Получив ее, вернув то, что было отнято царями, казачество, крепкое здравым смыслом своим, проникнутое здоровым государственным началом, спокойно, с достоинством приняло свободу и сразу воплотило ее в жизнь, создав в первые же дни революции демократически избранные войсковые правления, сочетав свободу с порядком.
Казачество с гордостью заявляет, что полки его не знали дезертиров (аплодисменты), что сохранили свой крепкий строй и в крепком свободном строе защищают теперь и впредь будут защищать многострадальную отчизну и свободу. Служа верой и правдой новому строю, кровью своей запечатлев преданность порядку, спасению Родины и армии, с полным презрением отбрасывая провокационные наветы на него, обвинения в реакционности и контрреволюционности, казачество заявляет, что в минуту смертельной опасности для Родины, когда многие войсковые части, покрыв себя позором, забыли о России, оно не сойдет с его исторического пути служения Родине с оружием в руках на полях битвы и внутри в борьбе с изменой и предательством.
Вместе с тем казачество отмечает, что это обвинение в контрреволюционности было брошено именно после того, как казачьи полки, спасая революционное правительство по призыву министров – социалистов третьего июля вышло, как всегда, с оружием в руках для защиты государства от анархии и предательства (аплодисменты). Понимая революционность не в смысле братания с врагом, не в смысле самовольного оставления назначенных постов, неисполнения приказов, предъявления правительству неисполнимых требований, преступного расхищения народного богатства, не в смысле полной необеспеченности личности и имущества граждан, грубого нарушения свободы слова, печати и собраний – казачество отбрасывает упреки в контрреволюционности; казачество не знает ни трусов, ни измены и стремится установить действительные гарантии свободы и порядка. С глубокой скорбью отмечая общее расстройство народного организма, расстройство в тылу и на фронтах, развал дисциплины в войсках и отсутствие власти на местах, преступное разжигание вражды между классами, попустительство в деле расхищения государственной власти безответственными организациями как в центре, так и внутри на местах, отмечая центробежные стремления групп и национальностей, грозное падение производительности, потрясение финансов, промышленности и транспорта, казачество призывает все живые силы страны к объединению, труду и самопожертвованию во имя спасения Родины и укрепления демократического республиканского строя (вся зала аплодирует).
В глубоком убеждении, что в ни смертельной опасности существования Родины все должно быть принесено в жертву, казачество полагает, что сохранение Родины требует прежде всего доведения войны до победного конца в полном единении с нашими союзниками. Этому основному условию следует подчинить всю жизнь и, следовательно, всю деятельность Временного правительства. Только при этом условии, - сильно повышая голос говорил Каледин, - правительство встретит полную поддержку казачества. Пораженцам не должно быть места в правительстве!
Каледин сделал паузу и выразительно посмотрел в сторону министра Виктора Чернова, который в это время сосредоточенно чистил свой нос…*
- Для спасения Родины, - продолжал Каледин, - мы намечаем следующие главнейшие меры:
Армия должна быть вне политики! Полное запрещение митингов и собраний с их партийной борьбой и распрями!
- Ого! Позор! Контрреволюция! – раздались выкрики в левой части зала.
Но атаман твердым голосом продолжал:
- Все советы и комитеты должны быть упразднены как в армии, так и в тылу, кроме полковых, ротных, сотенных и батарейных, при строгом ограничении их прав и обязанностей областью хозяйственных распорядков.
Декларация прав солдата должна быть пересмотрена и дополнена декларацией его обязанностей.
Дисциплина в армии должна быть поднята и укреплена самыми решительными мерами!
- Это контрреволюция! – снова раздалось слева.
- Тыл и фронт, - продолжал донской атаман, - единое целое, обеспечивающее боеспособность армии, и все меры, необходимые для укрепления дисциплины на фронте, должны быть применены и в тылу.
Дисциплинарные права начальствующих лиц должны быть восстановлены. Вождям армии должна быть предоставлена полная мощь.
В грозный час тяжких испытаний на фронте и полного развала внутренней политической жизни страны страну должна спасти от окончательной гибели только действительно твердая власть, находящаяся в опытных, умелых руках лиц, не связанных узкопартийными групповыми программами, свободная от необходимости после каждого шага оглядываться на всевозможные советы и комитеты, отдающая себе ясный отчет в том, что источником суверенной власти является воля всего народа, а не отдельных партий и групп.
Власть должна быть едина в центре и на местах. Расхищению государственной власти центральными и местными комитетами и советами должен быть немедленно и резко поставлен предел.
Россия должна быть единой. Всяким сепаратистским стремлениям должен быть поставлен предел в самом зародыше.
В области государственного хозяйства необходимо:
а) строжайшая экономия во всех областях государственной жизни, планомерно, строго и неумолимо проведенная до конца;
б) безотлагательно провести в соответствие цены на предметы сельскохозяйственной и фабрично-заводской промышленности;
в) безотлагательно ввести нормировку заработной платы, прибыли предпринимателей;
г) немедленно приступить к разработке и проведении в жизнь закона о трудовой повинности;
д) принять строгие меры к прекращению подрыва производительности сельскохозяйственной промышленности, чрезвычайно страдающей от самочинных действий отдельных лиц и всевозможных комитетов, нарушающих твердый порядок в землепользовании и арендных отношениях.
В заключение мы не можем не остановиться перед предстоящим величайшим событием, на которое весь русский народ смотрит, как на свою конечную надежду – получить для нашей многострадальной Родины прочные, твердые основы новой государственной жизни. Мы говорим об Учредительном собрании. Мы требуем, чтобы во всей подготовительной обстановке и течении самых выборов в Учредительное собрание Временное правительство приняло все меры, обеспечивающие правильность и закономерность выборов на всем пространстве земли русской. Мы полагаем, что местом Учредительного собрания должна быть Москва, как по своему историческому значению и центральному положению, так и в интересах спокойной и планомерной работы Учредительного собрания.
Мы обращаемся, наконец, к Временному правительству с призывом, чтобы в тяжкой борьбе, ведущейся в России за свое существование, Временное правительство использовало весь народ государства Российского, все жизненные народные силы всех классов населения и чтобы самый состав свой Временное правительство подчинило необходимости дать России в эти тяжкие дни все, что может дать наша Родина по части энергии, опыта, таланта, честности, любви и преданности интересам Отечества. Время слов прошло. Терпение народа истощается. Нужно делать великое дело спасения Родины».
С трибуны донской атаман спускался под оглушительные аплодисменты большей части зала и редкие выкрики левых: «Контрреволюционер!» Но в целом, как отметил присутствовавший на Государственном совещании Н.М.Мельников, «впечатление от этой декларации было колоссальное».
Участвовавший в Государственном совещании известный публицист и издатель, знаток революционных партий России Владимир Львович Бурцев, не знавший до этого Каледина лично, вспоминая его выступление, писал: «Этот ваш А.М.Каледин взволновал тогда всех нас, и он был для нас – нашим Калединым». (Казачество. Мысли современников о прошлом, настоящем и будущем казачества. М.,1992. С.35).
Речь донского атамана прогремела на всю Россию. Многие политические деятели, как слева, так и справа, откликнулись на нее. Подал голос и большевистский вождь Владимир Ленин. «Каледин, - писал он в одной из своих статей, - издевался над меньшевиками и эсерами, которые вынуждены были молчать. Им плюнул казачий генерал в физиономию, а они утерлись и сказали: «Божья роса!». (Ленин В.И. ПСС. Т.34. С.127).
Сам Алексей Максимович не склонен был переоценивать значение своего выступления, он был удручен виденным и слышанным на Государственном совещании. Будущее виделось ему безрадостным, он ждал тяжелых потрясений для России, поскольку во главе государственной власти стоял масон и русофоб, несерьезный и неопытный политик Керенский, «этот флюгер», как его называл Алексей Максимович. (Мельников Н. Указ. соч. С.30). Зато ему пришлась по душе выстраданная десятилетиями государственная, патриотическая позиция Лавра Георгиевича Корнилова, которому левые делегаты, эти перманентные разрушители основ государственной власти, понавешивали ярлыков типа «контрреволюционер» и «мятежник».
- Корнилов – горячий патриот! – с несвойственным ему пафосом рассказывал Каледин на одной из встреч с казаками. – Хотя на фронте развал и ему, как главнокомандующему, трудно сейчас, не до побед над врагом, хотя бы фронт удержать…
На другой день представители левых партий, дабы ослабить мощное впечатление от выступления Каледина, выпустили на трибуну есаула Оренбургского казачьего войска А.Г.Нагаева. Красный от волнения, смущаясь присутствия сотен знаменитых слушателей и путаясь в словах, он пытался доказать, что атаман Каледин не имел права говорить от имени всех казачьих войск, и что казаки – оренбуржцы думают иначе, чем донской атаман, что требование о разгоне советов и комитетов выдвигаются только генералами и что рядовые казаки, уставшие от войны, не пойдут за Каледин и другими атаманами.- Не вам вести казаков к возрождению, - закончил свою речь Нагаев. – Рядовое казачество, не забывшее опыта 1905 года, не пойдет против народа. Я призываю сплотиться вокруг Временного правительства. (Государственное совещание 1917 года в документах и материалах. М.-Л.,1930. С.290-291).
Полковник А.Г. Дутов, возмущенный этой речью Нагаева, в перерыве совещания нашел Керенского и заявил, что генерал Каледин уполномочен всем Войском Оренбургским на выступление, а вот есаула Нагаева никто не наделял полномочиями на выступление от имени всех оренбуржцев. На следующий день Керенский с трибуны совещания подтвердил общеказачьи полномочия Каледина в части его выступления на Государственном совещании.
Фронтовое казачество, смертельно уставшее от непонятной и надоевшей войны, в большинстве своем без энтузиазма встретило речь Каледина, особенно в той части, где говорилось об упразднении армейских комитетов. Донской войсковой старшина Н.М. Голубов, например, посчитал «заявление Каледина тем серьезнее и опаснее, что тут замешано все казачество. Заявление генерала Каледина это не отдельный факт – это пышный цветок в букете реакции». (Цит. по: Кириенко Ю.К. Революция и донское казачество. Ростов-на-Дону, 1988. С.128).
С Государственного совещания донская делегация вернулась, откровенно разочарованная его итогами. В интервью газете “Вольный Дон” атаман Каледин заявил: “Керенский не оправдал ожиданий, и само совещание ничего объединяющего не внесло. Разрозненными съехались, разрозненными же разъехались”. (// «Вольный Дон». 20 августа 1917 года). Предвидя торжество анархии в стране, он говорил, что Россия будет спасаться отдельными областями. И уже в августе 1917 года Каледин вынашивал идею создания “Юго - Восточного союза”, которая воплотилась в жизнь позже созданием “Объединенного совета Дона, Кубани и Терека”.
А на Дону, как и по всей России, социально-экономическая обстановка ухудшалась. Во второй половине августа волна забастовок и митингов прокатилась по угледобывающим районам Донской области. Горняки Богураевского, Сорокинского, Марковского и ряда других рудников, истощенные нелегким экономическим положением, потребовали немедленного прекращения всем надоевшей войны, улучшения условий труда, установления рабочего контроля на шахтах. А совет рабочих депутатов Боково-Хрустального рудника пошел еще дальше: он арестовал администрацию и ввел рабочий контроль на производстве.
Войной недовольны были крестьяне и казаки, вот поэтому по возвращении из Москвы атаман Каледин решил совершить ознакомительную поездку по северным округам Донской области, откуда поступали сведения о неурожае и чрезвычайно опасном развитии тайного винокурения, что опустошило и без того скромные запасы зерна. Без свиты, в сопровождении одного адъютанта, он двадцать четвертого августа отправился в поездку - и как в воду канул...
Тем временем разыгрались события “корниловского мятежа”, завершившиеся смешением Корнилова с поста главнокомандующего армии и его арестом. Когда Каледин переезжал из станицы в Усть-Медведицком и Хоперском округах, двадцать четвертого августа в газетах (в частности, в “Вольном Дону”) была опубликована телеграмма следующего содержания: “От атамана казачьих войск Каледина, по сообщению газет, Временным правительством получена телеграмма о присоединении его к Корнилову. В случае, если правительство не договорится с Корниловым, Каледин грозит прервать сообщение Москвы с югом”. 1 Тут же приводилась телеграмма Корнилова Каледину, в которой говорилось: “Я смещен с должности Главковерха, на мое место назначен Клембовский. Я отказался сложить с себя обязанности Главковерха. Деникин и Валуев идут со мной и послали протест Временному правительству. Если Вы поддержите меня своими казаками, телеграфируйте об этом Временному правительству и копию мне”. ( // «Вольный Дон». 31 августа 1917 года).
Публикация сработала мгновенно: Керенский, даже не запросив объяснений самого Каледина и не проверив достоверность этого известия у своего новочеркасского комиссара, казака-кадета М.С.Воронкова, объявил донского атамана изменником Родины и революции, отдал его под суд и потребовал прибытия в Могилев для дачи показаний специально для этого созданной чрезвычайной комиссии. Одновременно на борьбу с Калединым премьер приказал мобилизовать войска Московского и Казанского округов.
Получив в Новочеркасске эти тревожные известия, Митрофан Богаевский послал Каледину телеграмму: “Керенским генерал Корнилов объявлен вне закона: Ваше присутствие в Новочеркасске необходимо”. Эту телеграмму атаман получил в станице Усть-Хоперской. Прочитав ее, Каледин, по словам своего адъютанта инстинктивно воскликнул: “Рано выступил!” (// «Казачий путь». № 75. Прага, 1926. С.14).
Тридцатого августа Каледин появился в окружной станице Усть-Медведицкой, где выступил перед казаками на общестаничном сборе. Обстановка была неспокойной, настроение казаков - противоречивое: если старики безоговорочно поддержали Каледина, то фронтовики во главе с энергичным войсковым старшиной Филиппом Мироновым враждебно встретили его появление на сборе.
- Господа выборные старики! Господа казаки! - голос Каледина звучал глухо, но спокойно. - Вы знаете позицию Войскового правительства относительно непорядка в стране. Наша программа известна всем как из решений Круга, так и из декларации, которая была мной оглашена в Москве на Государственном совещании. Еще раз заявляю, нам казакам, не по пути с социалистами, и мы должны идти с партией народной свободы. События на фронте, к сожалению, не радуют нас победами, но нельзя падать духом, а надо надеяться, что с Божьей помощью все поправится. Я призываю вас оберегать Тихий Дон от анархии, бороться с большевизмом, который является злейшим врагом России и казачества.
- Любо, атаман! - одобрительно загудели старики.
- Ура атаману!
- Долой контрреволюционных генералов! - вдруг послышалось слева, оттуда, где в окружении большой группы фронтовиков стоял войсковой старшина Филипп Миронов. - За решетку Корнилова и калединцев!
В шуме свиста и криках собравшихся Миронов неожиданно риулся к трибуне, но на его пути решительно встал сотник Степан Игумнов, сторонник Каледина.
- Извинись перед атаманом, Филипп, или я вот этой вот шашкой срублю тебе твою безумную головушку! - сурово прошипел Игумнов.
- А вот этого ты не хочешь, Степан!? - не растерявшись, наставил на него наган Миронов. - Уйди!..
На подмогу к тому и другому ринулись единомышленники, завязалась свалка... Каледин, с каменным выражением лица наблюдавший за этой безобразной сценой раскола казачества, с тяжелым сердцем покинул сход... Миронов же, выступая против Каледина, не жаловал и его противников - большевиков. В усть-донецкой газете он писал: “Большевики и реакционные силы - союзники. Союзники неестественные, поневоле, но союзники страшные. Этот союз страшнее и опаснее генералов Корнилова, Каледина, Крымова, Лукомского, Деникина, Валуева, Маркова, Алексеева и других”. (Медведев Р.А., Стариков С.П. Указ. соч. С.49).
Тем временем на Дону по призыву большевиков, эсеров и некоторых других партий началось формирование отрядов Красой гвардии. Особенно успешно оно шло в углепромышленных районах, например, Гуковский совет народных депутатов создал штаб, объявив в городе революционную диктатуру. Подобные штабы возникли в Ростове, Таганроге, ряде других городов Дона. Центральный штаб Красной гвардии возглавили в Ростове большевики Г.Н Захарьянц, И.В.Тулак и И.Д.Ченцов.
Против Корнилова выступили и многие другие казаки-фронтовики, особенно из северных округов Донской области: станиц Усть-Медведицкой, Каменской, Нижне-Чирской. Отражая настроения казаков - фронтовиков, тот же Миронов говорил: “Для нас, казаков, должно быть ясным, что если мы пойдем с генералами, а Каледин этого сильно хочет, то мы...подойдем к республике буржуазной и даже... к конституционной монархии. А за спиной этой монархии стоит Пуришкевич, и он будет тянуть к самодержавию, что в свою очередь является мечтой помещиков, дворян, генералов”. (ЦГАСА. Ф.246. Оп.6. Д.1-6. Л. 9). Стало ясно, что корниловское выступление поддержки на Дону не получит.
А над атаманом Калединым в эти дни возникла реальная угроза физической расправы, ибо царицынскому комитету спасения революции было поручено его уничтожение. Не зная этого, атаман медленно двигался по грунтовой дороге вдоль линии железнодорожной ветки Царицын-Лихая, направляясь к станции Обливской, расположенной в сорока верстах от окружной Нижне-Чирской станицы. От верной смерти Каледина спас член Войскового Круга Николай Мельников, оказавшийся в этих местах и вовремя предупредивший атамана о грозящей опасности. Вскочив на оседланную лошадь, Каледин из Обливской доскакал до окружной станицы Константиновской, где его на автомобиле встретили юнкера, посланные из Новочеркасска Митрофаном Богаевским. Два часа спустя в Обливскую прибыли из Царицына солдаты и матросы, которым было приказано арестовать “контру Каледина”...
Вечером первого сентября Каледин выступил в Новочеркасске на заседании Донского правительства, заявив, что никаких казачьих частей с фронта не вызывал, приказов о занятии станции Поворино не отдавал, о появлении казачьих войск в пределах Московского военного округа ему ничего неизвестно и никаких ультиматумов в связи с выступлением генерала Корнилова Временному правительству не выдвигал. ( // «Вольный Дон». 3 сентября 1917 года).
Донские большевики, внимательно следившие за действиями атамана Каледина, вынуждены были отметить, что “осторожный Каледин, учтя обстановку, не выступил, ловким маневром...вернулся в Новочеркасск и войсковое правительство хитро замело следы готовившегося выступления”. (Партийный архив Ростовской области. Ф.12. Оп.2. Д.154. Л.45).
А Ленин констатировал, что донскому атаману не удалось поднять Дон, потому что “большинство бедноты и среднего казачества больше склонно к демократии и лишь офицерство с верхами зажиточного казачества вполне корниловское”. (Ленин В.И. ПСС. Т.34. С.220).
10 сентября 1917 года в Новочеркасске начал работу Второй Большой Круг, “судивший” своего атамана. На Кругу присутствовала делегация от союзной Румынии. Для того, чтобы члены Круга были свободны в своих суждениях и решениях. Каледин добровольно сложил с себя полномочия войскового атамана, временно передав их своему помощнику, и предстал пред ними в качестве частного лица. К этому моменту выступление Корнилова было окончательно подавлено, сам он арестован и, зная это, атаман Каледин тем не менее не отрекся от бывшего Главковерха, заявив:
- Я встретился с генералом Корниловым в Москве тринадцатого августа, на второй день Государственного совещания. Мы обсуждали план создания правоспособного правительства, не однобокого, а твердо стоящего на обеих ногах, на государственных людей, знающих свое дело. Я попросил Лавра Георгиевича, чтобы пока не трогали казачьих частей с Дона, на что он согласился. Мы обменялись с генералом Корниловым взглядами на общее политическое положение государства. Заявляю и не считаю это преступлением, что наши взгляды о благе Родины совпадают. - Сделав паузу, Каледин заключив свое выступление? - Хотя я никакого участия в выступлении генерала Корнилова не принимал и о нем не знал, но если бы знал, то поддержал бы Корнилова всемерно и готов нести ответственность, как идейный соучастник. (Второй Большой Донской Круг. Новочеркасск, 1917. С.14-15).
Депутаты Большого Круга, выслушав своего атамана, полностью поддержали его, восстановив в прежней должности и категорически высказался против в отношении поездки Каледина в Могилев на следствие по делу о корниловском выступлении. В решении Круга было записано: “1. Временное правительство не имеет власти гарантировать безопасность Каледину от самосудов разнузданной черни, направленной Керенским против Корнилова и Каледина. 2. “С Дона выдачи нет!”
Узнав о решении Войскового Круга не выдавать Каледина, Керенский, не желая обострять отношения с казачеством, дал из Ставки указание Временному правительству “ликвидировать дело смелым жестом, признав объяснения Каледина удовлетворительными, и выразив доверие казачеству...”
Когда Большой Круг оправдал своего атамана, Каледин предложил депутатам принять решение о стягивании на Дон Казачьих полков с фронта для борьбы с “антигосударственными элементами”, и прежде всего с большевиками. Предполагалось оставить на территории Донской области три казачьих дивизии и пешую бригаду, а нуждающиеся в переформировании казачьи полки размещать не где-нибудь, а только на Дону.
Присутствовавший на Кругу румынский офицер от имени союзников приветствовал “высокий парламент казаков, который решает судьбу казачества и всей России”.
- Слава Богу, - продолжал он, - что на Юго-Восточный союз может опереться не только Россия, но и союзная вам Европа. Вы, казаки, единственный сильный и здоровый род оружия русской армии. Да здравствует свободная Россия! Да здравствует казачество России! Да здравствует их вождь атаман Каледин!
Прошло три дня после окончания работы Круга, и Каледин, не зная о распоряжении Керенского покончить с делом и несмотря на решение Круга, решил все-таки ехать в Могилев. Свое решение он мотивировал те, что «не может неисполнением предложения ронять престиж центральной власти и не хочет, чтобы какая - нибудь сволочь сказала, что донской атаман кого - то боится». (Мельников Н. Алексей Максимович Каледин. Личность и деятельность. // «Донская летопись». 1923. № 1. С.33). Однако Круг решительно настоял на своем прежнем решении, и Каледин остался в Новочеркасске.
Тогда в донскую казачью столицу прибыли сами члены следственной комиссии Шабловского во главе с полковником Украинцевым. Они вели себя сдержанно и корректно. Допросив Каледина, Богаевского и начальника войскового штаба Араканцева, они не нашли в их действиях криминала. «Никакого следствия по делу о генерале Каледине не проводится, - заявил полковник Украинцев корреспонденту газеты «Вольный Дон». – Генерал Каледин если и допрашивался, то в качестве свидетеля… В настоящее время и речи не может быть о каком-либо обвинении атамана». (// «Вольный Дон». 1917. 18 октября).
Таким образом, выполнялась директива Керенского, данная им в Ставке, о мирном разрешении конфликта с Калединым.
В конце сентября в Новочеркасск из Петрограда прибыл министр торговли и промышленности Временного правительства С.Н.Прокопович. После встречи и беседы с Калединым он дал интервью кадетской газете «Ростовская речь», в которой отметил: «Полагаю, что старая история явилась чистым недоразумением. Временное правительство сожалеет, что получилась видимость конфликта. С генералом Калединым мы мирно беседовали. И если и остались какие-либо следы, то Временным правительством он окончательно ликвидируются. Все дело не стоит выеденного яйца». (// «Ростовская речь». 1917. 1 октября).
Вслед за Прокоповичем донского атамана в Новочеркасске посетил представитель военного министра А.И.Верховского генерал Н.Н.Юденич. В беседе с корреспондентом газеты «Вольный Дон» он сказал, что прибыл на Дон для продолжения контактов с Донским правительством, что Временное правительство готово пойти навстречу законным пожеланиям казачества и, признавая ряд допущенных ошибок, считает необходимым устранить все недоразумения, в том числе и печальное недоразумение с генералом Калединым. «Я очень сожалею, - добавил в заключение Юденич, - что Временное правительство медлит сознаться в своей ошибке, хотя давно уже убедилось, что бунта на Дону не было». (// «Вольный Дон». 1917. 12 октября).
Временному правительству в Петроград генерал Юденич отправил из Новочеркасска телеграмму, в котором писал: «Нахожу необходимым немедленное издание акта о реабилитации генерала Каледина и восстановлении его во всех правах».
Почему же Каледин, презирая слабого и нерешительного Керенского, все-таки сотрудничал с ним? Сам атаман, беседуя в сентябре 1917 года с членом совета «Союза казачьих войск» П.И.Ковалевым по этому поводу говорил так: «Этот флюгер привел Россию на край гибели, но все же его приходится терпеть как гораздо меньшее зло по сравнению с тем, что представляет собой Ленин и компания. Впрочем, мы все равно стремимся к определенному концу». (Ковалев П. Указ. соч. С.6).
Вслед за членами следственной комиссии в Новочеркасск, по тому же поводу, прибыла миссия Временного правительства во главе с министром труда М.И.Скобелевым. В своем выступлении перед депутатами Круга десятого сентября министр так и не смог ответить на вопрос, из какого источника правительство черпало сведения о «мятеже» Каледина. Точно так же без мотивированного ответа остался вопрос о том, почему правительство не затребовало объяснений атамана и не запросило своего новочеркасского комиссара Воронкова, а сразу начало мобилизацию против Дона войск двух военных округов.
Когда Скобелев закончил свои путаные объяснений, сидевший за столом президиума Каледин, быстро вышел на просцениум и воскликнул, сделав резкий жест в сторону министра: «И это говорил перед вами ми-ни-стр!.. Теперь вы видите, чего может ждать Россия и Дон от такого правительства!». (Мельников Н. Указ. соч. С.35).
По результатам этой встречи Круг принял резолюцию, в которой говорилось: «Донскому Войску, а вместе с ним и всему казачеству, нанесено тяжкое оскорбление. Правительство, имевшее возможность по прямому проводу проверить нелепые слухи о Каледине, вместо этого предъявило ему обвинение в мятеже, мобилизовало два военных округа, Московский и Казанский, объявило на военном положении города, отстоящие на сотни верст от Дона, отрешило от должности и приказало арестовать избранника Войска на его собственной территории при посредстве вооруженных солдатских команд. Несмотря на требование Войскового правительства, оно не представило никаких доказательств своих обвинений и не послало своего представителя на Круг.
Ввиду всего этого Войсковой Круг объявляет, что дело о мятеже – провокация или плод расстроенного воображения. Признавая устранение народного избранника грубым нарушением начал народоправства, Войсковой Круг требует удовлетворения: немедленного восстановления атамана во всех правах, срочного опровержения всех сообщений о мятеже на Дону и немедленного расследования, при участии представителей Войска Донского виновников ложных сообщений и поспешных мероприятий, на них основанных». (Басов Н. Алексей Максимович Каледин. - // «Станичный вестник». 1991. Сентябрь. С.35).
После оглашения этого решения Круга Скобелев предложил казакам направить в Петроград, к Керенскому, полномочную комиссию для окончательного решения этой проблемы. Круг тут же назначил такую делегацию во главе с П.М.Агеевым и И.А.Поляковым.
Семнадцатого октября казачью комиссию принял в Зимнем дворце премьер-министр Керенский, которому была вручена от Донского Войска памятная записка. В ней говорилось о непричастности Каледина и донского казачества к мятежу генерала Корнилова и ставился вопрос о его политической и общественной реабилитации. В беседе с казаками Керенский признал, что ультимативной телеграммы от Каледина он не получал и сожалеет о «тяжелом и печальном недоразумении», которое возникло между казачеством и Временным правительством и явилось «следствием панического состояния умов на юге». (// «Речь». 1917. 18 октября).
Касаясь отказа атамана поехать в Могилев для дачи показаний следственной комиссии, Керенский заметил: «Если гора не пошла к Магомету, то Магомет пошел к горе», имея ввиду приезд следственной комиссии в Новочеркасск. – Впрочем, - добавил премьер, - это не снимает с генерала Каледина ответственности, но Временное правительство смотрит сквозь пальцы ввиду тяжелых условий момента». (// «Вольность». 1917. 18 октября).
Уже находясь в эмиграции и возвращаясь в своих мемуарах к событиям калединского «мятежа», Керенский говорил, что эти недоразумения «объясняются… исключительно той отчужденностью, которая в последние десятилетия монархии искусственно создавалась между политически прогрессивной Россией и казачьими войсками». То есть, виноватыми в калединском «мятеже» оказались царь и монархический режим России!..
Донская делегации в Петрограде была принята английским послом в России Джорджем Бьюкененом, попросив того способствовать полной нормализации отношений между Временным правительством и донским казачеством. Посол заверил донцов, что английское правительство и он сам высоко ценят казаков и их атамана и видят в них своих друзей. Английский военный атташе генерал Нокс, присутствовавший на этой встрече,позже в беседе со своим американским коллегой полковником Робинсом заявил: «Я не заинтересован в укреплении Керенского и Временного правительства. Единственная стоящая вещь в России – это установление… казацкой военной диктатуры». (Казачество. Мысли современников о прошлом, настоящем и будущем казачества. С.49).
Вскоре англичане наградили атамана Каледина орденом Святого Михаила и орденом Святого Георгия 2-й степени. Все эти сведения Робинсон передал в Вашингтон, и, видно, с его подачи крупнейшая американская газета «Нью-Йорк таймс» писала: «Каледин – это человек момента». (Цит. по: История гражданской войны в СССР. Л.,1936. Т.1. С.474).
Поддерживали донцов и французы, особенно их военный атташе в России генерал Ниссель. (Игнатьев А.В. Русско-английские отношения накануне Октябрьской революции. М.,1966. С.373). В это время атаман Каледин был награжден французским орденом, отнеся «это высокое внимание исключительно к заслугам Войска Донского, во главе которого он имеет честь стоять». (// «Приазовский край». 1917. 31 октября. // «Вольный Дон». 1917. 1 ноября).
По возвращении из Петрограда члены донской делегации доложили Войсковому правительству, что «единственное светлое впечатление донская делегация вынесла из посещений английского посла сэра Бьюкенена…, где не говорят слов на ветер». (// «Вольный Дон». 1917. 24 ноября).
23 октября 1917 года, то есть за два дня до большевистского переворота, следственная комиссия Временного правительства вынесла официальное постановление о непричастности Каледина к корниловскому мятежу, реабилитировав его по всем статьям. (Владимирова В. Революция 1917 года. Хроника событий. Л,1924. Т.4. С.153).
Вдохновленный поддержкой союзников, Каледин предложил создать специальный казачий банк для финансирования борьбы с общим врагом - большевизмом. Из ста пятидесяти миллионов рублей уставного капитала сто миллионов должны были внести донские и русские банки, а пятьдесят миллионов – союзники. Для налаживания с ними контактов в Петроград выехал представитель донского атамана банкир князь Шаховской, член ЦК партии кадетов. Там он встретился с Бьюкененом уже после большевистского переворота и в беседе с ним заявил, что нарождающемуся белому движению для похода на большевистскую Москву необходимы средства, предложив принять участие в создании казачьего банка. «Капитал этого банка гарантируется природными ресурсами Юга России», - уточнил посланец Каледина.
- Союзники приветствовали бы создание сильного и стабильного российского правительства, которое бы продолжило войну, - заверил Бьюкенен. – Но прошу Вас, князь сохранить в тайне ваш визит ко мне…
Узнав о контактах донцов с англичанами, большевистская пресса обрушилась на них, забыв, что Ленин и его соратники действовали на деньги немецкого Генерального штаба. Так, газета «Рабочий путь» в передовице от 17 октября 1917 года писала: «…Между Бьюкененом, Родзянко и Калединым установлено тесное соглашение. Теперь заговорщики против революции считают себя настолько сильными, что не делают больше тайны из своих планов».
Социально-экономическое положение Донской области продолжало ухудшаться... В шахтерских районах резко упала добыча угля а это повлекло за собой сокращение производства на Таганрогском, Сулинском и Макеевском металлургических заводах. Стали уменьшать объем производства, а то и совсем закрываться, мелкие предприятия. Все это увеличивало безработицу, плодило недовольных существующей властью. Рабочие начали самовольно отстранять старую администрацию от управления предприятиями и брать руководство производством в свои руки. Так поступили рабочие Сулинского металлургического завода, Боково-Хрустальского рудника. В начале октября фабрично-заводские комитеты Ростова приняли решение о введении рабочего контроля на заводах и фабриках своего города.
К осени резко увеличилось число самовольных помещичьих земель в Ростовском, Таганрогском, Донецком и других округах Донской области. Захватывали даже земли, принадлежавшие “Крестьянскому банку”. В этих округах, особенно Ростовском и таганрогском, стали образовываться объединенные Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
Недовольство сложившейся социально-экономической ситуацией проявляли и казаки. Особенно их неприятие вызвало стремление Временного правительства продолжать войну “до победного конца”. В этом вопросе с казаками-фронтовиками солидаризировались и солдаты. Так, в конце сентября отказались выполнять приказ Каледина об отправке на фронт солдаты 187-го и 255-го запасных полков Ростовского гарнизона. Первого октября восемь тысяч протестующих против продолжения войны солдат и две тысячи рабочих провели демонстрацию на улицах Ростова.
На праздник Покрова Пресвятой Богородицы, особо чтимый на Дону, атаман Каледин с председателем Донского правительства решили на машине ехать на Монастырское урочище, расположенное на берегу Дона неподалеку от станицы Старочеркасской, чтобы на мемориале донцов, похороненных в 1637-1641 годах, принять участие в традиционных торжествах.
«Всю дорогу Алексей Максимович молчал, - вспоминала ехавшая с ним жена Богаевского Елизавета Дмитриевна. – Был чудесный день, солнце ярко светило. Приехали, началось богослужение: молебен, панихида, а затем на большой поляне – речи и парад. Над полем летали аэропланы. А потом общая казачья трапеза здесь, на поляне.
Подошел летчик Баранов, …предложил мне подняться в воздух. Раздалось властное: «Не разрешаю…». Все поняли, что вопрос закончен. Раздались стройные звуки «Всколыхнулся, взволновался православный Тихий Дон», а затем полились и другие казачьи песни. Любил их атаман, как и все казачьи песни, и слушал внимательно…
Но не пришлось Алексею Максимовичу наслаждаться казачьими песнями – его и Митрофана Петровича окружила толпа, жаждавшая услышать о них самих о том, что творится в революционной России, о том, что будет дальше…». (Богаевская Е.Д. Указ. соч. С.26-27). Но что утешительного мог сказать своим казакам атаман?..
В середине октября 1917 года в Петрограде начал формироваться “Совет Российской республики” (”Предпарламент»), в котором для казаков Временным правительством была выделена квота в восемь мест. Возмущенный столь мизерным количеством мест для казачьих представителей, атаман Каледин телеграфировал Керенскому: “Представленное казачеству количество мест в Совете республики совершенно не соответствует его значению и роли в современной жизни, почему войсковое правительство настаивает на увеличении числа мест в Совете по крайней мере до тридцати”. Каледина поддержали оренбуржец Дутов, терский атаман Караулов и ряд атаманов других казачьих войск. Это требование вскоре было удовлетворено, и в “Предпарламенте” в дальнейшем образовалась общеказачья фракция в количестве тридцати двух человек во главе с членом Донского правительства П.М.Агеевым. Девятого октября на заседании казачьей и земской фракций, на котором присутствовали члены Совета московских общественных деятелей, было принято решение о создании мощной беспартийной группы, стоящей на “чисто демократической платформ”, но не связанной с социалистическими партиями и группами.
Но Россия уже стояла перед роковой чертой Октябрьской революции и Гражданской войны...
Михаил Астапенко, историк, член Союза писателей России.