…Коровьев и Бегемот на Большой Садовой и слившиеся в вечном бронзовом поцелуе Мастер и Маргарита на заднем сидении адского автомобиля, управляемого флегматичным грачом, неподалёку от Таганки. Да, это всё части одной и той же скульптурной группы, которой (тут даже не знаю «ура» или «увы») так и не суждено было стать единым целым на Патриарших прудах.
Сейчас эти «осколки» разделяют примерно 4,5 километра по прямой, но, коль скоро концепция была единой, то, с формальной точки зрения, это один из самых «протяжённых» памятников столицы. Что же произошло с этими частями и почему они, как Запад и Восток в поэме Киплинга, не встретятся никогда?
История это достаточно известная, поэтому просто краткий пересказ. Итак, начало 2000х. В мире скульптурных изображений в Москве вряд ли тогда кто-то осмелился бы бросить вызов Зурабу Церетели, благодаря (здесь в это слово каждый вкладывает свой смысл) которому столица стала тяжелее на несколько сотен тонн чугуна и бронзы. Впрочем, не очень отставал от него и Александр Рукавишников, чьи произведения также вызывали вопросы у не очень подготовленного к авторскому восприятию зрителя. В общем, когда Правительство Москвы в 1998 году объявило конкурс на памятник Булгакову на Патриарших прудах, то можно было предположить, что победа будет присуждена либо первому, либо второму. Так и произошло: Рукавишников получил заказ и создал не просто памятник, а целую скульптурную композицию. Тут были и уже упомянутые выше герои романа, и сидящий на лавочке Михаил Афанасьевич Булгаков (модель этого памятника можно увидеть в музее Булгакова), и Иешуа, который, в окружении 10 разновеликих колонн, гордо шёл по воде, и многие другие герои этого великого великого произведения…
Но главным персонажем должен был выступать….примус….Нет, не так: ПРИМУС. Это не крик души, передаваемый капслоком, а реальность. А как ещё можно описать в тексте кухонный прибор, который должен был вознестись над Патриаршими на…12 (!) метров. Ещё раз: двенадцать метров….Якобы по замыслу автора этот примус-переросток воплощал в себе единство всех слоёв общества в СССР 20х-30х годов (такие приборы были тогда фактически в каждой семье).
В общем, концепция оригинальная, но против примуса-мутанта, а по касательной, и против всей авторской идеи взбунтовались сначала жители Патриарших, а затем и многие москвичи. Конечно, это вряд ли бы остановило установку памятника (тот же Пётр у Церетели вознёсся и уже сверху смотрел на долгие протесты против его установки), но в спор вмешались представители религиозных организаций. Как результат, Патриаршие пруды отстояли свою индивидуальность, а памятник к установке запретили.
А что делать с уже отлитыми в бронзе частями памятника, ставшего фактически мало кому нужным? Коровьев и Бегемот, как указывалось выше, «прописались» на Большой Садовой (и кто сейчас, глядя на примус в лапах волшебного кота, сможет предположить, что изначально сей прибор должен был быть в разы величественнее).
А вот с машиной и влюблёнными дело, что называется, затянулось. Бросала их судьба долго по различным галереям, а «соединила» всего лишь лет пять назад на газоне у мастерской Рукавишникова у Яузы...