Про Жириновского написали многие, интересно и в самую точку. Каждый — интересно и в точку. Кажется, по вопросу покойного Владимира Вольфовича мнение рядового гигачада не сильно отличается от мнения Кашина или даже Дугина. Почему так?
Да потому что таков был Жириновский. В отличие от Просвирнина или даже Лимонова, его действительно знала вся страна. Он стал публичным лицом для всех страт и каст, и если выделить несколько его образов, то образ, о котором напишут академично и со знанием, возможно, будет менее реальным, чем образ в памяти обывателя-мемодела. Возможно, человек, похожий на пишущего эти строки человека, когда-то в детстве рьяно рофлил над мемами по мотивам «ХВАТИТ ЭТО ТЕРПЕТЬ» (вздрогнули, а?). Возможно, нет, безусловно, чьи-то бабушки да дедушки ржали над Жириновским как над своим, когда он вновь вваливался в экраны их телевизоров, будто в привычное для него кресло. (Пост-индустриальный Бог-Император, которого всё-таки оставили в примархах.)
Да он и был для них «свой», особенно по мере становления всё более крикливым и драчливым. Он рифмовался с тапком, которым пенсионер уже метил в телевизор с забарахлившим в нём остросюжетным политическим дебатом. С застывшим в нём, уже тогда застывшим, уже, кажется, годы как застывшим Жириновским. («Жириновский — памятник Жириновскому!», помните?) Застыл он, его призрак, и в странной теперь желтизне букв «ЛДПР», к которым питали насмешливые и (редко, но это стоящая редкость) серьёзные чувства представители разных десятилетий. Блуждая, например, по Череповцу, кто-нибудь когда-то зайдёт в подъезд реставрируемого здания — а там в углу острым осколком памяти лежит нетронутая посреди мусора партийная рекламная листовка. («Памятник Жириновскому!...»)
Я совсем недавно по воле подвозившего актуальные рекомендации ютуба осознал, что ведь Жириновский был отнюдь не просто «мемным» персонажем, той карикатурой провластной креатуры, которой его рисуют демшизы и патриотические революционеры. Такая карикатура должна быть абсолютно глупой и не выделяющейся, а Жириновский на той самой подкинутой мне какой-то лекции по геополитике, прочитанной им в одном из российских вузов, выдавал достаточно интересные, свежие мысли. А местами эти мысли были даже весьма либерально-демократическими! Ну, по нынешним меркам.
Либерал-демократия для Жириновского, если пытаться относиться к этому словосочетанию как к формуле хоть с каким-то идеологическим откликом, это такой забавный конструкт: «Нам надо как в США! Две партии, не одна. Не надо нам одной партии, как в СССР! Это...», — и дальше перечисление тех факторов, которые очень вредны при пресловутой однопартийности, декларируемой или фактической. Если бы Жириновский чуть смелее выдавал именно такие речи в качестве своей «программы», возможно, он был бы куда более актуальным политиком.
Но тогда бы он не был Жириновским.
А вот будучи Жириновским, политиком быть удавалось реже — зато в «Прожекторперисхилтон» зайдёт, ух как зайдёт, и посмеёмся же мы во время семейного просмотра, глядя как он орёт на испуганных Цекало-Светлакова-Урганта-Мартиросяна, зажавшихся за противоположную трибуну во время постановочного (ещё более постановочного, чем все прочие дебаты покойного) политического спарринга.
(«БОЛЬШОЙ ПАТРИОТ») Иван Ургант («мне та-а-ак дурно»), когда Владимир Вольфович начнёт двигаться в их, дрожащих тварей, сторону, закричит: «МУЖИКИ, НАЧАЛОСЬ!» (или это кричал Светлаков, патриот поменьше?), отсылая к его скандальным дракам в думе и на ток-шоу. И как бы нормально, и как бы так и надо: на мемном уровне ГОСУДАРСТВЕННОГО ТЕЛЕВИДЕНИЯ вообще-то дикие, или как минимум глупые выходки Жириновского как бы смягчаются, упрощаются, конвертируются в нормальность.
Нормальность. Да, так, — и так надо. Слева у нас талантливый пчеловод-лево-консерватор Зюганов, справа — такой вот либерал-демократ Жириновский, Владимир Вольфович. А что, а что: вам ещё как-то надо?
Вот и мне, пожалуй, не. Избитая банальность посвящённых Жириновскому некрологов: человек, так (хотя и с переменным настроем) чаявший хотя бы экономического похода на Запад, помирает в самый разгар этого похода. Человек, то ли наотмашь напророчивший чуть ли не точную дату его начала, то ли выдавший план из государственных закоулков — услышал обо всём уже в растянувшемся предсмертном и, кажется, еле-еле сознательном состоянии.
И на фоне этого совсем не кажется парадоксом, что начинал-то Жириновский вообще едва ли не как сионистский деятель, за что его диссил покойный Лимонов в книге с печальным теперь названием: «Лимонов против Жириновского». (Там же кста покойный диссил покойного за «многонационалочку» (!) в ранней (?) программе ЛДПР. Там же ярко и живо расписан эпизод с Жириновским в бронежилете, на который Лимонов потом не раз сошлётся, словно помнит это больше, чем всё остальное из своей же книги. Там же эпизод с «бутербродом Жириновского», про который поподробнее ищите на стенке настоящего паблика. Там же...)
Прорвём эти скобки, жутковато похожие на большинство публичных выступлений Жириновского. (Он всегда как будто в скобках, куда изощрённый публицист поместит какую-нибудь предназначенную для быстрого прочтения ироничную заметку.)
И давайте просто внимательно рассмотрим фото с обложки той книги Лимонова, и подумаем: удостоил ли заждавшийся последнего первый своим вниманием там, в баньке с пауками, или даже не хмыкнет при виде своего недолгого товарища из ранних девяностых, своего странного недо-двойника из поздних десятых, свой объект насмешек и диссов эпохи великой и динамичной публицистики, улетающей от нас куда-то всё дальше и дальше, пока последний наш бумажный пароход несётся в бесцветную даль, на семи ветрах да по иссохшей речке?
Заходя в уже пустую баньку с пауками, Жириновский знает, почему в вёдрах, тазах и котле ни капельки воды: река-то высохла. То ли снова кто-то водохранилище строит, то ли так, несвоевременно иссохла по воле где-то взбунтовавшейся природы.
Али всё-таки повернули ось земли, и…?
Тут Жириновский вскакивает, тут ему мерещатся странные мальчики, которых при жизни Свидригайлов веничком хлестал, и Жириновский выходит с этой посмертной остановки к перрону, на котором его ждёт «Жёлтая стрела». Ему на ней самое место.
А нам одна цитата, не его, но про него:
«После Жириновского остался недоеденный бутерброд. Кусок сала на чёрном хлебе, срезанный ровно полукругом из четырёх борозд — зубов Жириновского».
А.К.