Я не смотрел «Клан Сопрано». Шпана меня не интересует.
Сколько себя помню, у нас на столе всегда было вино. Его даже детям давали. Мы, правда, разбавляли его газировкой.
Когда я рос, мы переезжали каждые полгода. Я сменил 24 школы. У меня не было друзей. Во-первых, я всегда был новеньким. Во-вторых, меня зовут Фрэнсис — как девчонку. А еще тогда были популярными фильмы про Фрэнсиса, Говорящего Мула.
Я ужасно поступил с отцом. Когда мне было лет 12 или 13, я работал на телеграфе. Я знал, как зовут директора музыкального отдела Paramount Pictures — Луис Липстоун. И написал: «Дорогой мистер Коппола, выбрали вас для написания музыки к фильму. Приезжайте ЛА немедленно. Ваш Луис Липстоун». Телеграммы тогда приходили на длинных лентах, которые надо было клеить. Я свою склеил, как настоящую, и доставил папе. Как же он был счастлив! А потом я ему все рассказал. Он был вне себя. Детей тогда били. Ремнем. Но я знаю, почему я это сделал: я хотел, чтобы он получил такую телеграмму.
У меня больше воображения, чем таланта. Я пеку идеи. Просто такое свойство.
Для меня хорошо — это много. Если я что-нибудь готовлю, то готовлю с избытком, и получается слишком много.
Я восхищаюсь людьми вроде Вуди Аллена, который пишет по сценарию в год. Это поразительно. Всегда мечтал уметь так же.
Не надо делать кино из книг. Кино надо писать с чистого листа.
Если перед вами лежит лист бумаги, первым делом поставьте на нем время, дату и место.
Мы очень неуверенны в себе. Не только молодые, все мы. Когда я что-то пишу, то никогда не перечитываю сразу. Уверен, у писателя есть гормон ненависти к только что написанному. А через день посмотришь на текст и скажешь: «О, неплохо».
Чем меньше бюджет, тем больше идея.
Мне кажется, «Апокалипсис сегодня» немного расширил представления о том, что люди могут вытерпеть в кино.
Перед съемками «Крестного отца» я созвал актеров в ресторан, посадил Марлона Брандо во главе стола, по правую руку Аль Пачино, по левую Джимми Каана. Моя сестра Талия, которая должна была играть Конни, подавала еду. Вскоре все стали относиться к Марлону как к отцу: Каан пытался произвести на него впечатление шутками, Пачино — напряженным молчанием, а моя сестра была очень напугана. Этот обед превратил их в персонажей.
Вообще-то концовка была предельно ясной — Майкл развратился, вот и все. Почему они захотели снимать дальше?
Единственное, о чем они спорили, — это название. Они были против «Крестного отца-2», им казалось, что зрителей это будет сбивать с толку. Ведь тогда фильмы называли «Возвращение Человека-волка» или «Сын Человека-волка». Но именно с «Крестного отца» пошли все эти числа в названиях. Я вообще много чего начал.
