I.
Коврижкин любил коржи. Поэтому ребята обзывали его «Коржижкин».
— Коржижкин, Коржижкин, ха-ха-ха.
А вообще-то не «ха-ха-ха». Не особо приятно, когда тебя так называют. И Коврижкин ел еще больше.
Ел и ел.
И стал Коврижкин большим как корж.
— Коржижкин, Коржижкин, ха-ха-ха.
Все смеялись над Коврижкиным, он делал вид, что ему все равно. А потом приходил домой, запирался в комнате и плакал.
II.
Мама Коврижкина была превосходным кулинаром. Она могла создать шедевр из ничего. На кухне она творила чудеса. Коврижкина это будоражило: ему нравилось приходить на кухню и смотреть, как мама готовит. Мама же с самого детства показывала и рассказывала волшебный мир готовки. Она помогала Антошке овладеть таинствами кухни. Сначала это были небольшие просьбы, как например, почистить яйца, потом ему уже разрешалось порезать овощи, почистить картошку. Дальше — больше. В руках матери кухонные приборы были фантастическими инструментами: нож был не просто ножом, но волшебной палочкой, столовая ложка — кисточкой художника. Да-да! А как мама пекла! Какие торты она делала! И Коврижкин помогал маме заготавливать коржи, чтобы затем построить настоящий замок из торта.
Мама умерла, полгода назад. Теперь Коврижкин с папой готовили по очереди, иногда приходила бабушка. Но магии не было. Куда она делась? Куда пропала? Куда исчезла? Вот он, Коврижкин, стоит на той же кухне, те же приборы, те же рецепты… Но готовить ему совершенно не хочется, и сил как будто нет. Или без «как будто», сил готовить действительно нет. Готовит он постольку-поскольку, надо что-то есть, вот они с отцом и готовят.
От отчаяния хотелось кричать. Почему не получается ничего? Но криками не поможешь, не вернешь ни маму, ни волшебство. Готовка больше не приносила радости, она стала тягостной обязанностью, вынужденной необходимостью, чтобы продолжать существование.
Коврижкин ел. Ел и ел. Он ел без вкуса, без радости. Неосознанно он пытался найти тот вкус, который привносила в еду мама, но не находил. Он ел все подряд, без разбора и без чувства насыщения. Особенно мальчик увлекся коржами. Так он и стал Коржижкиным.
По ночам он тихонько приходил на кухню и сидел там в темноте. Он устраивался под окном, прижимался спиной к батарее и думал о маме. Зимой казалось, что мама рядом, потому что батарея была горячая, и казалось, что это мама обнимает его со спины.
Отец видел, что сын заедает, он пытался с ним поговорить, но понимал, что бессилен. Да и он сам не мог принять смерть жены. Рана не заживает, особенно когда видишь, что сын так переживает. Ты так далеко, и так больно в груди, и ничего не сделать, ничего. Как же нам тебя не хватает… Как же мне тебя не хватает!.. Я все жду, когда же ты придешь, когда ты откроешь дверь своими ключами, крикнешь, что ты пришла, попросишь отнести сумки на кухню, а я у тебя спрошу, зачем же ты опять на себе все таскаешь, позвонила бы мне, я бы тебе помог, а ты скажешь, что хочется сделать сюрприз, потом мы поцелуемся долго и нежно, я обниму тебя крепко и скажу, что всегда буду рядом, всегда буду любить тебя, мы постоим немного в коридоре, потом из-за двери выбежит Антошка и потянет тебя на кухню, и вы пойдете творить чудеса, ты включишь радио и будешь подпевать, при этом специально оставишь дверь открытой, и хотя я не хочу отвлекаться от диссертации, но я готов слушать вечно, как ты поешь, мне так нравится слушать, как вы смеетесь, а потом мы все вместе будем ужинать, послушаем Антошкины школьные дела, затем отправим его доделывать уроки, а сами останемся на кухне, я буду мыть посуду, а ты будешь сидеть за столом и рассказывать мне, как у тебя на работе… Как же мне тебя не хватает!.. Я знаю, что Антошка ходит по ночам на кухню. Его так и манит туда, а я не могу там находиться, мне невыносимо вспоминать, что ты была так близко, а теперь так далеко. Больно, очень больно, где-то внутри, все сжимается. Я слишком много курю, тебе бы не понравилось, но ты меня прости, не могу, не могу тебя отпустить.
Отец и сын мучились ночами, днями же продолжали свою привычную деятельность.
III.
— Коржижкин, Коржижкин, ха-ха-ха.
— Коржижкин, ты не слышишь? Что ты не отвечаешь?
— Коржижкин. А Коржижкин? Смешно же. Ха-ха-ха.
Коврижкин резко опрокинул парту. Упали тетрадки, дневник, пенал, упала парта, стулья впереди, упало что-то внутри — упало все. Все ошарашены.
— Ненавижу, ненавижу, — прошептал Коврижкин. Он закрыл лицо руками и что-то забормотал.
Замолчал.
Напряжение искрилось в воздухе.
А потом он начал кричать и сносить все парты, стулья — все подряд.
— Как же я вас всех ненавижу!! Ненавижу вас всех!!
Какая длинная перемена…
Дети выбежали из класса.
Когда в классе никого не осталось, Коврижкин успокоился и сел на пол, спиной к батарее. Войдя в класс, учительница увидела, что мальчик рыдает.
IV.
— Антоша, знаешь, что мы сегодня будем делать? Мы будем готовить торт!
— Нет.
— Почему?
— Мы не будем готовить.
— Ты не хочешь готовить торт?
— Я не хочу готовить.
— Ты не хочешь готовить со мной?
— Я просто не хочу готовить.
— Хорошо, давай я начну готовить, а ты будешь просто смотреть. Если захочешь, то присоединяйся. Договорились?
— Да, Елена Витальевна.
На самом деле, мальчику не хотелось смотреть, как готовит психолог и уж тем более помогать. Но ладно. Пусть делает, что хочет.
— Не так.
— Почему?
— Ну, не так Вы делаете.
— Покажи мне тогда, пожалуйста, как надо.
— А Вы не знаете? Ну, вот так. Нет. Не так. Надо вот так. Смотрите, сначала нужно добавить это, а потом уже это. Так консистенция будет лучше.
Доделали. Сели пробовать торт. И мальчик нашел тот вкус, который потерял и никак не мог найти:
— Как? Что Вы сделали? КАК??
По совету Елены Витальевны отец и сын стали готовить вместе. В первую совместную готовку Дмитрий Васильевич еле сдерживал слезы. Потом с каждым разом приходить на кухню мужчине становилось легче, мальчик же постепенно перестал по ночам сидеть на кухне.
Путь исцеления начался.