#вэтотдень
4 апреля 1932 года родился великий кинорежиссёр Андрей Тарковский. В течение нескольких дней в России во всех изданиях появляются заметки, воспоминания и статьи о нем, выходят кинопрограммы и документальные фильмы.
В дни 90-летия со дня рождения выдающегося мастера, Эрмитаж публикует небольшой фрагмент из книги «Особенно Ломбардия». В нем автор - Аркадий Ипполитов, хранитель итальянской гравюры в Отделе Западноевропейского изобразительного искусства - рассказывает об одном из самых значительных эпизодов фильма Тарковского «Зеркало», вошедшего в золотой фонд мирового кинематографа.
Аркадий Ипполитов. Особенно Ломбардия. Образы Италии XXI в. Издательство КоЛибри, 2019 г., 368 стр.
——————-
В фильме Тарковского «Зеркало» есть замечательная сцена, запоминающаяся на всю жизнь. Маленький мальчик поздней осенью в облетевшем дачном саду рассматривает огромную старую книгу о Леонардо да Винчи. Звучит «Стабат Матер» Перголези, воздух колок и холоден, слегка озябшие пальцы мальчика с видимым усилием отдирают тонкую папиросную бумагу от чудных ликов, они почти рвут бумагу, и во весь экран возникает лик леонардовской Джиневры ди Бенчи, а затем документальные кадры запуска аэростата в разреженное холодное пространство Арктики, и погибшие в небе герои спускаются с небес на землю.
Повторяется тема полета Леонардо, уже предугаданная в прыжке с колокольни в «Андрее Рублеве», а голоса католического песнопения звучат мучительно прекрасно, мальчик все листает книгу о Леонардо и видит отца, возвращающегося то ли с фронта, то ли из ссылки, и бежит к нему, и история России вдруг оказывается непрерывной, и нет безличной аббревиатуры СССР, и странным образом связь времени осуществляется через Леонардо, и Тарковский вторит Мережковскому, закончившему роман «Леонардо да Винчи» переходом к русской теме, продолженной в «Петре и Алексее».
Маленький мальчик, листающий книгу о Леонардо, – это наше все, это символ России, это главная ее ценность, встреча прошлого и будущего, дитя и титан, традиция и современность. Напоминания в сцене о романе Мережковского, тогда практически запрещенном, советская цензура, конечно же, не заметила. Не заметила, но опасность почувствовала, поэтому и отложила его на полку…
————————
