Читайте мои мемуары "Мои субъективные впечатления" на портале "Проза.ру" - автор Ворон Николай
НЕПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ
Главы из книги «Мои субъективные впечатления»
ЧЕЧЕНСКИЙ СЛЕД
Эта история своими корнями уходит в середину 1993 года. Именно тогда инициативная группа предпринимателей из Красноярска, в которую входил мой товарищ и коллега Юрий Петров из фонда «Ковчег», выдвинула идею о создании в Москве сибирского территориального центра бизнеса.
Он бы мог в комплексе представлять их интересы в столице – офисы, залы для семинаров, торговые и выставочные площади для местных товаров, словом все, вплоть до комфортного проживания.
Возглавил эту группу весьма самоуверенный руководитель Енисейской трастовой компанией «ААА» Виктор Кудерко. После предварительной проработки этого проекта инициаторы пришли к выводу, что было дешевле и быстрее по срокам с этой целью купить на чековых аукционах в Москве уже готовую гостиницу поближе к ее центру. Выбор пал на гостиницу «Восток», которая включала в себя целый комплекс построек с приличным фондом гостевых номеров разной категории. Немаловажно, что до гостиницы можно было дойти за десять минут от станций метро «Петровско-Разумовская» и «Владыкино». Пятнадцати минут хватало на метро, чтобы проехать в центр города. Расположена она была в зеленом районе на северо-востоке Москвы рядом с Ботаническим садом Российской Академии наук, Шереметьевским дворцом и парком, а также с ВДНХ. Место было тихим, и на этом я бы сделал упор – позднее оказалось, что не одни красноярцы строили свои планы по данному укромному уголку. Так вот, у сибиряков тогда дело было за малым – нужны были приватизационные чеки. Для этих целей лучше всего подходили в качестве партнеров инвестиционные фонды приватизации, т.е. ЧИФы. Не исключено, что по этой причине в числе инициаторов оказался Юрий Петров, который под свои гарантии привлек в проект «Хакасский инвестиционный фонд» в моем лице и еще пару участников нашего «Сибирского холдинга». С целью отслеживания ситуации на месте в гостинице «Восток» был снят небольшой офис, и в него переехал помощник В. Кудерко некто Андрей Большунов.
С его подачи в два захода на местные аукционы мы нашей группой совокупно взяли довольно крупный пакет акций этой гостиницы (информация зачем-то секретилась) – наш, в частности, фонд приобрел предельные по требованиям регулятора 10 процентов. Может по этой причине или по иным соображениям, но меня в июне 1994 года на общем собрании акционеров АО «Гостиница «Восток» избрали в Совет директоров этого общества – я единственный из нашей команды получил этот официальный статус, а, по сути, засветился.
Поначалу мне даже понравилось, что, благодаря этому, у меня теперь, по звонку, всегда были в распоряжении приличные апартаменты в этой гостинице. Теперь, задним числом, я припоминаю, что с некоторых пор, заходя иногда в офис Андрея, я заставал его растерянным, а, скорее, испуганным, в окружении непонятных людей. В чем дело он не рассказывал, а я не спрашивал – друзьями мы не стали.
Еще с весны того года я также заметил, что во дворе комплекса постоянно снуют какие-то кавказцы, скорее чеченцы, угрюмого вида в типичных черных шапочках, коротких кожаных куртках и широких спортивных штанах. Иногда попадались среди них и солидные бородачи в шляпах, длинных плащах или пальто с приличными портфелями.
С другой стороны, где их тогда не было – даже в моем глубинном сибирском городе была своя чеченская диаспора, которую возглавлял предприимчивый человек по фамилии Дудаев, который сам мне говорил, что он родственник того самого авиационного генерала. Словом, судьба мне знаки подавала – сторонись, Коля – я же их проигнорировал.
Тем ноябрем я приехал в Москву накоротке, чтобы сделать ровно два дела. Нужно было выкупить в МИБ-Банке акции артели старателей «Сибирь», да оформить некоторые инвестиции в проект «Алмазный берег». Со мной приехала кассир фонда Людмила Михайловна Горянская по личным вопросам в столице. Поселились мы в соседних номерах в гостинице «Восток», и каждый занялся своими делами – обратные билеты у нас с ней были на поздний рейс из Домодедово на 10 число.
Еще в день прилета я завершил все дела в банке – там все было ясно, и в портфель мой легли все документы о покупке акций золотодобывающей артели первой эмиссии. Правда, разговоров и планов наслушался от директора банка Елены Николаевны Паниной – выше крыши.
Про компанию «Кимберлит капитал», куда я направился на следующий день, стоит немного рассказать. Были у меня в Москве к тому времени среди прочих партнеров два доверенных человека. Это Евгений Карпиков - консультант многих фондов и Лев Николаевич Матеров, который управлял московским фондом «Жилтоварищ». Последний был уже в годах, но оставался открытым как ребенок, причем являл себя человеком жизнерадостным – классический экстраверт. Оба они были заряжены на поиск всего нового, потому зачастую держались вместе. Москва же, слухами живет – они ловили их налету. Звонят они как-то по осени того года ко мне в Абакан и говорят, что нашли перспективный алмазный проект и ищут надежных партнеров – я сказал, что скоро буду.
Привели они меня в тот день в приличный офис к некому американцу, которого звали Майкл Крэл, руководившего указанной компанией. Представляю, что они ему про меня наплели. В те годы в нашу столицу приехало немало предприимчивых людей с совокупного Запада, имея авантюрные устремления нажиться на нашей наивности, вполне понимая возможности нашей страны. Позднее встречал я таких «засланцев» и в Сибири – не давали им покоя ее богатства.
Этот представительный американец на хорошем русском языке с приятным акцентом поведал мне о своих планах в России. С его слов, он представлял у нас интересы крупной канадской компании с опытом работы в алмазодобывающей отрасли.
Она, якобы, имеет договор с правительством России по участию в освоении Архангельской алмазоносной провинции. Он довольно подробно рассказал об их уникальной технологии разработки кимберлитовых трубок без вскрыши. Якобы, вода под напором должна выносить обогащенную породу на поверхность по специальным трубам – все это на чертежах, схемах и рисунках.
Позднее такие рассказы стали называть презентациями проектов с сопутствующими иллюстрациями – мы сами научились их неплохо делать, а в то время все это было еще в диковинку. По ходу дела Майкл достал из сейфа несколько брильянтов, вставил их в специальные держатели и сказал, что это обработанные камни из наших Поморских месторождений – выглядели они завораживающе.
В завершение разговора Майкл поведал, что их инвестиционная политика подразумевает привлечение местных инвесторов, этому, кстати, будут рады и в правительстве России.
Про алмазы в той провинции я слышал еще с советских времен, что правительство наше живет на кредиты и ему не до самостоятельных разработок, и без американца было ясно. Как человек, проработавший несколько лет в горной отрасли, я понимал, что представляет собой технология гидроразрыва.
Словом, многое в рассказе Майкла выглядело правдоподобно, но что-то меня удержало от широких жестов – сошлись на скромных инвестициях в 150 тысяч долларов.
К тому же я поведал, что буквально сегодня наш фонд завершил крупные инвестиции в золотодобычу, дескать, средств на остатке не так много и помахал свежими документами из банка. Это я сделал больше для своих товарищей - они на свои еще более скромные вложения в этот проект хотели иметь крупную поддержку в лице нашего фонда. Поскольку я уже поторапливался с отлетом, то мы без задержек подписали необходимые документы, и мне выдали красивые сертификаты в пакете под каждые 10 тысяч долларов на наши доли в этом проекте.
В хорошем настроении я поспешил в гостиницу, чтобы незамедлительно выдвигаться в аэропорт вместе с Людмилой Михайловной с целью отлета в Абакан – там близилась встреча с моими коллегами из «Сибирского холдинга». В портфеле моем шелестели бумаги, стоимость которых превышала полтора миллиона долларов, и это придавало мне оптимизма.
Пока я шел от метро, быстро стемнело – шел восьмой час вечера. Во внутренний двор гостиничного комплекса я входил уже совсем по темноте – освещались почему-то только входные подъезды. Я быстро шел к своему корпусу, не обращая внимания на такую обстановку.
Уже приблизился, было, к ближнему его углу, как из темного пространства между зданиями выскочили трое неизвестных и накинулись на меня – я успел отметить, что нападавшие были не русские. Да и какие они русские – колотить меня вполне профессионально, кстати, они начали молча и без прелюдий.
Я вырос в шахтерском предместье, и нравы среди парней, даже у начитанных юношей, там были еще те. У нас, к примеру, годами бытовала непрерываемая «война» с городскими ребятами, которая, не исключено, еще продолжается. Летом мы бдительно стерегли берега нашей ласковой реки Кондомы от их посягательств на купание. А поскольку все мы учились в городе, то те, в свою очередь, ловили нас на елках, ледовых горках, на катке городского стадиона, где властвовали, соответственно, они. Неписаный «рыцарский» кодекс в те годы, обязывал нас любую стычку начинать с какого, ни есть, разговора…
А тут накинулись - ни слова, ни полслова, хоть бы закурить спросили. Не знаю почему, но я эту их манеру принял и тоже кричать-звать на помощь почему-то не стал. Я сразу решил, что это ограбление, и потребуй они от меня деньги, я их, возможно, и отдал бы, хотя бы из опасения за реальное содержание моего портфеля (со мной и было-то в наших тогдашних купюрах всего с тысячу долларов).
Но ничего такого не произошло, потому, как мог, я отмахивался от них этим самым портфелем, понимая, что отдать его им я не имел права. В какой-то момент им это надоело, и в руках их главаря (он был приметен) сверкнул нож.
Я замешкался, слегка опустив свое объемное «оружие», и тут же получил сильный удар справа в лицо чем-то тяжелым, скорее всего, кастетом. Я слышал, как захрустели кости, в глазах потемнело, хлынула кровь, и я буквально рухнул.
В таком моем состоянии они вырвали у меня портфель и даже обыскивать не стали, поскольку личные документы и кошелек остались при мне, как позже выяснилось.
Вырвать-то, они вырвали, но вот ручка от моего увесистого кейса осталась у меня в руке, поскольку даже без памяти я продолжал держать ее крепко – так работает подсознание на ответственности.
Немного погодя я очнулся и сам добрел до входа в свой корпус, где опять упал в вестибюле – началась суета, вызвали скорую и милицию. На шум выбежала и Людмила Михайловна – она меня уже заждалась. За себя молчу, но эта пожилая женщина со слабым сердцем тогда натерпелась страху.
Тем не менее, я успел ей сказать, чтобы она улетала – она не ослушалась. В растерянности она собрала мою окровавленную верхнюю одежду и узнала у медиков, куда меня повезут. С полной сумкой тех неприглядных вещей она назавтра и появилась у нас на работе, чем вызвала там целый переполох – оповестили и мою жену.
Та в горячке тоже настрадалась, больше от неизвестности – она уже через день была в Москве, предварительно позвонив кое-кому из моих коллег. Слух об этом событии быстро разлетелся в наших кругах, и не только в столице. В те безумные годы было много пострадавших (даже потерь) от криминала среди банкиров и коммерсантов, но из числа фондовиков я был в числе первых.
Отвезли меня тогда в глазную клинику, которая располагалась где-то в переулках на Тверской в районе гостиницы «Минск». Помню, что операцию мне делали довольно молодые врачи, но правый глаз они мне спасли, да и повреждения на лице зашили мастерски – следов со временем не осталось. Сердечное им спасибо.
А вот исправлять внутренние разрушения костей под глазом через пару дней, уже в присутствии жены, меня отправили по профилю в знаменитую Боткинскую больницу на улицу Беговую. К этому времени к участию в моих делах подключился мой прежний наставник Юрий Степанович Щапов, возглавлявший в то время комитет по промышленности Верховного Совета России – со свойственной ему решительностью он «поднял волну» вокруг моей персоны в этом достойной лечебнице, и совершенно напрасно.
Заведовал ЛОР отделением в этой Главной клинической больнице Москвы доктор медицинских наук профессор Михаил Петрович Николаев, будучи ведущим оторингологом столицы – куда уж лучше. Лечащим моим врачом был его сын Руслан - молодой, да ранний, в лучшем смысле этого выражения – я оказался под двойной квалифицированной опекой, к тому же, семейной.
И вообще, ко мне относились максимально внимательно, в полном соответствии с характером моих травм. Я и мои коллеги по палате попали в эти обстоятельства в то непродолжительное время, когда персонал по своему внутреннему содержанию оставался еще советским. Даже в такой больнице уже многого в лечебном плане не хватало, халаты и простыни поизносились, а люди были нормальными.
Грех сказать, мне провели уникальную операцию, ее описание с фотографиями попало в специализированный американский журнал (мне показывали). Я за это не заплатил ни копейки – не потребовали. Все обошлось конфетами и цветами.
Лишь изредка, при нехватке каких-то лекарств, да и то, зачастую, не мне, а моим товарищам по палате, московские коллеги по моей просьбе приносили их в лучшем виде – вот и все.
Ту мою операцию готовили довольно долго, приходили с осмотрами разные консультанты, был среди них и известный нейрохирург, доктор медицины и профессор Кассен Вадим Юрьевич – позднее он в ней и участвовал.
Только недели через две меня уложили на стол. Помню, опытная врач-анестезиолог перед началом операции шутливо сказала мне, мол, теперь мы узнаем, что ты за мужик. С какой, говорю, стати? Она мне – у нас под наркозом все раскрываются. Меня тогда это сильно задело – до сих пор помню. Починили меня часов за пять. Как очнулся, первую кого стал искать глазами – анестезиолога. Спросил взглядом, поскольку весь был замотан – ну, как? Она засмеялась – нормально. Только потом я понял, операцию ту мне делали через рот - что я мог рассказать под наркозом? Чтобы пластиковую пластинку мне под глаз подвести, мне углы рта, похоже, подрезали – все рот шире. Тут не поговоришь.
Потом посмотреть на меня к нам в палату приходили медицинские специалисты в сопровождении Михаила Петровича и Руслана, разглядывали снимки, что-то обсуждали. Были и студенты – ученики профессора. Со мной они не разговаривали, поскольку я был для них лишь редкий экземпляр, вроде минерала на полке – а поговорить я был не прочь, хотя бы выразить слова искренней благодарности.
Хочу немного рассказать про обстановку, которая царила в нашей палате. Само ЛОР отделение находилось в исторической части больницы, потому, может быть, его палаты еще с царских времен остались большими и просторными, светлыми, к тому же. В таком помещении нас было 18 человек – «особистов», как нас называли. Здесь лежали больные с тяжелыми случаями ЛОР-заболеваний. Раньше я и предположить не мог, что у человека в носу и в глотке может быть столько проблем, а гайморовы пазухи – кладезь человеческих несчастий. Мой личный опыт по этой части был связан лишь с тем, что мне в юном возрасте перед возможным поступлением в суворовское училище стальной струной выдрали здоровые гланды из здорового горла, на всякий случай – глупость какая-то.
Народ в палате сошелся, будто специально подбирали. Был там, например, дипломат из Бангладеш, который сносно говорил по-русски. Он не скрывал, что через нас он пытался понять душу нашего народа, поскольку искренне считал, что мы и индийцы являемся родственными нациями, имевшими арийские корни. Убежден, в нашем лице он получил хороший материал для своих исследований. Меня тогда это сильно заинтересовало, потому много позднее я посвятил этому уже свои изыскание. Оказалось – правда.
Примерно пять-семь тысяч лет назад наши предки славяне-арийцы в два захода (похода) очищали Древнюю Индию от последователей кровавого культа богини Кали – описание войны богов и демонов из эпоса «Махабхарата» и есть сказания о тех временах. Семь Великих наших Волхвов, которых там назвали Риши, дали тому народу грамотность и глубокие ведические знания – доказанная схожесть живого русского языка и индийского санскрита (мертвого) есть тому подтверждение – 50 слов из 100 похожи.
Только вот они записали эти знания на золотых пластинах и сохранили в какой-то их части, а теперь щедро делятся ими, как своими, со всем миром, мы же наши первоисточники в ходе бурной истории растеряли – остались лишь их фрагменты в виде «Велесовой книги» и т.п.
Был среди нас заслуженный художник России, человек уже пожилой – не забыть его рассказов о нравах и быте его собратьев по кисти еще с довоенных времен, особенно о хрущевских временах. В тот период на мне, как на грех, был зеленый спортивный костюм с красными вставками. Тот художник постоянно говорил мне: «Коля, выкинь ты свой костюм – зеленый и красный цвета не сочетаются». Куда я мог его выбросить, ведь другого не было. Но каков мастер – для него цветовой диссонанс, как пенопластом по стеклу.
Лечил свой запущенный гайморит и вполне успешный заместитель директора Черкизовского мясокомбината – от него уже тогда мы узнали, что в некоторые сосиски кладут не более 10 процентов мяса, а теперь, говорят, их научились делать совсем без него.
Было интересно смотреть, как известный московский математик на больничной койке у окна читал свои тематические книги, состоящие из одних формул, при этом, он иногда над ними искренне смеялся, будто имел дело с зарисовками М. Жванецкого или с «Задоринками» М. Задорного.
Старостой в нашей палате и признанным авторитетом для всех был вообще шофер-дальнобойщик, человек колоритный и на вид умеренный – он своим природным юмором буквально укладывал нас в лежку. Короче, народ собрался – один к одному, при этом, контингент последовательно менялся, и новые темы рассказов буквально втекали в нашу палату. Телевизора, слава Богу, у нас не было, потому долгими вечерами мы много разговаривали – днем нас мучили лечебными процедурами. Послушать эти разговоры приходили знающие люди со всего этажа.
Особенно мне запомнился рассказ моего соседа по койке, очевидного интеллигента и интеллектуала с ученой степенью. Когда он разобрался в том, кто я есть по жизни и по характеру моей работы, он доверительно и без огласки поведал мне, что довелось ему быть среди первых перспективных участников курсов обучения в рамках Гарвардской программы в Америке еще в горбачевские времена.
Назвал он и тех, кто был с ним на этих курсах – сплошь наши тогдашние руководители. Он мне поведал, что тогда первая часть программы была действительно обучающей с либеральным уклоном. Во второй же половине пошли индивидуальные тренинги в сфере личных профессиональных интересов участников.
В их ходе его вполне откровенно вербовали под агента влияния с целью проведения в СССР политики в интересах США. Дело это тонкое, речь не шла о том, чтобы сделать из него махрового агента ЦРУ на подписке, призывали лишь к проведению политики Госдепа США в своей повседневной деятельности. Он, по его словам, от такого предложения отказался, хотя мог и не говорить мне об этом. И так было ясно, что все, кого он мне называл, к тому времени были у нас на виду и при государственных должностях.
Его же по приезде отодвинули даже с того места, которого он в советское время достиг, благодаря своему таланту. К настоящему времени те лидеры со своих высот, в большинстве своем, уже упали, а тот мой знакомец, насколько мне известно, так и остается только интеллектуалом. Жаль имени его назвать не могу – нет от него согласия, но, по сути, он достойный мужчина.
Имея в своем личном общении такого свидетеля, мне трудно поверить в искренность тогдашних инициаторов рыночных реформ в России на либеральной основе.
На этой базе я на дух не терплю и их нынешних «либеральных» последователей, всех этих «правдострадателей» и мнимых «борцов» с коррупцией, которые на западные деньги всеми способами расшатывают ситуацию в нашей стране. Это уже вторая производная тех агентов влияния, больше похожая на пародию своих способных предшественников, которых поштучно отбирали по всему Союзу…
А тогда вся достойная компания из нашей палаты довольно долго разбиралась с моей личностью после того, как меня к ним вкатили.
Все началось с малого - в приемные дни ко мне стали являться целые делегации прилично одетых людей с полными пакетами деликатесов. Дело в том, что многие мои знакомцы из руководства московских фондов и ряда инвестиционных компаний посчитали своим долгом засвидетельствовать мне свое почтение в трудную для меня минуту.
Ребята из компании «Профит Хауз» с новосибирскими корнями, так те просто взяли надо мной шефство, они и о жене моей заботились, пока я не уговорил ее уехать, когда дела мои пошли на поправку. Все старались, как могли, холодильник наш был забит, ананасы стояли в ряд на подоконниках, как тыквы вдоль заборов в деревнях у нас в Минусинском районе.
От нашего стола хватало всем - медперсоналу, соседям и детям, посещавшим нашего брата-больного. Сам же я примерно с месяц ничего толком не ел – рот мой был разворочен, потому жил на кашках и киселях от кухни.
Наш староста с первыми такими посещениями задал мне вопрос: «Коля, а ты кто?». Как тут ответишь – говорю, что сам я не местный, а приехал по делам в Москву из небольшого сибирского города, а тут это. Тот только хмыкнул – типа, не хочешь, не говори.
Еще больше вопросов у народа возникло с появлением у моей кровати следователя после разрешения на то врачей. Он начал задавать вопросы о золоте и алмазах с американским оттенком, туманно намекая, не эти ли активы стали поводом нападения. Оказывается, мой раскуроченный портфель нашли поблизости от места происшествия – далеко ли унесешь чемодан без ручки, а печать фонда и бумаги из него налетчики не тронули, чему я искренне порадовался. Я, как мог, отвечал, но было понятно, что запрос на меня в Сибирь ушел. Ответ, судя по всему, следствие удовлетворил, и от версии с алмазами оно отказалось.
Дело свелось к налету с целью грабежа – так всем было удобней, и мне в том числе. Хотя какой грабеж – кроме испорченных вещей да здоровья, я ничего не потерял.
Мне принесли для ознакомления целый альбом фотографий местных бандитов, все больше не русских. В одном из них я признал главаря своих обидчиков. Мне сказали, что этого чеченца уже разыскивают за убийство милиционера месяц назад.
Тем следователи и завершили свою работу, бумаги мне отдали, а портфель остался у них в качестве вещественного доказательства. Бандитов тех со временем поймали, дел за ними было уйма, а я оказался лишь рядовым эпизодом в цепи их преступлений. Их судили, меня приглашали на суд в качестве потерпевшего, но я не поехал – никто и не настаивал…
После некоторого осмысления тех событий мне стало интересно, куда могло уйти следствие, если бы рассматривало версию заказного налета с целью устрашения моей (нашей) деятельности, связанной с самой гостиницей «Восток». Этих целей возможные заказчики добились. Я к тому проекту с тех пор потерял всякий интерес, из Совета директоров общества я вышел по собственному заявлению на очередном собрании акционеров. Правда, сами акции гостиницы удалось продать не без прибыли лишь в 2000-е годы, когда, главным образом, отшумели чеченские страсти в стране и в столице.
Сообщество инициаторов проекта распалось примерно в то же время. Юрий Петров об этом помалкивал, а мог и сам ничего не знать. Мне известно, что тот самый Андрей с тех пор пропал и в Красноярске уже не появлялся. Очевидно и то, что те люди, кто акций не покупал, но продолжал управлять этим комплексом из тени, они никуда не делись – им совсем не нужно было, чтобы кто-то путался у них под ногами. В таких делах строить догадки бессмысленно и даже опасно, но где-то же должны были базироваться многочисленные чеченцы, наполнившие Москву в то время. На том фоне началась Первая чеченская война в декабре 1994 года.
Только тогда наши правоохранители начали повсеместно прижимать чеченские криминальные диаспоры по всей России, в том числе и в Москве…
Так, 1 декабря 1994 года на территорию Чеченской республики вступили правительственные войска РФ, положив начало самой кровопролитной битвы в истории современной России. Началась Первая чеченская война 1994-1996, вызвав огромный резонанс в обществе и в мире. Чеченская проблема оказалась огромной проблемой для всего населения России.
В течение трех лет тема этой войны была самой актуальной для большинства людей. Однако до настоящего времени эта война так и осталась непонятой россиянами. С прекращением боевых действий интерес к данной проблеме постепенно угас.
Считается, что причиной Первой чеченской войны стало то, что в ноябре 1991 года, согласно Указу президента СССР, Чеченская республика приобрела государственный суверенитет, что означало возможность её реального выхода из состава РФ.
Однако это решение так и не претворилось в жизнь. В 1992 году власть в республике была захвачена генералом Дудаевым, который к тому времени приобрел значительную популярность среди народа. Дудаев имел следующие цели: восстановить Горскую республику, объединяющую все народы Кавказа и утвердить независимость Чечни.
Именно благодаря этим лозунгам новому чеченскому лидеру удалось завоевать расположение народа к себе. С началом перестройки в республике всё чаще конфликтовали между собой различные региональные группировки. За три года Дудаевского правления Чечня погрязла в криминальном беззаконии и вседозволенности. Прекратили своё существование такие органы, как милиция, суды и прокуратура, что и повлекло за собой рост преступности. Республика превратилась в рассадник и экспортёра преступных элементов практически в каждый регион страны, особенно в ее столицу. Среди общего числа преступников в России в начале 90-х годов жители Чечни составляли 42 процента.
После развала СССР и постепенного отделения от него республик, Чечня также заявила о своём желании выйти из состава РФ. Ельцин принял решение посредством военно-полицейской операции устранить криминальный режим Дудаева, разоружить и задержать бандитов, укрепить тем самым положение кремлёвской элиты.
Не ожидали только столь ожесточенного сопротивления со стороны чеченского народа, который воспринял вторжение войск на свою территорию, как попытку порабощения, посягательства на природные богатства.
Возможно, огромную роль в формировании негативного отношения чеченцев к российской операции сыграл и «синдром депортации 1944 года», когда в результате выселения чеченцев из родного края от голода, холода и болезней погибла значительная часть депортированных людей. Кроме этого, большую роль сыграли психологические и исторические особенности национального характера чеченцев. Тогда к Дудаеву присоединились и те, кто конфликтовал с ним до 1994 года на стороне оппозиции. Объединение чеченцев, взявшихся за оружие отстаивать свою свободу и независимость, привело к тому, что военно-полицейская операция довольно быстро переросла в начало Первой чеченской войны. Чеченская армия имела неплохое вооружение благодаря тому, что, после развала СССР и вывода войск, на территории Чеченской республики осталось большое количество брошенного оружия. Также боевики пользовались своими хорошо налаженными связями в стране по доставке вооружения.
В результате значительной недооценки российскими военными сил противника эта война превратилась в длительное ожесточенное противостояние. Москва имела предварительную информацию о наличии у Дудаева всего пары сотен вооруженных боевиков. Однако на самом деле их оказалось приблизительно 13 тысяч, не считая факта спонсирования чеченцев из-за рубежа, что давало им возможность задействовать в битвах наёмные силы.
Хроника Первой Чеченской войны началась с серии неудач, посыпавшихся на российских военных. В особенности оказалась неудачной операция штурма Грозного, в результате которого российские войска потеряли из имевшихся 250 единиц бронетехники большую её часть. Кроме потерь техники, погибли сотни российских солдат, и много военнослужащих попало в плен. Такие неудачи российские войска терпели, главным образом, в результате неправильной организации государством материально-технического, политико-морального, информационного их обеспечения.
Когда началась чеченская война, многие населённые пункты, граничащие с Чеченской республикой, вынуждены были покинуть местные жители. Покинутые города и сёла превратились в узлы обороны, где велись ожесточенные бои. В начале лета 1995 года российские силы добились установления контроля равнинных и горных районов Чечни. После переговоров, результатом которых было заключение перемирия и договоренность об организации выборов - война велась уже не столь интенсивно.
К тому же, в апреле 1996 года российскими военными был удачно обнаружен и тут же уничтожен авиацией кортеж Дудаева. Сепаратисты согласились на повторные переговоры, результатом которых стали Хасавюртовские соглашения. По окончании войны были обнародованы потери российских военных в Первой чеченской войне: убито — 4 103 человека, пропали без вести — 1 231 человек, раненных — 19 794 человека. Среди гражданского населения Чечни насчитывается до 80 тысяч погибших.
Причины и последствия чеченской войны никак не могут оправдать тысячи покалеченных судеб. Россией тогда было продемонстрировано стремление прекратить эскалацию конфликта и решить создавшиеся проблемы мирно.
Однако стоит отметить, что данные соглашения способствовали возвращению чеченской республики к бесконтрольному, преступному образу жизни. Данную ситуацию удалось исправить. Кавказ, тем не менее, является наиболее серьёзным фактором нестабильности в стране и в настоящее время...
К концу декабря меня начали готовить к выписке. Мои друзья из компании «Профит Хауз» отпросили меня у врачей и вывезли в город, покормили в немецком ресторане, я посетил парикмахерскую, да и приодели они меня под новый размер и по погоде - похудел я за время лечения килограммов на десять. По моему возвращению наш народ в палате отметил, что теперь я действительно похож на «эксплуататора» и владельца сибирских приисков, как они меня, шутя, называли. Выписывали меня на день моего рождения.
Как водится, мои замечательные врачи давали мне традиционные напутствия – не пить, не курить, тяжелого не поднимать и т.п. Нужно сказать, что после операции у меня проявилась одна особенность – двоение в глазах. По-видимому, пластинка под правым глазом не вполне была идентична природной кости. Мне приходилось с целью фокусировки наклонять голову к плечу. Мой лечащий врач со свойственной молодости простотой сказал, что, мол, походишь и так, скажи спасибо, что все видишь. Его мудрый отец пытался заверить меня, что со временем все встанет на место – так оно и оказалось. А я действительно был рад и благодарен им несказанно, в чем заверил их со всей возможной теплотой.
С моими новыми товарищами из палаты мы тоже простились сердечно. Под их доброжелательные ухмылки я сказал им, что время, проведенное с ними в одной палате, было одним из самых счастливых периодов моей жизни – при этом, я не шутил…
Мои московские коллеги прислали за мной «Мерседес» и привезли в гостиницу «Космос», где в этот день завершилась очередная Всероссийская конференция руководителей чековых фондов.
Выход мой состоялся прямо к банкетному столу по окончании заседаний. Надо ли говорить, как тепло меня встретили товарищи по цеху, каждый из них хотел меня уважить и выпить со мной за мое здоровье – за что еще пить после больницы.
Короче, от избытка чувств я нарушил данное врачам обещание по первому пункту в тот же день. Много ли нужно ослабленному организму – ночевать меня отвели в номер люкс, который, оказывается, был зарезервирован за мной с первого дня конференции.
Проснулся я утром с «тяжелой» головой, но вскоре понял, что-то во мне существенно изменилось и к лучшему – более месяца мешавшее мне двоение в глазах исчезло. Это чудесное излечение было окончательным, поскольку данная напасть меня с тех пор не посещала. Много сказано о вреде алкоголя, я же на своем примере подам голос о его необычайной целебной пользе в некоторых обстоятельствах, разумно призывая всех к умеренности при возможном таком лечении…