-9-
Через непродолжительное время тропинка вывела нас из леса. Впереди открылось широкое поле, и на некотором отдалении - поместье. Мы постепенно приближались к архитектурному ансамблю - только так и можно было назвать поразительный для нашего взора и деревенской местности комплекс зданий. Большой светлый каменный дом (а может быть, правильнее было бы его назвать маленький дворец) стоял в окружении симпатичных соседей, выдержанных в едином стиле. Все постройки были сложены из светлого кирпича или камня. Сзади и слева от дома стоял флигель, очевидно для прислуги, справа - здание попроще. Судя по тому, что рядом с ним конюх возился с повозкой, запряженной лошадью серой масти, это была конюшня. Остальные здания стояли за этими тремя, и если бы мы подходили к поместью спереди, их не было бы видно. Перед домом были разбиты симпатичные клумбы и высажены ряды акаций. Все это великолепие окружал витиеватый кованый забор, с большими воротами по фронту, к которым через поле вела тополиная аллея. Сбоку же, где наша тропинка и заканчивалась, в заборе была маленькая калитка.
Рядом с калиткой стоял опрятно одетый мужичок и с интересом нас разглядывал. Когда мы приблизились, он распахнул её и сказал:
- Пожалуйте за мной, господа!
Мы переглянулись.
- Ты ничего не путаешь, милейший? - спросил Куся.
- Нет-с — коротко ответил тот.
Встречающий повернулся и степенно пошел в направлении дома. Мы двинулись за ним по дорожке, усаженной акациями, мимо цветника. Подойдя к дому, поднялись по широким ступеням, прошли в большие парадные двери и очутились в просторной светлой прихожей. Налево и направо от нас поднимались полукругом широкие лестницы. Мы же вслед за провожатым прошли вперед, в зал, уставленный по периметру кушетками, повернули налево и очутились перед дверью темного дерева. Мужичок отворил её, жестом пригласил нас войти, а сам остался стоять снаружи.
Комната оказалась кабинетом и библиотекой. Впереди, у дальней стены стоял массивный стол с зеленым сукном на столешнице и бронзовым письменным прибором. На нем лежал раскрытый посредине солидных размеров фолиант. За столом и вдоль всей правой стены до потолка, к слову довольно высокого, метра в четыре с лишним, стояли книжные полки общим числом около полутора десятков. По левую сторону находились три окна с тяжелыми лиловыми занавесями. В нише среднего из них стоял Демьян Лукич и с интересом нас разглядывал. На некоторой дистанции от него, подобострастно наклонившись шептал что-то тот самый приказчик. Видимо, он обогнал нас в повозке, которую мы заметили во дворе. Настал решающий момент, и я, собравшись с духом, решил начать разговор.
- Позвольте, представиться! Михаил Анатольевич Борисов, внучатый племянник и ученик Петра Николаевича Куликова, бывшего начальника Симбирской гимназии, ныне проживающего в Санкт-Петербурге! - После этих слов я поклонился.
- Сергей Владимирович Кузнецов, также имею честь состоять в дальнем родстве с Петром Николаевичем, и при их личной библиотеке! - Куся в свою очередь отвесил поклон.
Демьян Лукич удивленно посмотрел сначала на приказчика, потом опять на нас и спросил:
- Ну что же, Петр Николаевич человек мне известный и добропорядочный, учености немалой. А мы тут было думали — звать городового или нет? Кстати, мне тут Тимофей Григорьевич сказал, что с час назад он вас одеть изволил, это как понять?
- Видите ли, Демьян Лукич, - начал я - Мы состоим в разрешенном студенческом кружке «Судьба народная», и целью своей ставим всеобщее процветание и единство народа и интеллигенции, через образование и привнесение света науки в народные массы. Но ведь не зная жизни народной невозможным будет достижение столь благородной цели! Отсюда и странное появление наше, и смущение Тимофея...
- Григорьевича, - мягко подсказал Демьян Лукич.
- Григорьевича - повторил я. - А так как разговоры о вашей школе для крестьянских детей и о театре достигли ушей наших, мы, пользуясь вакансией, решились на свой страх и риск представиться вам и предложить свои услуги в качестве учителей.
- И в каких науках у вас достаточное знание есть ? - спросил он.
- Я неплохо осведомлен в физике, - ляпнул я. - А также немного в музыке.
- Я - в философии и математике, - сказал Куся.
- Разговор этот вести основательно нужно... - задумчиво молвил Демьян Лукич. - А кстати, где нынче Петр Николаевич обосновался?
- На Малой Конюшенной, в паре шагов от Его Величества императорского Зимнего Дворца! - с гордостью ответил я.
Демьян Лукич посмотрел в окно, поправил штору и повернулся к приказчику.
- Ну что же, я вижу, тревоги Ваши, Тимофей Григорьевич, напрасными оказались. Ступайте, пожалуй, и скажите Марии Михайловне, чтобы к ужину два прибора добавили.
- Ну-с-с, не желаете ли, господа студенты, оценить мои скромные начинания? Да и аппетиту нагулять перед трапезой? - сказал Демьян Лукич, когда приказчик, поклонившись, вышел из кабинета. Мы с Кусей тоже поклонились, и молча пошли вслед за хозяином. Выйдя из дома через боковую дверь, Демьян Лукич повернул направо, пройдя между домом и флигелем. Перед нашим взором открылась небольшая площадь, застроенная аккуратными зданиями.
-Вон там, извольте, мельница водяная, - показал он рукой в сторону небольшой речушки, над которой высился аккуратный бревенчатый теремок с большим дощатым колесом. - Там у меня кузницы — махнул он рукой за реку, в направлении, откуда доносился перезвон молотов и наковален. Кстати, молот паровой из Златоуста доставили в прошлом годе... А вот риги каменные. А там далее и гордость моя! - важно продолжил он.
Мы перешли через речку по горбатому мосту с резными перилами и увидели небольшую деревушку. Десяток кирпичных домов, со стенами расширяющимися кверху, черепичные крыши, аккуратные заборчики, стайки, и даже, о чудо, булыжная мостовая вдоль единственной улицы - все это скорее напоминало какой-то уголок Европы, чем русскую глубинку. Контраст с Подтёсово был настолько разительным, что просто не верилось. Оценив нашу реакцию, Демьян Лукич усмехнулся и крякнув, видимо от удовольствия, продолжил:
- Я, господа, решил своим начинанием показать и соседям своим, и мужичкам, что и мы, русские, не лыком шиты. Был я в Европе, и жизнь их европейскую знаю. И такое убеждение имею, что наш русский мужик не хуже, например, немецкого - ему только пример дай и чтобы выгоду он свою в этом увидел.
- Да, но Демьян Лукич, позвольте узнать, а на какие средства это всё построено? - оторопело спросил Куся.
- Так ведь на мои собственные, - ответил тот, и не дойдя до крайнего дома развернулся и быстрыми шагами направился назад, заложив руки за спину. Мы опешили от столь быстрого окончания разговора, не зная, то ли идти за ним, то ли пройти дальше и посмотреть все как следует.
- Что-то ему вопрос не понравился, - пробормотал я.
- Так ведь такие бабки впалил, а в чем выгода непонятно, - ответил Куся.
Мы побродили вдоль домов, и убедились, что жилыми были только три из них - судя по лаю собак. А еще через четверть часа за нами явился немногословный дворецкий, который встречал нас, и опять пригласил за собой. Провел к флигелю, показал нам две комнаты на первом этаже и молча вышел. Мы разошлись. Комнаты были одинаковые, небольшие, но уютные. В углу каждой был выстроен отопительный щиток, выложенный простенькими изразцами, но сама печь находилась где-то в другом помещении. Напротив стоял умывальник с тазом, ведро воды и висело полотенце. Из мебели присутствовали только небольшой шкаф и кровать с пышной подушкой, застеленная опрятным покрывалом. На кровати лежала одежда, являвшая собой нечто среднее между нашими нынешними костюмами и одеянием самого Демьяна Лукича. Я кое-как умылся, оделся, дождался Сергея и мы направились в хозяйский дворец. Здесь нас уже дожидался дворецкий. Пока он вел нас в кабинет, я наконец-то выяснил, что зовут его Василий Филимонович.
Ну а в кабинете нас дожидался Демьян Лукич. Наша размолвка, вероятно, не столь сильно его огорчила, потому что он улыбнулся и пригласил нас к окошку, где ранее разговаривал с приказчиком. На подоконнике стоял графин с темной жидкостью и три бокала.
-Ну-с, господа студенты, давайте время скоротаем перед ужином. Аперитив у меня свой, в Петербургах вы такого чуда не сыщете! - весело проговорил он и наполнил бокалы.
Мы смутились, пробормотав что-то про его здоровье. Хозяин весело подмигнул нам, и мы пригубили напиток. Мда-а, это было нечто! Довольно крепкая, тягучая, сладкая и ароматная субстанция действительно была хороша. Сергей поцокал языком и рассыпался в похвалах. Я присоединился к его дифирамбам.
- Ну и какого мнения Вы о законе сэра Исаака Ньютона, уважаемый Михаил Анатольевич? - вдруг неожиданно спросил хозяин.
«Началась проверочка» - подумал я.
- Но о каком из трех, позвольте спросить, уважаемый Демьян Лукич? - с осторожностью ответил я вопросом на вопрос.
-Да обо всех, пожалуй.
-Я считаю сэра Ньютона величайшим ученым, и законы механики, им открытые, несомненно являют собой краеугольный камень как современных механизмов, так и движения небесных тел, да и вообще всей жизни нашей! Они же, а в частности, закон о действии и противодействии подтверждаются не только в физических величинах, но и в диалектике, и философии! - с пафосом изрёк я и смутился.
-Ну а Вы, Сергей Владимирович, каких философов предпочитаете, греческих или римских?
-С Вашего позволения, Демьян Лукич, мне ближе восточная философия - в частности, буддизм, индуизм и конфуцианство - ответил Куся.
Демьян Лукич улыбнулся и сказал:
-Извините мне мой столь неприкрытый демарш, господа студенты, но проверить Вас я был обязан, надо же иметь представление о том, кого на работу берёшь. Вы, право, не держите на меня зла.
Мы заверили его в том, что зла не держим, а наоборот, приветствуем его подход к найму, после чего все вместе выпили еще по бокалу. Тут бронзовые часы на столе мелодично пробили шесть вечера, и Василий Филимонович, чопорно поклонившись, пригласил нас откушать.
-10 -
Столовая находилась на втором этаже. В отличие от кабинета, это была относительно небольшая комната. Посередине стоял стол длиной метра три и вокруг него восемь стульев. Мы вошли в столовую одновременно с молодой женщиной лет двадцати пяти, миниатюрной, стройной, русоволосой. Она была одета в светло-зеленое платье простого кроя. На столе стояло четыре прибора.
- Позвольте представить, господа, Мария Михайловна, моя супруга - сказал Демьян Лукич и следом представил нас, не забыв упомянуть про Куликова и цель нашего здесь появления.
До сих пор на светских трапезах мне бывать не доводилось, и я с благодарностью вспомнил маму, которая с детства приучила меня культурно кушать ножом и вилкой. Я даже был в курсе существования десертных вилок и ложек. Перемену блюд проводил Василий Филимонович. Вскоре стало ясно, что кушанья подавали сплошь простые, «русские народные». На первое - щи суточные. Демьян Лукич долго и обстоятельно объяснял, что без супов жизни своей не представляет, говорил об их пользе и извинялся за столь необычное для вечера меню. Впрочем, щей из русской печи я, да и Сергей еще не едали. Сравнить их со столовскими и даже домашними было невозможно, настолько они были наваристы и вкусны. После мы откушали бефстроганов с капустой и жареной на топленом масле картошечкой, с золотистой корочкой и душистой зеленью. На десерт была подана очередная наливка с бисквитами и печеньем. Кроме того, на столе стояли несколько тарелок с сырами, паштетами и другими закусками.
В течение всего ужина велся неторопливый разговор. Мария Михайловна, видимо, из вежливости не донимала нас расспросами. Мы же предпочитали по большей части помалкивать, кивать головой и мотать на ус. Содержание беседы сводилось, таким образом, к дискуссии между супругами. Хотя несколько лет назад самодержец всея Руси и отменил крепостное право, жизнь в деревнях текла по старинке. Затея Демьяна Лукича с образцовой деревней, чистой и красивой, пока себя не оправдала - мужики наотрез отказались переселяться в непривычное для себя по виду и принципу ведения хозяйства место. Главным условием переселения была постоянная и прилежная работа. Плата за найм с последующим выкупом столь красивого и удобного по тем временам жилья была весьма умеренна. Но, оказывается, народец был «ленив не в меру», и в урожайный год мужики зимой могли пролежать на печи несколько месяцев кряду, жуя и выпивая между сном. Тогда как в неурожайный помимо работы на своих наделах нанимались к кулакам, купцам, самому барину и гнули спины в три погибели. В общем, гром не грянет - мужик не перекрестится. Демьян же Лукич ратовал за размеренный, распланированный труд на научной основе того времени. И три крестьянских молодых семьи, насмелившихся несмотря на укоризну деревенской общественности перехать в показательную деревню, надежд не оправдали - платежи задерживали, инвентарь не берегли, чистоту не соблюдали. Потом разговор перешел на крестьянский быт. Описывая его подробности, Мария Михайловна раскраснелась, сжимала то и дело маленькие кулачки и особенно негодовала по поводу баб и ребятишек. Некоторые подробности, особенно касаемо знахарства, которые здесь я приводить не буду, повергли меня в немалый шок. Затем она резко перевела рассказ на свою деятельность, о которой мы знали из нечаянно подслушанного разговора, и пригласила нас утром в школу, а затем и в театр на премьеру.
В общем, после ужина в головах наших всё более-менее встало на свои места. Раскланявшись, мы поблагодарили радушных хозяев, удалились в свои комнаты во флигельке и обсудив произошедшее с нами за день, легли спать.
Наутро поднялись около семи. Позавтракав краюхой черного хлеба с молоком, которые нам принес по нашей просьбе Василий Филимонович, мы попросили его проводить нас в помещение школы. Таковой оказалась просторная рубленая изба, стоявшая в торец конюшне, за хозяйским домом.
В ней, в единственной кроме сеней комнате - стало быть, классе - стояли в три ряда столы и лавки, а около окна находилась резная этажерка с книгами. Мы бегло ознакомились с ними. Здесь были несколько азбук, три библии, «Конек-горбунок» Ершова, и даже один томик невесть откуда взявшихся здесь переведенных на русский древнегреческих мифов. На учительском столе рядом с этажеркой лежала рукопись. Мы постеснялись в нее заглядывать, а впрочем, и не успели бы. Из щели между дверью и косяком на нас глядели несколько пар детских глаз.
-Заходите, заходите, дети - стараясь говорить ласково, молвил Куся. Дверь приоткрылась, и через пару минут в классе шумели полтора десятка разновозрастных ребятишек обоего пола. Девочки были в косынках, полотняных юбках и рубашках, пацаны тоже в рубахах и в штанах, все в лаптях. Поглядывая на нас, они не скрывали любопытства, но ни о чём не спрашивали.
Через непродолжительное время в класс зашла Мария Михайловна и звонким голосом представила нас детям. Мы неловко поклонились. Она в свою очередь предложила нам провести первый пробный урок. Куся уселся на лавку в первом ряду, и на его лице расплылась довольная улыбка. Очевидно, он предвкушал мой конфуз. Но я потихонечку, полегонечку вспомнив свой первый урок физики в школе, начал:
- Дети! Есть такая очень важная наука — физика! Название сиё происходит от греческого слова «фюзис», что означает природа...
В общем, мой первый урок прошел неплохо. Куся после небольшой переменки полчаса учил детей арифметике, и за всем этим наблюдала, кивая довольно головой, Мария Михайловна. Затем слово взяла она, и мы узнали, что же за рукопись лежала на столе. Это была небольшая пьеса, содержание которой сводилось отчасти к нашему вчерашнему разговору за ужином. В течение зимы один мужик не работал, спал, пил и ел, а следующий год вышел неурожайный, и по осени он вынужден был работать на злого купца день и ночь, чтобы прокормить семью. Его антипод работал всю зиму, то занимаясь извозом, то в кузне, то мастеря нехитрый крестьянский инвентарь, и несмотря на неурожай у него всё было пучком. Проще говоря, басня Крылова «Стрекоза и муравей» в вольной интерпретации. Вся пьеска укладывалась в полчаса, и дети неплохо знали текст, с выражением читая его в лицах наизусть и передвигаясь по ходу дела в нужные места импровизированной сцены, коей служило пространство перед доской. На этом учебная программа была исчерпана, Мария Михайловна предупредила артистов, чтобы они не опаздывали к вечернему представлению, и ребятишки с шумом покинули класс, оглядываясь на нас. Не было еще и десяти утра.
- Михаил Анатольевич, Сергей Владимирович, ну как Вы находите учеников? - спросила Мария Михайловна.
Я в ответ пробормотал, что, мол, рано судить по первому уроку.
- Да нет же, дети замечательные! - горячо воскликнула она. - Вот вы еще увидите, насколько они благодарными могут быть!
-Мария Михайловна, а позвольте Вас спросить, кто автор сей пьесы? - поддержал разговор Куся.
Тут она смутилась, покраснела и еле слышно ответила:
- Я...
Мы тут же наперебой принялись расхваливать её опус и попросили показать нам помещение, где планировался показ. Оказывается, всё должно было происходить в том зале особняка, через который мы проходили в кабинет Демьяна Лукича. Балов супруги не давали, а вот небольшие театральные представления были уже несколько раз. Для этого зал оформлялся в соответствии с представлениями Марии Михайловны о театре. Мы втроем прошли в особняк, и, встав посреди «сцены», я обратил внимание на то, что сторона, на которой были расположены окна, была солнечной. Это натолкнуло меня на кое-какие мысли, я рассеянно кивал в ответ на рассказ Марии Михайловны о прошлых премьерах, и идея прочно засела у меня в голове.
Суть её заключалась в следующем. Зал превращался в театральный путем расстановки банкеток, стульев и мысленного деления на две части. Я же предложил моим собеседникам закрыть плотными темными шторами все окна, кроме того, которое освещало «сцену». И по ходу пьесы меняя на нем легкие занавески разного цвета, таким образом дополнить действие световыми эффектами. Куся тут же предложил поработать со звуком, чтобы в нужные моменты барабанным боем, колокольчиками и при помощи рупора добавить пьесе драматизма. А скрыть эти приготовления можно было парой ширм по сторонам сцены. Всё это привело Марию Михайловну в восторг, и она, поблагодарив нас, упорхнула за Василием Филимоновичем, дабы привести в соответствие слово и дело.
...В общем, премьера удалась. В зале были и хозяева, и приглашенный, как мы помнили, Савва Кузьмич, и приказчик Тимофей Григорьевич и еще несколько с виду знатных людей, познакомиться с которыми мы еще не успели, так как были заняты подготовкой «спецэффектов». Большую же часть зрителей составляли принарядившиеся крестьяне, которые с опаской сидели на стульях и банкетках позади первого, «элитного» ряда. Я дергал в нужные моменты за легкие ситцевые шторки, то красные, то желтые, то синие, то подавал малолетним артистам посвечник с зажжённой свечой, а Куся вовсю разошелся с вышеозначенными «музыкальными инструментами», то подвывая в приказщицкий рупор для имитации зимней вьюги, то постукивая колотушкой в барабан для усиления драматизма, то тряся в нужный момент колокольчиком.
После окончания пьесы благодарные зрители аплодировали стоя, и даже на обветренных крестьянских лицах выражение недоверия сменилось постепенно интересом и даже восхищением и гордостью за своих детей. Затем крестьяне степенно покинули залу, а Василий Филимонович громко произнес сакраментальное «кушать подано». Оставшиеся в зале гости, наперебой расхваливающие Марию Михайловну, потянулись к выходу. Мы тоже было направились за ними, когда дворецкий, попридержав Кусю за рукав, что-то быстро ему шепнул на ухо. Куся посмотрел на меня с изменившимся лицом и мотнул головой. Мы вышли на улицу и он сказал негромко:
- Валим отсюда!
- А что такое? - удивился я. - Вроде же все хорошо получилось!
- Приказчик, сука, настучал-таки городовому, он нас арестовать приехал, до выяснения личностей!
Мы тут же, не заходя во флигель, через боковую калитку покинули усадьбу, через четверть часа быстрым шагом добрались до нашего дуба, раскопали схрон и переоделись. Уже смеркалось, и оглянувшись печально вокруг, я и Куся по очереди залезли на нижнюю ветку и прыгнули.
________________________________________________________________
Продолжение следует: