Следствие тянулось три недели, и за это время я видел Айли Барнетт чаще, чем прочих, практически раз в два-три дня мотаясь на военном катере по заливу: от порта в Эдинбурге до острова Фёрт-оф-Форт. Я слышал мягкий голос рыжеволосой женщины, внимательно следил за выражением светло-карих глаз, внутри которых она совершенно напрасно строила глухую стену самозащиты, и иногда тщательно подавлял в себе желание протянуть руку и поправить очередной непослушный медный локон. Пламя, зажжённое в зрачках этих чудесных глаз, слегка потускнело, но всё ещё было вполне достаточным для того, чтобы дотла выжечь если не весь Фёрт-оф-Форт, так хотя бы комнату для допросов…
Я сопоставлял поведение Айли с теми фактами, что читал в досье и материалах следствия, и осознавал – она сожгла за собой мосты в миг, когда поняла, что жить незачем. Мной двигала жалость? От этого чувства я сознательно отмежевался достаточно давно, но… испытывал сожаление. Всё могло сложиться иначе. Во время следствия я заговорил с госпожой Барнетт только единожды, выпроводив дознавателя за дверь и позволив женщине задать несколько интересующих её вопросов. Я буквально кожей ощущал, что она морально не сломлена и даже надеется на некоторый реванш с финальным самопожертвованием, не подозревая, что замысел уже раскрыт…
А ещё я чувствовал то, на что, в общем-то, совершенно не имел права. Физический интерес к обвиняемой, выстреливающий типичными мужскими вопросами самому себе. Я прекратил посещать допросы Айли Барнетт. Скоро её не станет, и незачем волновать себя понапрасну.
До заседания трибунала оставалось десять дней.
Читать "Дитя бунта".