Дебют Николая Николаевича Фигнера и итальянской певицы Медеи Мей в 1887 году на сцене Императорской Мариинской оперы прошел с триумфальным успехом. Они пели в опере Дж. Мейербера «Гугеноты».
Надо сказать, что партия Рауля в этой опере невероятно сложная. Как все это удалось спеть Николаю Николаевичу – загадка для нас, его потомков. Певцы с мировыми именами находили здесь непреодолимые барьеры для своих вокальных данных, многие просто не брались за эту оперу.
Как с этим справился Фигнер со своим скромным голосом и «полным отсутствием таланта и вокальных данных» по единогласному мнению петербургских вокальных светил? – Это просто фантастика!!
Причем, надо не просто взять ту или иную высокую ноту и проорать ее, это должно быть красиво, это должно быть художественно убедительно и выдерживать сравнение с выдающимися итальянскими гастролерами, которых питерцы видели и слышали до Фигнера!
Как оказалось, с художественной убедительностью у Николая Николаевича здесь было все в порядке!! Это-то и поражает!!!
Вот воспоминания одного из сотен и сотен поклонников Николая Фигнера:
Господин Фигнер, если можно так выразиться, ошеломил своим всесторонним талантом, и театр от аплодисментов стонал в полном смысле этого слова. Даже великие мира сего так были увлечены, что, забыв свою обычную сдержанность, махали фуражками и кричали из своих лож: «Браво, Фигнер, молодец, Фигнер!» Я лично вышел из театра в сильно приподнятом настроении, побрел машинально по улицам, бессознательно дошел домой, пошел прямо к себе, бросился в подушки и не мог уснуть всю ночь. В таком возбужденном состоянии я был два дня. Два дня для меня совершенно не существовала обыденная жизнь; я ходил, как в чаду, передо мною кошмаром стоял Рауль, и мне казалось, что на всем свете нет для меня человека более близкого и более дорогого, как этот совсем мне чужой Н. Н. Фигнер.
Прекрасная Медея Мей, партнер Николая Фигнера по спектаклям, также имела большой и заслуженный успех, но, конечно, как иностранка, а ведь Фигнер был свой!
Интересно, что претерпевший много мытарств на пути к желанной цели Николай Николаевич после окончания второго в своей жизни дебютного спектакля на сцене Мариинской оперы, увидев бурю восторга, услышав грохот аплодисментов и рев восторженной публики, не выдержал нервного перенапряжения. Прямо на сцене, раскланиваясь, он упал в обморок. Его, бесчувственного, коллеги по сцене унесли за кулисы на руках. Через несколько минут, мертвенно бледный, дебютант показался перед продолжавшими бушевать зрителями. С этой минуты сценических неудач у него больше не было никогда, триумфы и успех словно преследовали его всю жизнь!!!
Тотчас с артистами был заключен контракт на неслыханно выгодных для них условиях. В то далекое время материальная сторона договора не была предметом коммерческой тайны, а, наоборот, показывала место, занимаемое артистом в иерархической лестнице, и сами премьеры и примадонны старались в газетах опубликовать условия своих сделок с Дирекцией театров. Так, в конце прошлого века наибольший оклад ведущих солистов Императорской Мариинской оперы составлял 12 тыс. руб. в год. А по вновь заключенному договору Николай Фигнер должен был в год получать 25 тыс. руб., а Медея Мей – 15 тыс. руб., что, конечно, было совершенно невероятно.
Умная и талантливая М. Мей прекрасно понимала все выгоды своего положения на Мариинской сцене – положение первой звезды театра и самой высокооплачиваемой и стабильно занятой в спектаклях актрисы.
Она достаточно быстро освоила русский язык и сразу же постаралась войти в русский репертуар Мариинской оперы:
Еще до моего дебюта я несколько раз слышала новую для меня русскую музыку в опере «Евгений Онегин». Я была очарована изящным благородным стилем музыки. И, конечно, далека от мысли, что именно эта опера будет первой русской оперой, которую мне придется петь. Мысль о том, что я останусь в России и буду русской певицей, мне и в голову не приходила. Непостижимая судьба сделала милую Россию моей второй отчизной! Когда я приготовила партию Татьяны ... я попросила покойного Петра Ильича Чайковского дать мне указания.
Он несколько раз прослушал меня, но не сделал мне никаких замечаний и, когда я от этого пришла в отчаяние, сказал, что я именно та Татьяна, которую он всегда желал видеть в олицетворении артистки, и что ему нечего мне указать. Успех превзошел мои ожидания: я была позвана в Царскую ложу и удостоена самого милостивого и ласкового разговора Их Величеств; П. И. Чайковский лично благодарил меня, а пресса дала на другой день самые лестные для меня отзывы.
Положение в артистических кругах и в столичном обществе молодых певцов стало невероятно прочным и стабильным.
Спустя два года пылкий и безумно влюбленный в свою партнершу Николай Николаевич сделал ей предложение, и 8 февраля 1889 года состоялось бракосочетание Николая Фигнера и Медеи Мей.
Знаменитая «чета Фигнер» почти 15 лет украшала собой русскую оперную сцену, вдохновляла на творческие подвиги композиторов, поэтов, дирижеров. Весь артистический путь супругов сопровождался невиданным успехом у публики и прессы. Об этом свидетельствуют многочисленные мемуаристы, газеты и журналы того времени. Служба на Императорской Мариинской сцене четы Фигнер – это целая эпоха в истории русской музыкальной культуры. Сколько незабываемых мгновений истинного наслаждения подарили они тысячам и тысячам своих поклонников! Образы, созданные супругами на этой сцене – подлинная энциклопедия сценического и вокального мастерства.
Николай Фигнер, если можно так выразиться, был «всеяден». Ему был подвластен огромный диапазон персонажей и характеров – от чисто лирического, воздушного и печального Ленского в «Евгении Онегине» П. И. Чайковского до грандиозного Отелло в опере Дж. Верди, требующего от певца колоссальной силы звука и громадного нервного напряжения.
Его безусловные сценические достижения, сводившие с ума не одно поколение меломанов – пылкие Ромео и Фауст в операх Ш. Гуно, трагедийно героический Рауль и патетический Иоанн Лейденский в «Гугенотах» и «Пророке» Дж. Мейербера, страшный в своей ревности Канио в «Паяцах» Р. Леонкавалло, жалкий и безумно влюбленный Хозе в опере Ж. Бизе «Кармен», романтический Дубровский в опере Э. Направника и, наконец, восторженный Водемон и совершенно сумасшедший Герман в операх П. И. Чайковского «Иоланта» и «Пиковая дама». Эти свои шедевры великий русский композитор создавал специально для знаменитой артистической четы.
О Германе Фигнера стоит рассказать особо – ведь он был первым! К тому же: «Пиковая дама означает тайную недоброжелательность»! Такими многозначительными строками предварил Пушкин свою «Пиковую даму».
Говорили, что на спектакли с участием Н. Фигнера, как на учебные лекции, ходили петербургские психиатры, многие приезжали специально ради этого даже из других городов.
В северную столицу как-то приехала ассистентка известного парижского врача. Ей посоветовали непременно сходить в оперу, посмотреть премьеру последнего сезона, новый шедевр П. И. Чайковского. Все меломаны были тогда без ума от Николая Фигнера в главной роли.
То, что увидела парижская гостья в этот вечер, превзошло все ее ожидания. В сцене в спальне графини, когда потрясенный Герман замирает у кресла только что умершей старухи, вместе с его безумным возгласом «три карты!!!» в зале Мариинской оперы вдруг раздался внезапный крик ужаса. «Я не сдержалась, – рассказывала потом парижанка, – это нечто удивительное, это сама жизнь, это развитие патологического сумасшедшего бреда!»
Роль эта создавалась Чайковским специально для Н. Н. Фигнера в расчете на его творческую индивидуальность и вместе с ним.
Поздравляем сердечно днем ангела. Очарованы партиями Лизы, Германа. Ждем, ждем Вас нетерпением, ибо необходимо свидеться интересах оперы. Вчера имел несчастье упасть с лошади; сломал себе плечо, палец. Это не помешает учить партию. Кланяемся, целуем Вас.
Фигнер
Это телеграмма П. И. Чайковскому от Николая Николаевича и его супруги.
Сам певец был очарован новой ролью, и даже бытовые неурядицы – следствие его горячности и всегдашней тяги к приключениям, о которых упоминают все мемуаристы, не могли помешать этой увлеченной работе.
Я вернулся третьего дня вечером из поездки к Фигнеру. Он в восторге от партии; говорит о ней со слезами на глазах, – хороший признак! Отчасти партию уже знает, и я убедился, как он умен и понятлив. Все его намерения вполне соответствуют моим желаниям
– пишет Чайковский незадолго до премьеры оперы, которая состоялась 7 декабря 1890 года. Петр Ильич позже надписал Николаю Николаевичу клавир «Пиковой дамы»: «Виновнику существования этой оперы от благодарного автора».
Как известно, Герман Чайковского отличается от Германа Пушкина. Если у классика русской поэзии главный герой «скрытен и честолюбив», «имел сильные страсти и огненное воображение», «твердость спасла его от обыкновенных заблуждений молодости», то у великого композитора преображенный волшебной силой его таланта Герман любим и любит горячо и страстно, чисто по-человечески. Музыка Чайковского преобразила пушкинский образ и заставила взглянуть на него по-другому.
Характер и темперамент Н. Фигнера, особенности его природного дара как нельзя более подходили для воплощения этой роли, и он показал восхищенным современникам того Германа, каким увидел его автор музыкальной драмы.
Успех новой оперы Чайковского рос от спектакля к спектаклю. И, если сразу после премьеры лавры победителя в основном доставались композитору, то на протяжении почти десяти лет – с 1890 по 1900 г. г. Фигнера в этой партии не мог превзойти никто.