Дитя 86-го года, я была воспитана на советской школьной программе, которая как-то по-особенному легла мне на душу. Я сожалела, что мне не досталось пионерского галстука, представляла себя в команде Тимура, мечтала об “Артеке” и стройотрядах. Мне нравилось чувствовать себя частью большого коллектива, да и цинизма во мне изначально было немного, зато упрямого идеализма – на пару человек хватило бы.
Все сбылось, я находила, что искала. Был и стройотряд, и туристический клуб, масса волонтерских активностей. Потом меня занесло в православное объединение (настолько я была ищущая общности, ведь это совсем разные направления), к которому я себя “стесывала”. Прилаживала себя к церкви, учению, укладу. Мне было хорошо среди этих людей, хотя по существу я знала, что максимально там инородна. Я могла бы скорее быть агностиком, экуменистом, но никак не православным человеком. Только через боль и сознательное самоограничение.
Годам к тридцати желание быть частью чего-то больше куда-то пропало. Осталось стойкое желание быть самой собой с небольшой толикой грусти о потерянной принадлежности. Эта грусть, похоже, навсегда со мной. И еще что-то, что можно назвать “осведомленной усталостью”, ибо ничто не ново под луной и к началу второй половины жизни мало-помалу понимаешь, что истины нет, да и “жизнь, по большому счету, не очень”. Эту фразу с более резким окончанием сказал руководитель нашей стройотрядной молодежной организации как напутствие. Тогда я подумала, что это пошлость. Любопытно, что напуствие давалось в музее “Гулага”. С тех пор всех пообъявляли иноагентами, все инициативы по восстановлению исторической справедливости, в которую мы верили, прикрыли, все, что мы тогда ценили, вывернули наизнанку. О, как же он был ПРАВ! Лики истории и политики причудливо меняются на наших с вами глазах, как каждый человек меняется в процессе жизни, в поиске пусть не истины, но хотя бы опоры. Философом я себя, конечно, не назову, но откровенно скучающей в этом горящем доме задавакой я себя чувствую.
Но это тема для отдельного разговора, а сейчас здесь сумбур.
Понимаете, я очень люблю свою страну. Просто потому, что я здесь живу. Были в наших отошениях разные периоды – и когда я была патриоткой, гордилась ею, и когда я мечтала обязательно уехать жить в другую, и стыдно бывало, и жалко, и обидно. Обидно, что живем так неблагополучно, что притесняемы со всех сторон. Жалко миллионы людей, перемолотых жерновами истории здесь, у нас, с особой обезличенной (потому что кровавы любые стороны, любые силы) жестокостью – крепостным правом, отечественными войнами, кровавыми революциями, режимами. Жаль священников, принявших смерть от большевиков, жаль членов царской семьи, бойцов Красной армии, офицеров и солдат Белой армии. Жаль Колчака. Есенина. Мандельштама. Жаль сирот, революционеров, полицейских. Жаль “врагов народа” времен репрессий, диссидентов, жаль строителей светлого будущего, чью веру в справедливость унесли 90-е. Жаль всех, сгоревших в зияющей ранах двадцатого века. И теперь двадцать первого.
Да что там! Жаль всех, умирающих за чужие интересы, жертвующих собой ради различных высоких целей с начала времен во всех уголках мира! Миллиарды человек. Литература воспитывала меня пассионарием, но теперь я против этих высоких целей. Я за то, чтобы никто не умирал. Вообще, ни с какой стороны. Если бы кто-нибудь умный придумал, как жить без политики, экономических инструментов подавления и доминирования, всей этой мерзкой многоликой и многосторонней пропаганды, без существования в некоей общности, я была бы счастлива. А так, прав был Евгений Анатольевич, жизнь вообще-то дер-мовая штука.