Алексей Тараканов
С полёта на аэродром Чаган, что под городом Семипалатинск на северо-востоке Казахстана, началась целая череда лётных происшествий. Но, слава Богу и всем ангелам-хранителям членов экипажа майора Олега Попкова, ни одно из них не закончилось трагически. Олег Попков, высокий мОлодец, красавец-офицер, уже уважаемый лётчик и великолепный человек, служил в соседней второй эскадрильи командиром звена на самолётах АН-26. Летал много, был на хорошем счету у командования полка. В первой «гвардейской», где командовал Лёха, как раз замкомэска Андрюха Плющенко поступил в монинскую академию, и встал вопрос о новом заместителе командира эскадрильи. Вопрос о назначении Олега в первую эскадрилью решился достаточно быстро и без всяких интриг. Лёха был доволен замом. Олег и до этого всегда привлекался к планированию полётов на следующий год - соображал в этом, умел и любил рисовать и писать пером. Почти все командирские планы и плакаты, висевшие на стенке во второй эскадрильи - от Графика проверок до Расписаний занятий - были нарисованы с помощью Олега. С выпуска из Балашовского училища Олег служил в полку, знал весь личный состав полка и, как пишут в характеристиках, пользовался заслуженным авторитетом, как во второй, так и в первой эскадрильях. В самом начале лётного пути майор Попков летал правым лётчиком на АН-12, поэтому сдать повторно зачёты на этот самолет не составило большого труда. Лёха согласно всем документам за несколько летных смен откатал Олега по кругам, в районе аэродрома, и вскоре вместе приступили к полётам по маршруту.
Экипаж в эту командировку был полностью Попковский, Лёха летел инструктором. На постановке задачи командир полка уточнил план перелёта. Надо было перевезти группу офицеров с аэродрома Белая на аэродром Чаган. Лёха спросил:
- Командир, а сколько человек полетит? Самолёт у нас особый - лаборатория в грузовой кабине.
- Оперативный дежурный сказал, что полетят инженеры - человек десять. В кабине сопровождения все поместятся!.. - командир полка дал понять, что у него много дел – идите, дескать, готовьтесь, ничего особенного в полёте нет.
Самолёт АН-12 с бортовым номером № 18, был действительно, самолётом-лабораторией. Грузовой салон изнутри был отделан панелями, как класс, посреди грузовой кабины самолета располагались самые настоящие парты-столы с деревянными сидениями. На некоторых партах располагалось авиационное оборудование для объективного контроля. Всё было надёжно прикручено к столам и никогда, за всё время эксплуатации самолета, еще ни разу, не использовалось по назначению. На столах было удобно играть в домино и карты, чем регулярно и занимались техники и механики полка на аэродроме в Иркутске, в перерывах между подготовкой самолётов. Возле грузолюка шторами было отгорожено место для фотоисследований. Всё оборудование для погрузки грузов: лебёдки, кран-балка, швартовочные сетки и тросы, кислородные баллоны для перевозки личного состава, было снято. Самолёт был предназначен для работы группы расследования авиационных происшествий. Она должна немедленно вылететь и начать работать, если аварии и катастрофы случались в летных гарнизонах. В штабе 30-й ВА и была создана эта штатная группа - в основном, из инженеров воздушной армии. Им даже выдавали лётную форму, и они стояли на лётном довольствии. Старший группы инженеров ревностно относился к своей миссии и использованию самолёта вне базы. Поэтому самолёт очень редко допускали до командировок, и он, в основном, летал на учебных полётах, в районе аэродрома.
Другой особенностью самолёта было то, что это был единственный самолет в полку, не имеющий в крыле дополнительных кессонов для топлива, поэтому его заправка крыла была меньше на две тонны. Это надо было учитывать при планировании длительных перелётов.
На следующее утро, хозяин этого авиационного чуда-самолета, высокий и худой бортовой техник капитан Вячеслав Святоч, доложил, что самолёт готов, и экипаж благополучно перелетел на аэродром Белая. Лететь было минут пятнадцать-двадцать. Первая неприятность случилась сразу по прилёту. Диспетчер аэродрома, когда лётчики пришли подписывать очередной вылет, сказал, что вылет переносится на завтра.
- Могли бы и не вылетать из дому, завтра бы и вылетели… - проворчал штурман Гарри Каплин. - И так из командировок не вылазим, планируют, чёрт знает как...
И экипаж сразу разместился тут же, в профилактории, находившемся на аэродроме. Здание профилактория в несколько этажей было оборудовано комнатами для экипажей с панцирными кроватями, застеленными всегда чистым постельным бельём. На всех этажах в конце коридоров были расположены умывальные комнаты и туалеты. Однако, вода поступала в здание плохо, поэтому все эти комнаты были закрыты, и лётчики ходили в туалет, типа «сортир», на улицу, за здание. Там же была расположена и бочка с водой для умывания. Всё по-армейски просто и аскетично, начиная с ранней весны и кончая поздней осенью, пока вода в бочках не замёрзнет. Летом ещё ничего, а вот по холодку, осенью и весной, бегать умываться ледяной водой было не очень приятно. Весь этот суровый быт самым ответственнейшим образом поддерживала заведующая профилакторием, Мария Николаевна, внимательно смотря, чтобы какой-нибудь перелётный умелец не открыл умывальник с туалетом на этаже. Появлялась она всегда неожиданно, как только возникала попытка проникновения в эти закрытые санитарные комнаты, и на всех знакомых матерных словах, вспоминая всех родственников «преступника», провожала хитреца до самого уличного сортира, приглашая по пути в то же место, куда посылала попавшегося пилота и других, праздно шатающихся лётчиков, вышедших на шум…
Зимой тепло от котельной тоже доходило с трудом, поэтому батареи в комнатах грели только сами себя, чтобы не размораживаться. Приходилось иногда спать в тёплом белье, накрывшись зимними куртками.
Поэтому особой радости провести на аэродроме почти сутки под звуки взлетающих «Бикфайеров» ТУ-22 М3 не было. Но команды в армии сперва выполняются, а потом... и не обсуждаются. Обсуждать смысла не было.
Утром экипаж вызвал перевозку, дежурную машину - доехать до гарнизона, пройти врача и позавтракать. Перевозки долго не было, экипаж ждал её на крыльце, посматривая в сторону КДП, откуда она якобы должна была выехать, и успел выкурить по две сигареты. В санчасти долго не могли дождаться доктора - он прибежал, когда экипаж нервно ходил по всем коридорам санчасти, ища этого дежурного врача, и стучал во все двери кабинетов, пугая больных солдатиков, испуганно выглядывающих из палат.
- Извините, ребёнок заболел… Вот, бегал проверять состояние, а то, сами понимаете, папа - врач, мама только на меня и надеется… - доктор суматошно ходил из угла в угол, ища то халат, то тонометр.
Все приборы были спрятаны в шкаф, и ключ куда-то подевался. Наконец- то все прошли медосмотр, который этот «опоздалец» начал проводить с особой тщательностью, пытался даже каждому померить температуру, не говоря уж о давлении. При подписании полётного листа врач обратил внимание, что у некоторых членов экипажа повышенное давление. Лёха чуть не сорвался:
- Мы на самолёте должны уже быть, готовиться, а ещё не позавтракали!..
Во время завтрака командира экипажа Попкова вызвали к телефону. После разговора он, быстро допивая чай, сказал:
- КП поторапливает. Там пассажиры уже под самолётом... Нервничают…
После завтрака перевозку опять пришлось ждать. Как назло, поехала заправляться.
Подъезжая к самолёту, Лёха обратил внимание, что пассажиров было больше десяти - их было человек тридцать, и среди пассажиров он вдруг, к своему ужасу, заметил двух генералов: первого заместителя командующего ВА генерал-майора Павла Бридихина и заместителя командующего ВА по ИАС генерал-майора Петра Казаева.
- Олег, двигай со штурманом – подписываться. Ребята, быстро подготавливать самолёт!.. - почти на ходу выскакивая из автобуса перевозки, крикнул Лёха борттехникам и прапорщикам.
- Товарищ генерал-майор... - начал докладывать Лёха замкомандующему, но тот, с ненавистью в глазах, схватил Лёху за рукав и потащил за самолёт.
Если опустить все матерные слова, то можно было бы перевести речь генерала, длившуюся минут пять, так: «Почему у вас, товарищ Таранов, такая плохая подготовка к полётам, мы же замёрзли совсем, ожидая вас?!» Оказывается, группа офицеров ВА прилетела утром на самолёте АН-26 из Иркутска и уже в течение тридцати минут стояла сиротливо, под самолётом, на продуваемом всеми сибирскими ветрами аэродроме, ожидая экипаж.
Можно, конечно было бы рассказать про весь бардак, с ненужным вчерашним вылетом и суточным комфортом, в холодном профилактории, и про задержки с перевозкой утром. Но, оправдываться, после крикливого матерного монолога генерала, можно было только таким же матом, а это вышло бы, наверняка, себе дороже. Дурной характер генерала Павла Бридихина знали многие, поэтому Лёха промолчал. Через некоторое время подъехали ещё пассажиры - инженеры группы расследований, они все были в новенькой лётной форме и в хорошем настроении. Увидев своих коллег из штаба ВА, мёрзнувших в шинелях, на ветру, под самолетом, начали подшучивать над ними. Ну, и сразу получили, уже по полной за опоздание, от своего шефа, заместителя командующего по ИАС!..
Пассажиров было тридцать человек. Десять человек во главе с двумя генералами расположили в кабине сопровождения, остальные, увидев необычные парты и лавки, обрадованно расположились в грузовой кабине - поэтому полёт предстоял на низкой высоте, три тысячи шестьсот метров. Кислородными баллонами этот самолёт не был оборудован, вернее, всё было снято.
Подъехал командир экипажа Олег Попков со своим штурманом Гарриком Каплиным. Лёха поинтересовался:
- Всё нормально? Добро есть?
Ребята кивнули, и приключения начались! После набора высоты штурман осторожно сказал экипажу о направлении и скорости ветра. По законам жанра он был встречный, что не удивительно – когда летишь на запад, ветер всегда бывает встречным. Но насторожила скорость встречного ветра.
- Струя встречная, скорость - около ста пятидесяти, навстречу. Синоптик предупредил, когда бюллетень выписывал: примерно до Нижнеудинска точно в лоб, потом встречно-боковой, где-то под тридцать градусов…
- Сколько по времени лететь, рассчитай!.. - попросил штурмана инструктор Лёха.
Штурман поколдовал на линейке НЛ-10, прикинул в уме и выдал:
- Не меньше четырёх часов будет.
- А топлива сколько у нас? - Лёха вежливо посмотрел на бортача, хотя и сам видел по приборам, а когда карту читали, и слышал, но не воспринял информацию, что так критически мало топлива на борту. - А расход какой мгновенный?
Слава Святоч пощёлкал на приборной доске топливомером:
- Расход - две семьсот, топлива - одиннадцать тонн. Не хватит, наверное?.. - Слава как-то заискивающе, в обратку, смотрел на Лёху.
- А какого хера ты вчера не заправился?! - Лёха ругался на бортача, а сам чувствовал, что передоверился молодому командиру и сам сплоховал - надо было самому дать команду подзаправиться. - Целый день балду гоняли!..
- Ну, если бы на эшелоне шли, там расход - две тысячи, всё хватало бы, погода-то хорошая… - борттехник Слава Святоч, застряв в штате на этой лаборатории, редко летал по командировкам, немного растерял сноровку. Обычно военные борттехники заправляли самолёт всегда после полёта по полному, зная все планы по загрузке наперёд. А тут отцы-командиры ничего не подсказали, завалились сразу в профилакторий и команду никакую не дали.
- Ладно, штурман давай точно по времени посчитай. Если что, будем проситься на запасной, по топливу, на Барнаул, например — до туда-то хватит?
- До Барнаула дотянем! - оптимистично воскликнул Гаррик.
Молодой замкомэска Олег Попков сидел молча, слушал и думал. «Эта группа, с генералами, точно сбила все планы. Могли бы и заправиться на Белой, но накануне не стали, а потом вон как вышло… Летим и держимся за одно место…»
Остаток топлива и расход смотрели каждые десять минут. Чуда не происходило. Правда, немного стихла струя после красноярской зоны, и поэтому после входа в барнаульскую зону начали рассчитывать: может, всё-таки дотянем до Семска-Чагана?
- Сколько до точки? Какой расход? Какая скорость? - появилась надежда не садиться на запасном. И грома, и молний от генералов не слышать.
Борттехник щёлкал топливомерами, будто от этого что-то поменяется. Прикинули остаток топлива, и Лёха принял решение: идём на Семипалатинск. В общем-то, никто и не возражал. По всем расчётам должны сесть на жёлтых лампочках. Лампочки жёлтая и красная показывали аварийный остаток – примерно, на полчаса и на десять минут.
Жёлтая лампочка загорелась неожиданно быстро - прямо на границе с Семипалатинским РЦ ЕС УВД. Борттехник Слава тыкал в неё пальцем, толкая Лёху в правую руку, и, заикаясь, воскликнул:
- К-к-командир! Ж-ж-жёлтая!.. - и опять защёлкал переключателем топливомера, раздражая Лёху.
- Сколько до точки, Гаррик?
- Тридцать минут, командир - это если через Семипалатинск, а если напрямую на Чаган - минут на пять-десять сократим…
Лёха связался с руководителем полётов военного аэродрома Чаган, запросил напрямую. Радист передал в зону УВД, что Чаган берёт напрямую. Диспетчер УВД немного покочевряжился, но разрешил. Лёха взмолился:
- Олег, все развороты плавнее - как женщину несёшь… Не дай Бог, воздух хлебанут насосы... - а сам смотрел на расстилающиеся под самолётом казахские степи, на всякий случай прикидывая, смогут ли они посадить самолёт с выключенными двигателями на эту ровную поверхность.
Красная лампочка загорелась, когда самолёт был на прямой, километров за пятнадцать до полосы. «На второй круг точно не уйти, - подумал Лёха. - Хоть бы дотянуть!..»
Прошли дальний привод - «Только бы не выключились!» Прошли ближний привод - «Только бы не выключились!» Пересекли торец полосы - «Только бы не выключились на выравнивании!» …и самолёт наконец-то плавно коснулся полосы. РП попросил, в конец полосы и направо. «Только бы на полосе не выключились!» Весь экипаж молил авиационного бога. Прорулили по основной магистральной рулёжке до места стоянки и, наконец, выключили двигатели.
После посадки, когда вышли все пассажиры, Лёха подошёл к генералу Бридихину, уточнить дальнейший план. Что делать дальше экипажу: ждать-не ждать?.. Генерал в очередной раз начал делать выволочку за несвоевременную подготовку самолёта к полёту, на сей раз хоть без мата. Лёха стоял, безразлично слушал и думал: «Хорошо, что вы, товарищ генерал, не знаете всего. Если бы знали, опять бы мне мат ваш выслушивать…»
Наконец, выволочка закончилась, генерал великодушно разрешил съездить в столовую на обед и лететь обратно в Иркутск, пустыми и без пассажиров.
- Сколько заправляем? - поинтересовался Слава-борттехник.
- Полный… - сразу произнес Лёха, а сам с тоской думал о последних словах генерала Бридихина. Генерал пригрозил «устроить проверку по всем параметрам в транспортном полку».
Подъехал топливозаправщик ТЗ-20, техники начали заправлять самолёт, Лёха с Олегом потопали на КДП, где сидел диспетчер, уточниться насчёт времени вылета. Вылет перенесли на два часа, и когда подошли к самолёту, чтобы уехать на обед, борттехник Слава Святоч подошёл к командирам и тихо произнёс:
- Заправили ровно девятнадцать тонн...
- Ого! А сколько полная заправка на АН-12АП? - Лёха повернулся к Олегу, спрашивая и как бы экзаменуя.
- Э... - зачесал голову Олег - На АН-12БП - двадцать одна, а на этом... здесь... Девятнадцать?! Вот это мы… - слов у молодого командира не было.
- Да, Олежка, нам просто крупно повезло... Урок для тебя и для меня тоже на всю оставшуюся жизнь - топливо никогда лишним не бывает!.. - немного высокопарно произнёс инструктор Лёха.
Пообедали, и обратно полетели без груза и без пассажиров. Лёха «включил инструктора»:
- Давай отработаем взлёт под шторкой.
Проверили работу шторок - всё работало хорошо. Лёха немного подсказал, на что обращать внимание при взлёте под шторкой на АН-12, особенно, как взлетать с боковым зрением. Олег имел классификацию «Военный лётчик первого класса», поэтому на прежнем самолёте АН-26 отрабатывал этот тренировочный элемент. Отработка этого взлёта на АН-12 тоже требовалась, согласно плану подготовки. После установки по осевой командиру корабля закрыли окно шторкой, и он начал взлёт. До высоты тысяча метров всё происходило штатно, набор высоты и скорость по приборам выдерживались строго по инструкции. После тысячи метров набор высоты прекратился, вертикальная скорость приблизилась к нулю, поступательная наоборот, стремительно начала возрастать:
- Олег, ты что творишь? Набирай высоту, скорость какую разогнал!.. - Лёха дёрнул штурвал на себя, увеличивая вертикальную скорость, - Сейчас за ограничения вылезем… - Лёха ещё больше потянул штурвал на себя.
- Ничего не понимаю, у меня скорость падает! - заорал Олег.
Борттехник посмотрел на левый прибор скорости и тоже заорал:
- У него скорость - сто пятьдесят!..
- Слава, шторку ему открой! Взял управление на себя! - тоже на повышенных тонах дал команду Лёха. - Что у него с приборами? Электрик, что у левого лётчика с приборами?
Самолёт, судя по показаниям на правой приборной доске, набирал высоту с вертикальной скоростью семь метров в секунду и постоянной скоростью триста пятьдесят километров в час, согласно инструкции. На левой приборной доске приборы показывали какую-то «белиберду»: высота постоянно показывала две тысячи метров, вертикальная плясала от набора до снижения по двадцать метров в секунду, скорость по прибору упала до нуля и даже показывала минус километров двадцать в час. Хорошо, погода стояла, как говорится, «миллион на миллион», но прекрасно впереди просматривался горизонт, и экипаж через некоторое время понял, что левая система ПВД (приёмников воздушного давления) неисправна. Для дальнейшего полёта попробовали перевести обе системы на аварийное питание, но это только усугубило положение: все приборы и справа и слева начали показывать разные параметры, потом вернулись на основное питание. На приборах с правой стороны и у штурмана восстановились правильные показания, а вот левая сторона была неисправна. И опять Лёха взял на себя ответственность и принял непростое и неправильное решение продолжить полёт в Иркутск. Очень уж домой хотелось всем, и погода позволяла выполнять полёт в визуальных условиях.
Продолжили полёт с общего молчаливого одобрения. Под самолётом расстилались сперва бесконечные казахские степи, потом рельеф постепенно поменялся на тайгу, начиная с редколесья. И наконец под самолётом появился «лунный» ландшафт, появились горы Саяны. Стемнело, и лунный свет озарял лежащую внизу горную поверхность... Можно долго восторженно описывать этот пейзаж, но Лёха, посматривая вниз, никак не мог отогнать от себя появившуюся ещё над казахскими степями мысль: «А что, если... Хрен куда сядешь... Кругом горы!» И только небольшие, блестящие в лунном свете, и изгибающиеся ленточки горных речушек давали небольшую надежду на то, там можно выбрать место для вынужденного приземления или приводнения. «Тьфу-тьфу-тьфу! Лучше не думать об этом!..»
Радист по дальней связи нашёл волну метеостанции Иркутска. Иркутское метео предупреждало об ухудшении погоды, понижении нижней кромки облаков до ста пятидесяти метров и ухудшении видимости до двух километров.
- Ну вот, ещё одна пакость! Всё в кучу...
Как назло, самолёт потихоньку вошёл в облака, и окружающий пейзаж из звёздного неба и серебристых, покрытых снегом гор превратился в тёмную пелену, охватившую самолёт со всех сторон, без верха и низа - только темень и светящиеся приборы на приборной доске. Километров за сто до Иркутска, на снижении, по окнам хлестанул дождь, немного поболтало. Приборы левого лётчика по-прежнему не соответствовали правильным показаниям и показывали белиберду. На высоте две тысячи разгерметизировали кабину и - О, ЧУДО! - приборы командира корабля ожили! Показания барометрических приборов за какие-то мгновения сравнялись с показаниями приборов высоты, скорости и вертикальной скорости остальных членов экипажа.
Внизу стали просматриваться огоньки небольших поселков, а впереди, сквозь небольшую облачность, было видно зарево огней над столицей Восточной Сибири Иркутском. Настроение сразу у всех поднялось, тем более, с минимумом, как иногда бывает в метеорологии, синоптики ошиблись, или ещё фронт не подошёл.
- Давление левой системы сравнялось с наружным, когда разгерметизировали кабину, теперь все приборы и показывают правильно!.. - авторитетно заявил бортэлектрик Юра Козьмирук. - Скорее всего, отстойник где-то лопнул - вот они и показывали высоту в кабине.
- Что раньше-то не догадался? - подколол специалиста радист. – Можно, ведь, наверное, было догадаться? Заклеили бы пластырем или пальчиком зажал…
- Ага! Пальчиком...
Пилотировал до посадки всё равно Лёха - мало ли что. Олег наблюдал и вёл радиосвязь. Заход на посадку и посадка прошли без неожиданностей. После полёта, когда техники подсовывали бортовой журнал для записи недостатков, Лёха записал «Без замечаний», показал запись бортачу, тот одобрительно кивнул:
- Завтра всё исправим, доложим! Спасибо, командир... За...полет - голос у старого борттехника задрожал.
- Пожалуйста...
«Спасибо!.. Меня отстранять надо за такие полёты... Инструктор, блин!..» – вертелись мысли в голове Лёхи.
Но программа подготовки Олега Попкова и череда приключений не закончилась...
В одной войсковой части, где-то под Уссурийском, что на Дальнем востоке, рванул склад артвооружения. То ли от несоблюдения правил пожарной безопасности - курили, небось, часовые на посту, то ли от нелепой случайности – может, молния попала куда не нужно, то ли просто… перед проверкой и полной инвентаризацией оружия и боеприпасов, но снаряды и патроны разлетались по всей округе, попадая, в том числе, по домам местных жителей. Военные пообещали всё испорченное имущество мирных жителей восстановить, и потянулась помощь со всей страны, из разных гарнизонов, помимо, конечно, государственной помощи. Дали команду базам пошукать по сусекам различный стройматериал. Перевозили для быстроты и самолётами транспортной авиации.
Экипаж майора Олега Попкова с инструктором комэской Лёхой Тарановым получил такое задание: перевезти из аэродрома Белая несколько тонн стройматериалов. Перелетев в Белую, экипаж начал погрузку. Зелёный военный КАМАЗ привёз доски, несколько кубов. Доски, по всей видимости, давно лежали где-то на открытом воздухе, и на них было очень много снега и льда. КАМАЗ подогнали к самому обрезу грузового люка, доски в грузовую кабину таскали солдатики-срочники, и они постоянно спотыкались за доски и скользили по отколовшемуся от них льду. Погрузкой руководил старший лейтенант, он постоянно орал и подгонял этих горе-грузчиков. От этого крика они ещё больше спотыкались и падали вместе с досками, лёд от которых еще больше откалывался, попадал на пол грузовой кабины и разлетался во все щели и под ноги, и даже члены экипажа, контролирующие весь этот процесс, несколько раз поскальзывались на «железной палубе» самолёта. Лёха, уже долго служивший в авиации, давно не видел такого цирка. Всё это напоминало чёрно-белые ленты старых фильмов, где все падали и скользили.
Наконец, все доски были загружены, зашвартованы, и самолёт взлетел курсом на Хабаровск, где надо было ещё подгрузить несколько генераторов для обеспечения электричеством нескольких деревень, оставшихся без электричества.
Если в Восточной Сибири была зима с морозами и снегом, то, приземлившись в Хабаровске, экипаж попал в раннюю весну. Температура на дальневосточном аэродроме была уже положительной. Термометр показывал около десяти градусов тепла. Груз для отправки был где-то в пути и экипажу пришлось переночевать. Дальневосточное свежее утро пробудило рано встающим солнцем. Экипаж в хорошем настроении прибыл на аэродром, но прождал неподготовленный вовремя груз до обеда, а солнце все больше прогревало борта самолёта. Наконец, подвезли новенькие дизель-генераторы, изготовленные в Китае, их было около двадцати штук. Они были компактными, в коробках. Их разместили в начале грузовой кабины в два ряда.
- Наверное, только вчера изготовили, поэтому мы их и ждали, пока из-за границы привезут! - пошутил бортэлектрик, натягивая на них швартовочную сетку.
На левом командирском сиденье расположился Олег Попков, на правом должен быть его правый лётчик, которого предусмотрительно взяли с собой, вписав в полётный лист. Но Лёха, как будто что-то почуяв, сказал правому лётчику:
- Посиди пока, а обратно домой уже ты полетишь, - и неторопливо взобрался на правое сиденье, подгоняя ремни.
Экипаж запустил двигатели, и с разрешения руководителя полётов самолёт порулил на старт. Олег вырулил на исполнительный старт, нажал на тормоза, вывел РУДы двигателей на взлётный режим и, неожиданно резко отпустив тормоза, начал разбег по полосе. Затем очень уверенно и резко, но на положенной скорости начал поднимать переднюю стойку. Борт, загруженный почти десятью тоннами груза, по ощущениям Лёхи как-то легко оторвался и, убрав шасси, стремительно начал набор высоты. Лёха, надавив на штурвал, недовольно произнёс:
- Олег, ты полегче, скорость потеряешь!..
- Что-то со штурвалом… - кряхтя, произнёс Олег. - Я еле его сдерживаю... Тянет на себя... С центровкой что-то…
Лёха начал ему помогать, накручивая триммер руля высоты от себя. Штурвал еле-еле уходил вперёд. Давящие усилия на штурвале были очень большими и необычными.
- Доски назад пошли! - закричал находившийся в грузовой кабине бортэлектрик. - Давайте все сюда, помогайте!
- Все быстро в грузовую! - заорал Лёха. – Штурман, давай тоже помогай!..
Все сорвались в грузовую кабину. Два лётчика, упираясь в штурвал руками и коленками, не давали самолёту выйти на запредельный угол атаки и потерять скорость. Давящие усилия на штурвале были такими большими, что казалось, сейчас кости на ногах переломятся от той силы, давящей на двух людей. Триммер был выкручен полностью от себя. Какие потоки воздуха давили на самолёт и на руль высоты, даже представить себе не было возможности. Надо было выходить из зоны аэродрома, брать курс на трассу, связываться с УВД, но этого пока не позволяла обстановка, и самолёт по инерции летел с набором высоты прямо на юг. Руководитель полётов самостоятельно принял решение за экипаж, попрощался и указал работать с Хабаровск-подходом…
Экипаж в грузовой кабине работал, как Гераклы, перебрасывая вперёд тяжелые доски, которые солдатики в Белой перетаскивали по одной несколько человек. Силы для этого брались даже тогда, когда захватывали по две-три доски. Швыряли доски вперед грузовой кабины, прямо на генераторы. Новенькие коробки, в которые они были упакованы, сминались, но всё это постепенно уравнивало центровку и понемногу уменьшало усилия на штурвале.
- Олег, давай тоже в грузовую - там нужны руки, вроде бы чуть полегче стало…
Олег соскочил с сиденья и тоже начал помогать двигать доски. С каждой секундой Лёха ощущал облегчение на штурвале, даже смог связаться с УВД и передать информацию о взлёте. Хорошо, что курс взлёта был на юг и немногим отличался от курса для выхода на трассу. Диспетчер, немного пожурив экипаж о поздней информации, разрешил вход в трассу и дальнейший набор высоты. Лёха потихоньку начал убирать закрылки, благо их переключатель располагался и с правой стороны, рядом с триммером. А самолёт, приобретая более-менее нормальную центровку, уже начал слушаться лётчика по-настоящему, наверное, как дикая лошадь, почувствовав твёрдые руки и ноги наездника, успокаивалась и не взбрыкивала. И только после этого, Лёха посмотрел вниз и обратил внимание, что под самолетом еще пригород Хабаровска. На земле, пробегающей внизу под самолётом, стояли многоэтажные дома и другие постройки, ездили машины и спокойно передвигались люди, даже не представляя, какая трагедия сейчас чуть не случилась прямо над их головами…
Оказалось, что доски, не проверенные членами экипажа перед полётом на предмет правильности швартовки, освободившись от растаявших снега и льда, сдвинулись при резком разбеге назад, сквозь крепление. Ослабленная швартовка позволила большой части досок вырваться и сдвинула часть груза примерно на метр-полтора назад, нарушив центровку, почти до критической. Хорошо ещё, что генераторы загрузили вперёд.
После «героической» перезагрузки весь экипаж сидел и дышал, высунувши языки, вытаскивая занозы из ладошек. У Лёхи тряслись от перенапряжения руки и ноги, и успокоить их он не мог до самой посадки.
- Вы там хорошо всё закрепили? - поинтересовался Лёха у борттехника. - Вперёд на посадке не пойдут?
- Не должны - всё по два раза перетянули, ещё тросов накинули и сетками для верности зашвартовали впереди и сзади… - ответил борттехник, зубами вытаскивая из ладони очередную занозу.
- Олег, как говорится, Бог любит троицу. Третий раз подряд у нас подлянка какая-то вылезает. Фартовый ты парень, однако, удача тебя любит!.. - Лёха подмигнул Олегу левым глазом.
- Надеюсь, когда полечу самостоятельно, всё будет в порядке...
- Ты на что намекаешь? - засмеялся Лёха. - Надеяться, конечно, хорошо, но, наверное, лучше надо готовиться к каждому полёту, а то ангел-хранитель не справится за всех твоих членов экипажа… - Лёха выразительно посмотрел на борттехника.
- А чё сразу я-то?! - забурчал и заелозил борттехник по своему креслу, расположенному между лётчиками.
- Всех касается! - отрезал Лёха. - Готовимся к посадке.
Посадка проходила в режиме строгого соблюдения инструкции, без лишней трепотни. Лётчики на посадке старались лишний раз резко не тормозить, благо полоса в Воздвиженке, отремонтированная и ровная, длиной более трёх километров, позволяла это сделать.
Продолжение: https://dzen.ru/a/YjnqLepRBxtKRXph
Предыдущая часть: