I
Среди ужаса, среди борьбы, среди столкновений народных масс сейчас более всего на очереди вопрос знания, вопрос искусства. Не удивляйтесь! Это не преувеличение и не общее место. Это — решительное утверждение.
Вопрос относительности человеческих знаний — всегда был больным вопросом. Но теперь, когда всё человечество испытало последствия заградительной проволоки, — этот вопрос стал насущным. Люди привыкли не только думать, но и бесстыдно говорить о предметах, которые они явно не знают. Самые почтенные люди болезненно начали повторять мнения, ни на чём не основанные. И такие суждения вносят в жизнь великий вред, часто неизгладимый.
Должны мы сознаться, что за последние годы европейская культура потрясена. В погоне за тем, что ещё не суждено человечеству, разрушены ступени восхождений. Человечество незаслуженно пыталось овладеть сокровищем, ему ещё не принадлежащим, и порвало благое покрывало богини Счастья.
Конечно, то, чего не достигло теперь человечество, — ему суждено, но сколько испытаний придётся человеку опять перенести, чтобы искупить разрушение ещё запретных врат. Каким трудом и самоотверженностью придётся опять исправлять разрушения основ культуры.
Знания, затворенные в хранилищах и заключённые в умах учителей, опять мало проникают в жизнь. Опять не рождают действенный подвиг созидания.
Жизнь наполнилась скотскими велениями брюха. Мы приблизились к черте страшного заколдованного круга. Заклясть его тёмных хранителей, вырваться из него можно только талисманом истинного знания и красоты.
И приходит время необходимости этого исхода.
Без ложного стыда, без ужимок дикарей — сознаемся в этом. Сознание уже есть ступень преуспеяния.
Сознаемся, что человечество сильно одичало. Нужды нет, что оно ещё носит европейский костюм и по привычке произносит особенные слова. Но под костюмом — дикое побуждение. А смысл произносимых слов, часто великих, трогательных, объединяющих, — уже затемнён. Пропадает руководящее знание. Люди привыкают жить в темноте.
Мало знанья. Мало искусства. В жизни мало тех устоев, которые единственно могут привести к золотому веку единства.
Чем больше мы знаем, тем яснее наше незнание. Но если мы вообще не знаем, то даже и ощущения незнания нет. И двигаться нечем. И двигаться некуда. Тогда уже неизбежно — кромешное царство пошлости.
Молодые поколения не приготовлены взглянуть смело, со светлой улыбкой, в ослепительное лицо знания. Откуда же придёт познание сущности вещей? Откуда придут мудрые взаимные отношения? Откуда придёт единение? То единение, которое служит верным залогом наступательных твёрдых движений?
Только на почве истинного осведомления, на почве подлинного знания установятся отношения между народами. И настоящим проводником будет международный язык знаний и красоты искусства. Только эти проводники могут установить глаз добрый, так необходимый для всего будущего созидания.
Путём вражды, грубости, поношения всё равно никуда не придти. Ничего не создать. А в природе человека осталась же душа, осталась же совесть.
Сущность человека всё-таки стремится к справедливому познанию.
Долой тёмное. Уничтожим злобное и предательское. Человечество уже достаточно почувствовало на себе тёмную руку зла.
Вот скажу не общее место, не пустое слово. Скажу убеждённое устремление подвига: единственная опора жизни — знание и искусство. Именно в наши трудные дни, в наше тяжкое время будем твёрдо помнить об этих светлых двигателях. И в испытаниях, и в боях, и в победах будем исповедовать их всеми силами духа.
II
Вы говорите:
«Трудно нам. Где же думать о знании и о красоте, когда жить нечем».
«Далеко нам до знания и до искусства. Нужно устроить важные дела».
Ваша правда, но и ваша ложь. Ведь знание и искусство вовсе по роскошь. Знание и искусство — не безделье. Пора уже запомнить! Это молитва и подвиг духа. Неужели, по-вашему, люди молятся лишь на переполненный желудок или с перепою? или от беззаботного безделья?
Нет. Молятся в минуты наиболее трудные. Так и эта молитва духа наиболее нужна, когда всё существо потрясено и нуждается в твёрдой опоре. Ищет мудрое решение. А где же опора твёрже? И чем же дух зажжётся светлее?
Ведь не голод ощущаем. Не от холода сотрясаемся. Дрожим от колебаний нашего духа, от недоверия, от несбывшегося ожидания.
Вспомним, как часто, трудясь, мы забывали о пище, не замечали ветра, и холода, и зноя.
Устремлённый дух окутывал нас непроницаемым покровом.
«Оружие не рассекает его, огонь не палит его, вода его не мочит, ветер не сушит его.
Ибо нельзя ни рассечь, ни спалить, ни пропитать влагой, ни высушить его: постоянный, всепроникающий, устойчивый, незыблемый, извечный он.
Один почитает его за чудо, другой говорит о нём, как о чуде, третий слышит о нём, как о чуде, но и услышав, никто не знает его».
Песнь Господня [Бхагавадгита – ред.], великая мудростью всех веков и народов, о чём говорит? О человеческом духе. Вдумайтесь в глубокие слова и в вашем житейском смысле.
Вы не знаете границы мощи вашего духа. Вы не знаете сами, через какие необоримые препятствия возносит вас дух ваш, чтобы опустить на землю невредимым и вечно обновлённым. И когда вам трудно и тяжко и будто бы безысходно, не чувствуете ли вы, что кто-то помогающий уже мчится вам на помощь? Но путь его долог, а малодушие ваше быстро. Но ведь он идёт и несёт вам и «Меч мужества», и «Улыбку смелости».
Говорили о семье, покончившей угаром жизнь от отчаяния. Ведь это нестерпимо малодушно. Ведь при будущей победе духа они, ушедшие самовольно и боязливо, будут терзаться, ибо не приложили труд свой к тому, к чему должны были.
Не всё ли равно, какой труд. Выплывающий борется с волною всеми мерами. Но если силён дух его, то и силы тела его умножаются безмерно.
Но чем вы выявите дух ваш? Чем вызовете на помощь силу вашего духа? Чем вы вскроете то, что у многих засыпано обломками серого обихода?
Твержу: знанием и красотою искусства. В них, единственно в них — непобедимые заклятия духа. В знании — во всём его неисчислимом могуществе. В искусстве — во всех его необозримых проявлениях. И, очищаемый, дух ваш подскажет, которое знание подлинно, которое искусство истинно. Именно дух ваш, вызванный из недр ваших, убережёт вас от подлой, замазывающей пошлости, которую сказать нельзя, её можно только чувствовать. Но зато чувствовать безошибочно.
Взгляните. Вдумайтесь в то, что скажу. Об этом ещё вспомните. Недаром враги ваши так оперлись именно на значение искусства и знания. Даже им ведома сила этих талисманов.
Неужели же вы предоставите им пользоваться этою мощью? Нет, и вы знаете тайну жизни, и вы наконец сумеете её использовать полно, жизненно и проникновенно.
Вы сумеете вызвать к себе на помощь дух ваш. Он, ваш водитель, подскажет вам ближайший путь. Он поведёт вас к радости и победе. Но и в победе он поведёт вас высоким путём, ступени которого скованы только знанием и искусством.
III
Крестьяне часто производили выборы таким способом: клали записки всех партий на ночь к образу и утром, закрыв глаза, вынимали то, что будет указано.
Здесь была хоть вера. Но когда вы встречали в большом доме картину, давно висевшую вверх ногами, или годами неразрезанные книги — то тут дело обстояло хуже.
Тут и неверие было. И неверие двойное. Неверие в ценность культуры. Понимание сущности культуры в самом извращённом смысле.
Получалась какая-то грозная и подлая культура.
На днях один очень почитаемый деятель сказал мне, что не мог кончить обеда под звуки пошлой музыки. И это признание было и понятно, и почтенно, и красиво, ибо этот деятель на серьёзном симфоническом концерте нашёл бы подлинный духовный подъём.
Но когда в гостиной уважаемого лица вы встречаете пошлую олеографию — вам делается страшно. Вы понимаете, что перед вами человек с закрытой душою, которому и вся жизнь так же мутна, как мутно его духовное сознание.
Но ведь грядущее время не потерпит эту мутность души. Какое бы строительство ни намечалось, оно должно будет, даже в трудные минуты, отдать подобающее место культурным подвигам. Иначе все его хозяйственные распорядки будут бессмысленны. И все итоги истории будут свидетельствовать против него.
Конечно, продуктами культуры ещё нужно научиться пользоваться. Нужно суметь ввести их в жизненную потребность. Людям с мутным взором и затемнённым умом это сделать нелегко Нужны будут сознательные усилия, нужно целое образование, которое нельзя получить по приказу.
Чтобы прочистить ум, глаз и ухо, надо пройти целую лестницу ступеней. Иначе можно слушать и смотреть лучшие вещи, но ничто не затрепещет; ни одна струна не зазвучит от этих прикосновений. Надо искать созвучия культуры, а без сознания темноты не придёт в голову нести свет.
Именно сейчас приходится твердить древние истины, именно теперь, когда многие вольно или невольно отмахиваются от проявлений культуры. Им, бедным, кажется сейчас неуместным о культуре мыслить. Чем же они предполагают жить? Чем они одухотворят обиход свой? Ведь служители пошлости не дремлют, они прилежно улавливают в свои сети новые поколения.
Именно теперь вы должны особенно думать о том, как внести культуру в новую жизнь. Теперь жизнь потрясена и полуразрушена. Поверьте, сейчас легче мыслить о новых устоях, легче вносить их в свой кругозор. Привыкать к ним.
Весь ужас нашего времени в призыве: всё позволено. Обезвредить его можно только зовом: позволено всё, что служит истинной культуре...
Впрочем, вы всё-таки смеётесь: «Можно ли думать о культуре», — говорите вы...
Смеяться легко. Над тем, что не знаешь, ещё легче. Но насмешка незнания и породила значительную часть ужаса наших дней.
Не входите в ряды прародителей большевизма. Оттуда нет возврата. Ведь светлой работы так много. Каждый человек на счету, и мало, безмерно мало людей. А строение храма велико, и близко, и непреложно.
«Знай, что То, Которым проникнуто всё сущее, неразрушимо. Никто не может привести к уничтожению То Единое, Незыблемое».
«Здесь нет ни затраты сил, ни нарушения; даже и неполное знание спасает от великого страха».
Этот греховный великий страх перед созиданием надо изгнать. Мы бросили старую жизнь и всё-таки живём. И всё-таки строим везде, где не мешает подлый страх, порождённый незнанием и темнотою. Только искусство и знание изгонят ваш страх.
Странно и стыдно приводить доводы против страха, против пошлости, против темноты духа. Но ведь нужно это. Ведь каждый знает, кому эти слова надо посоветовать твердить ежедневно.
Отходя ко сну, просыпаясь к труду, произнесём молитву об изгнании страха и пошлости.
IV
Даже в недавние годы мы ещё узнавали о потрясающих деяниях. Слышали о библиотеках, выброшенных на мышиное съедение. Узнавали с ужасом о сожжённых ценнейших музыкальных рукописях, о невосстановимо прорванных картинах.
Почтенная москвичка уверяла меня, что у неё картины в почёте, что их к каждому празднику «обтирают», а вещи оказались стёртыми щёлоком.
Вообще, мы ещё не умеем обращаться с предметами знания и искусства. Бесчисленно можно приводить примеры. Тихий погром неведения касается всех проявлений культуры. Сложно стоит дело знания и искусства. Бесконечно мало народ понимает, или, верней: бесконечно забыл народ свои корни мудрости и красоты.
Помните, о чём умышляют прикрывающие свои бесчинства будто бы вниманием к искусству и знанию!
Замышляющие надеются на неизбежные итоги истории, и потому будущие новые установления должны подойти к вопросам культуры с особым вниманием и осмотрительностью.
Много серьёзных, больных вопросов, но среди них вопрос культуры всегда будет краеугольным.
Что же может заменить вопросы культуры?— продовольствие? промышленность? — тело и брюхо?
Стоит лишь временно устремиться к вопросам тела и брюха, как интеллект неизбежно падает. Весь уровень народа понижается. А при том, что уже произошло, при несомненном одичании всякое дальнейшее понижение уровня губительно.
Во всей истории человечества ни продовольствие, ни промышленность не строили одни истинную культуру. И надлежит особо бережно обойтись со всем, что ещё может повысить уровень духа. Не мечтаю, но утверждаю.
При новом строительстве линия просвещения и красоты должна быть лишь повышаема, но не забыта ни на мгновенье. Это не отвлечённое суждение — наоборот, ближайший распорядок.
У меня хранятся письма славных боевых офицеров. Они и во время боя, выказывая чудеса храбрости, помнили о культуре и красоте. Не это ли воздвигло их дерзновение? Не это ли создало их подвиг? Листки записаны во время боя, и писавшие их помнили перед ликом смерти о знании и о красоте, — разве это не молитва, разве это не твёрдость духа?
Руси предстоит славное строительство. Подрастающее поколение, вне ваших повседневных нужд готовьтесь к подвигу истинного, весёлого труда.
Обстоятельства сближают нас с явлением важнейшего значения. Нам предстоит выдержать ещё одно испытание. Трудное испытание. Испытание восприятием культуры.
После средневековых испытаний огнём, водой и железом предстоит испытание восприятием культуры. Если сила духа возносила людей противу огня и железа, то та же сила вознесёт их и на ступени знания и красоты. Но это испытание сложней древних искусов; оно будет поставлено в нарочито трудные условия — готовьтесь его воспринять.
Нет иного пути.
А теперь обращусь я к вам, которые остались во граде обречённом; к тем из вас, которые имеют международное значение! И к вам, друзьям, в рассеянии сущим!
Вы, что-то сохраняющие и затворяющие. Не затворите и совести вашей и не прикройте значением вашим убийц и предателей.
Поймите, что есть настолько злые вещи, что и приближаться к ним нельзя. Помните, что цель не освящает средства. Знание и искусство не живут на этих вредных корнях. Отличите же, наконец, признаки от сущности. Неужели же затворилась и совесть?
Пусть мой зов просочится к вам, и пусть сердце ваше подскажет вам, где истинный народ и где та ваша Родина, во имя которой вы должны принести все ваши силы и знания.
А вы, друзья в рассеянии сущие! Пусть и к вам через все наваждения просочится зов мой. Соединимся невидимыми проводами духа. К вам обращаюсь, вас зову: во имя знания и красоты, для борьбы и труда соединимся.
V
По поводу моих статей «Ко времени» я получил ряд писем от лиц мне неизвестных.
Сейчас, на отъезде, хочу сказать об этих письмах несколько слов.
Прежде всего в письмах сквозило то качество, в отсутствии которого часто обвиняют русских. Сквозило желание единения, общей созидательной работы. Это ценно.
Были запросы о культурном строительстве, о силах духа человеческого. Это своевременно.
Наконец, было одно утверждение, по своей простоте всем очень близкое. Было утверждение, что теперь настало время каждому выявить свою истинную сущность.
Вспоминаю.
Покойный Серов, чуткий и чистый, всегда говорил, что «каждому человеку, хоть раз в жизни, приходится предъявить свой настоящий паспорт».
Именно такое время переживаем и сейчас. Каждый, добровольно, свободно и явно, должен вписать в графу «особые приметы» несмываемыми чернилами своё определение.
Можно вписать: мужество, строительство, творчество, сознательная работа, ясность и твёрдость духа, желание познавать, стремление совершенствоваться, устремление к красоте и знанию.
Или: боязливость, продажность, приспособляемость, потворство, уродливость, ложь и невежество под мертвенным покровом пошлости. Сколько определений надлежит внести беспощадно.
Настало время каждому заполнить чётко графу своего свидетельства жизни. Установить навсегда. Сделать тайное явным. Чac, к которому запись должна быть внесена, приближается.
И радостно, если мысли об этом неизбежном выявлении не будут пугать, но встанут на пути человеческом как придорожные знаки. Напоминающие. Указующие преддверие будущего светлого града.
28.IV.1919.
Архив Музея Николая Рериха, Нью-Йорк
Публикуется по: Н. К. Рерих. Ко времени // [Электронный ресурс. – Режим доступа (дата обращения 22.03.2022):http://rerich9.sitecity.ru/ltext_0204005540.phtml?p_ident=ltext_0204005540.p_2103220321
#Н.К.рерих #культура #искусство