В выходные ездили в район Академический, где бесконечные аллеи, и Улясик может гонять на самокате, падать, рыдать, вставать, ехать и падать, снова рыдать, а аллея все еще не закончилась.
Такое счастье.
Академический - очень детоцентричный район, там кругом дети, дети в колясках, дети на велосипедах, дети в слингах, дети в рваных джинсах с банкой пива, дети с детьми. Я много подслушивала и обнаружила феномен. Примерно с момента, когда ребенок начинает понимать обращенную к нему человеческую речь, то есть лет с полутора, родители бесконечно твердят ему: «Перестань плакать!».
«Перестань реветь, ты меня позоришь».
«Немедленно перестань плакать, а то сейчас домой пойдем».
«Что ты ревешь, сам виноват».
«Перестань плакать, что ты как дурак себя ведешь, такие большие мальчики не плачут» (девочки тоже «не плачут», но мальчики-то «вообще не плачут», как выясняется).
«Не перестанешь реветь, останешься вечером без мультиков».
«Ладно, ладно, держи эту штуку, не реви только».
В общем, феномен довольно известный, но я не думала, что настолько повсеместный. И я отказываюсь думать, что это все какие-то «плохие родители». Нормальные родители. Среднестатистические. Так вот, этих средних родителей, когда ребенок плачет, забрасывает прямиком в какую-то бездонную бочку чувств, где они, бедные, начинают барахтаться. Они пугаются и злятся, не понимая, что делать.
Вот тут я могла бы начать волынку о том, почему детям вредно так говорить и нельзя запрещать плакать, но меня не так интересуют дети, как некоторые думают. Мне интереснее взрослые.
Что происходит со взрослым, когда ребенок плачет?
Если спуститься на глубину колодца, туда, где чувства, а не позднейшие наслоения в виде мыслей, объяснений и оправданий, то на глубине обычно залегают довольно простые конструкции.
Ужас.
Ужас почти всегда есть. Страх, что слезы могут как-то ужасно навредить ребенку, что он, не приведи господь, сейчас заболеет от слез или вообще умрет. Страх, что я, как родитель, не уберегу его и не спасу от этой смертельной опасности. Это очень глубинное чувство.
Вина.
Если ребенок плачет – я виноват. Виноваты не обстоятельства, не усталость ребенка, не поребрик, за который он неудачно запнулся, а я, я, негодный родитель, который не спас и не уберег. Сейчас еще нанесу ему какую-нибудь непоправимую психотравму и буду виноват еще больше. Не всякий родитель так чувствует, это нужен особый склад характера.
Стыд.
Плачущий ребенок демонстрирует всему миру, какая я некомпетентная мать и злобная тварь. Как я ни с чем не могу справиться, в том числе и с собой, какая я нечесанная и замотанная, и как я ничего не успеваю.
Это большая тройка очень неприятных чувств. Чтобы вынести каждое из них с открытым забралом, нужно быть Терминатором. Поэтому очень часто их маскируют раздражение и ярость, которые перенести легче. Они так и называются, «покрывающие чувства».
Собственно, внешний наблюдатель обычно хорошо улавливает это раздражение в голосе родителя, и жаль, если только его. Потому что они обычно ходят парами, «раздражение-стыд», «раздражение-вина» или «раздражение-страх», и злость порождена беспомощностью.
Но злость по отношению к ребенку тоже не всякий себе позволит, она ведь у нас на нелегальном положении. Живуч миф о том, что детки это счастье, на них невозможно сердиться, они невообразимо милые, их только хочется нацеловывать и обнимать. Хотя каждому отдельно взятому родителю известно, что милую детку иногда хочется треснуть кирпичом и после этого выброситься с балкона, чтобы избежать уголовной ответственности.
Так вот, для тех, кто не готов разрешить себе честно злиться на ревущего ребенка, есть запретительные мифы. Конструкции, которые подменяют нашу частную злость каким-то якобы всеобщим правилом.
- Например, «если ему позволять плакать, он вырастет нытиком». Нет, он вырастет человеком с устойчивой психикой. Который сможет регулировать свои чувства, а не будет терпеть до последнего, чтобы потом загреметь в клинику неврозов, в петлю или в алкогольный делирий (это в просторечии называется «белочка»).
- Например, «слезы вредят здоровью». Нет, не вредят.
- Например, «я учу его себя контролировать, он должен знать, что никому нет дела до его слез». Нет, он узнает только, что родителю нет дела до его слез. Потом он становится моим клиентом, и это еще в лучшем случае, и мы долго подлатываем внутренние конструкции.
- «Он специально мной манипулирует». Да, бывает и такое. Но, поскольку сила и власть на нашей стороне, можно пожалеть беспомощного манипулятора. Хотя на разводки, конечно, не вестись.
Что надо делать.
- Успокоиться самому. Глубокий вдох – и выдох на 8 счетов. И так хотя бы пять раз подряд.
- Понять, что ничего внештатного не происходит. Плакать – полезно. Это прекрасная, абсолютно здоровая разрядка психики. Это гораздо полезнее, чем курить или играть в айпад. Плакать так же полезно, как ходить в туалет. Я не имею в виду нарочитого безразличия, вроде «побольше поплачешь – поменьше пописаешь». Нет. Не надо путать физиологию с психикой, а божий дар с яичницей.
- Помнить, что, когда ребенок плачет, это он так справляется. Это процесс, как собирание пирамидки, как игра в песок. Это иммунный ответ психики на обиду, на усталость, на боль, на зависть. Так же, как температура – иммунный ответ на вирус.
- Попробовать отклеить от детского плача все лишние смыслы, которые к нему приклеиваются. Нет, он ничего от нас не требует, нет, мы ни в чем не виноваты, никто на нас не смотрит, он не вырастет нытиком и размазней, и никто не умрет, и он не будет так же рыдать и биться в истерике, когда ему будет 10.
- Пожалеть. Пожалеть себя, потом его. Даже если вы уверены, что это слезы манипулятора. Никто не плачет от того, как ему хорошо на душе. Попробуйте сами разреветься, когда вам весело и спокойно. Вот так-то.
- Не менять правила. С шантажистом в переговоры не вступать, если мороженку или мультики нельзя, то их и после истерики нельзя. Ужасно жаль, но нельзя. Если, наоборот, договаривались на мультики, то выполняем свою часть договоренностей, невзирая на истерики.
- Я даже не знаю, что еще. Побольше спать. Это универсальный совет на все случаи жизни.
Анатасия Рубцова