Найти тему
Библиороссика

21 марта - Всемирный день поэзии.

Дмитрий Смирнов-Садовский о поэзии Олега Прокофьева.

Чем больше вчитываешься в стихи Олега Сергеевича Прокофьева, тем больше хочется к ним возвращаться снова и снова. Открытия в них встречаются на каждом шагу. Поэт в каждой строке открывает мир для самого себя, желая поделиться, прежде всего с самим собой, в словах, тщательно отобранных и бережно прилаженных друг к другу таким образом, что нечто похожее на прозу неожиданно обращается в поэзию, точно так же, как некий набор звуков и ритмов в руках композитора вдруг обращается в музыку. Тот из нас, кому посчастливится прочесть и вникнуть в его строки, невольно поставит себя на его место и незаметно окажется внутри его поэтического мира. Можно взять наугад любое его стихотворение, и мир, который, казалось, мы так хорошо знаем, мы увидим совсем другими глазами — его глазами, например:

деревья не хотели меня узнавать

хотя в квартире моего сердца занимали гостиную

стрижи летели так низко что задевали мое самолюбие

смеясь надо мной козел шумной струей приветствовал меня

гусеница брезгливо выгнула шубку девочки

в которую я был влюблен в школе

было пусто и чудно

В этом мире, похожем на сновидение, лес становится гостиной в квартире, которая умещается в сердце поэта; низко парят стрижи, своими крыльями задевая не что-нибудь, а его самолюбие; над ним смеется козел, шумно опорожняясь, а брезгливо выгибающаяся гусеница одета в шубку школьницы, в которую он был когда-то влюблен. И этот насыщенный диковинными образами, почти что сказочный мир вызывает у поэта одновременно чувство пустоты и чуда. Поэзию он видит везде и во всем, даже в самом себе: «Я — это поэзия, заполнившая меня и повторяющая меня наизусть», — так он пишет в своей «93-й прозе». И каждая деталь этого мира превращается в его собственные стихи:

мои стихи лежат повсюду

только собирай

вот они

хотите?..

И понимая, что, кроме него самого, до них мало кому есть дело, поэт в конце того же стихотворения иронически восклицает:

...благодарю за невнимание

я развлекусь

под видом слов

пока звенит пространство

и время горит

хорошо бы проснуться

за морем случая

где происходит улыбка

а больше ничего

С Олегом мы подружились с первой же нашей встречи феврале 1992 года. За шесть лет нашей дружбы мы встречались ним множество раз: у меня дома или у него, на концертах или художественных выставках. Ученик Роберта Фалька, он был незаурядным художником и скульптором, а его поэзию я знал по целой серии самодельных поэтических сборников, которые он дарил мне и моей жене, композитору Елене Фирсовой, чуть ли не при каждой нашей встрече. Олег был на 20 лет старше меня и на 20 лет дольше меня жил в Англии. В один из последних своих визитов, незадолго перед смертью, он преподнес нам свой очередной сборник «Нет слова без любви» и подписал:

Любовь иногда как музыка

глубока и неуловима...

Эта надпись могла бы стать началом еще одного его маленького шедевра, который он так и не успел дописать. Смерть Олега поразила нас своей неожиданностью. Он умер 20 августа 1998 года, внезапно, от разрыва аорты, на пляже на острове Олдерней, где отдыхал с семьей. До своего 70-летия он не дожил всего четыре месяца. Мы с женой были на похоронной церемонии, которая состоялась 4 сентября в лондонской церкви Сент-Маргарет-Ли. После похорон гости были приглашены в дом Олега: картины на стенах и вся атмосфера дома создавали ощущение празднования его творчества и жизни, оборванных так трагически и внезапно. Для нас кульминацией этого дня стали два его стихотворения, прочитанные с амвона церкви сыновьями Олега, сначала Сергеем, по-русски, а затем Габриэлем, в английском переводе:

<1>

я сотрусь как рисунок

как узел распутаюсь

слова разойдутся

по своим делам

взамен не то что ничего

а ветер будет дуть слегка

и звезда лучиться

<2>

жизни осталась куча минут

объемистых пухлых минут

однако исход неминуем

свечку задуют

страхом засудят

забвеньем обидят

страшнее — разбудят

и скажут

ты не был

будь