По пути на верх.

Фэнтези. Полная книга.

Пролог.

Недалеко от моей жизни росло древние и могучие дерево, сотни зеленых капель на ней росло, неизмерима была его длинна, а корни опоясывали десяток планет. Оно было великое, могучие древо жизни. Сотни лет на ней образовывались моря и горы, земля и  воздух. И вот наконец он стал пригодным для жизни, но нечего не появлялось, словно оно кого то ждало, словно к кому то стремилось.  И вот через века, его могучие ветви дотянулись до  ужасного и злого змея по имени Уроборос, что жрал свой хвост в наказание за гибель сотен, нет миллионом  жизней. И его, злобного и могучего существа с легкостью пробило маленькая молодая ветка, он изрёк ужасающей крик, и начел резать, кромсать все что к нему притронется, а из раны потекла черная кровь из которой начали расти растения, появляется животные, рыбы, насекомые, началась жизнь. И вот верх был заселен великими могучими созданиями, что невозможно  описать сотнями слов. Но змей хлестал свою кровь, и она попадая все ниже и ниже, где темнота побеждала свет, которую давила проклятие змея   уродовало, губило все ,создавая порочащих великое древо существ, в них не было красоты, не ума, только жажда и сила, глупость  и страх, ненависть и злость. Со временим они сгубили низ, создавая ужасные города и за это верхние существа - эльфы, гномы, драконы пошли на них войной и уничтожили все что было создано людьми, демонами и всех полукровка. Затем  люди начали молится высшим  эльфом и называть их  богами, за что и получили прощение, но не все, грязная кровь засела в некромантах, которые закрылись ото всех темнотой. Вы жившие полулюди спрятались в гнилых и белых лесах, демоны же спустились в корни, где создали свой мир. Но не что не вечно, всему придет конец. Конец поганой нежити, глупым недолюдям и  жадным демоном.

Лишь Верхние должны жить, а мы, их верные слуги должны молится и отплатить за все людские грехи.

Но мне плевать, я жил до них, я жил после них и сейчас буду жить, и сейчас я знаю правду. Какую чудесную сказку все придумали, какой мир хотят они все видеть. Добро и зло, свет и тьма, как всегда, но правды есть, но истина забыта.

Глава 1.

Тиха шла повозка, трещали колеса, гнулись доски под тяжелым напором толстого  зада, конь ревел от усталости и жажды, его голова походило на кривое изображение осла, но тело было могучим, сколько лет он нес на себе этого жирного толстосума, он помним и горе и радость и веселье и боль, все пережил этот конь, но вот его кривая рожа завопила и дыхание участилось, стало неровным  и ноги упали на черную гнилую земли, он умер.

Хозяин выполз из телеги, обсмотрел весь теплый труп, увидел белые глаза  и понял что его старая кобылка  некуда не поедет. И со зла ударил своей толстой ногой по голове, хребту после чего начел собирать свое шмотье. Его было не много, ели набрался мешок, он переживал не лучшие годы. То что было в его карманах возможно принесет ему пару драгоценных монет, но на кобылу, даже самую паршивую, не хватит.  Нехотя шли его ноги, нехотя. Все тело застилало потом, руки немели. Пройдя  полдня он остановился возле небольшого черного дерева с яркими  красными листьями, возле них всегда было душно, но зато безопасно, не какая дрянь даже не посмеет посмотреть на столь великое дерева, дерево Снов. Он уложил свой мешок под голову и сладко уснул.

По улице города Сумрак шел щеголяя собой молодой купечий сын, лишённый всего, ни дома, ни денег, только вороной конь, да телега. Набрав долгов, он лишился на опасное дело, дело которое не кто не брал, да и не взялся бы если бы не куш столь большой и желанный. Он шел по улице радуясь, зная что все у него выйдет, что все пойдет по плану и разумеется принесет доход. Все смотрели на него с презрением, гнилой зависти, они жившие в гнили и тьме видевшие только себе подобных, смотрят на него словно на демона  в какой то  противной светящейся рясе, рясе что сжигает их так привыкшие к тьме глаза. Но вот он пришел к  трактиру, гиблому месту, и исчез с их глаз. В трактире было так тихо и спокойно, что все пьяные не замечали  того зверство что творит трактирщик с его дружками, он просто резал и выбирал, самых сильных, ловких, и его парни их уносили в темноту подвала. Посмотрев на всех он нашел то  тело которое искал и поговорив с трактирщиком, унес его.

Проснулось тело уже на повозке, с криками и просьбой раздолбить его голову, либо принести еще.  Осознав что он не в трактире, он огляделся и увидел того кто устроил ему столь прекрасный вечер, но так же три дня адских мучений в Белом Лесу.

Выпав с телеги, проблевавшись, осмотрев где он, они только подъезжал к тому злощастному лесу, он осмотрел телегу, увидел груз, там было два коренастый пацана, связанных, и один непонятный полукровка, оно ели дышало, тело было словно гнилое, а глаза были словно Божьи, словно самого эльфа. Он посмотрел на добро  и забрался, нечего не сказал, они поехали.

Ехали они быстро, не замечая боли  и страдание того малолетнего ,  оно гнило, руки словно  вот- вот отвалившиеся тянулись к чему то, к чему то белому и такому прекрасному, оно было в бесконечной тьме. Оно сияло в нем, оно было великим. Их было сотни, тысячи, миллионы, они святили так ярко, и так прекрасно. Он их не когда не видел, он  их не познавал, все было словно сон из которого не хотелось возвращаться, но его веки тяжелели, глаза наполнялись красными слезами, а голова изрыгала пищавши визг умирающего ребенка.

После телега остановилась, оба перебрались назад, один начел трогать,  щупать, другой следил, его орлиные глаза казались мертвыми, убитыми. Он словно глядел на себя и с каждым ударом тяжёлой дубины о ладно, было понятно что удар по ним, беспомощным рабам, будет смертельным. Они сидели, словно мертвые, лишь изредка поднимая свои груди.  Другой, торгаш, щупал пульс, смотрел глаза, трогал гнилые руки и слега дышащею грудь, оно кряхтела, ныла. Но его глаза словно говорили: «ты будешь жить, не беспокойся». Они  были так чисты и добры, словно  спасителя, его руки словно боялись прикоснутся, что то тронуть лишнее, случайно убить его. После осмотра, он подошел к демону, истязателю и ели слышным голосом промолвил ему.

Он сначала подошел к двум, проверил веревки, удостоверившись в их прочности, и то что тела эти не чего не предпринимают, обернулся и начел развязывать руку полукровки. Оно было маленькое, детское, слабая как бута вот- вот сломается и его берет жилистая крепкая рука, затем вторую и ноги. Развязав, он взял его, на руках и ногах были темных гигантские черные пятна сливающиеся с тьмой этих мест, делая кисти словно парящими, он нес его недолго, десять, пять шагов. И каждый шаг делал лицо этого монстра, демона более живым, страдающим. Он словно не хотел этого, но злой рок заставил, лишил выбора, и вот пустота, черная, не промежная тьма, что заберет то чудо, то непомерное чудо жизни. И вместо того чтоб кинут туда его, он плавно, словно родного положил на край этой тьмы. И когда мир словно дал шанс этому существу, нога его забрала, нога монстра, чудовища, что смотрит своими искренне злыми глазами. Оно исчезло, оно пропало, а торгаш, смотрел  и думал, думал и смотрел. Его мысли были опечалены такой утратой, утратой денег, но путь есть путь и иногда товар портится в пути. Он взял его никаким, да и знал что полукровка, первичного поколение вряд ли доживет эту дорогу, но все же жадность сыграло свое, и сейчас эти буквально несколько золотых монет, демонической отбивки исчезли из его рук, какая утрата. Но вот проводник на повозки и они едут дальше, дальше в глубь этого Белого леса, леса тварей, монстров, где слабого сжирают, где сила имеет значение и только она, где племена орков, гоблинов сжирают друг друга, где мир – эта бойня.

Проснувшись, торговец ощутил ужасную боли и удушье, голова вот- вот скрипит, а тело   словно слипшийся комок тесто начало попытки подняться. Рука онемела, голова лишилась столь хороший подушки, она лежала  рядом, но растормошённая, а карманы вывернуты. Он не мог шевельнутся, странная боль в животе мешала, да и его почему то еще сильнее тянуло в сладкий, хороший сон. Глаза не чего не видели, только уши слышали смех, противный, но такой знакомый.

Глава 2.

- Слышали, разбойники совсем обнаглели – говорил черномазый  человек.  – даже по деревом Сном режут.

- Ну режут и режут. – говорил молодой парень, с богатым на вид одеждой. – всех режут, время такое.

- да мой господин, но все же может…

- даже не подумаю -прервал он его.-  мы едем и точка.

- но там не безопасно, что то назревает – и продолжал шепотом – полукровки вновь  замыслили недоброе.

- да эти отбросы скоро передохнут, не бойся. Сумрак надежная опора. – не обращая ни никого продолжал он весело горланить и пить, и смотреть на прекрасную танцовщицу. Ее глаза возбуждали страсть, тело говорило  о порочном, но ум юноши был все же забит другим и даже женщина не помогла забыться.

Он должен служить, служить свои десять лет и защищать Сумрак. Как его отец, убитый при десятой осаде, как его дед убитый  при попытках прорвутся  небольшого отряда полукровок. Он должен служить и либо погибнуть или... он даже не знает или, ведь все погибали там, весь его род. Но опозорить его нельзя, нельзя не при каких обстоятельствах. Ведь маленькая надежда,  маленькая жизнь родилась, и его наследник понесет это гордое имя Редрейсера по миру. Да. Он должен приехать, должен отслужить и вернутся.

Голова все же увидела ту красоту и была очарована ей, все мысли испарились, мир все же заблестел красками, только слуга, старый верный слуга, служивший его отцу знал, что парень не вернётся, да и ему наверно суждено погибнуть, но сын, что шел с ними, вернется, обязательно вернется, что бы ему это не стоило.

Ночь кончается приходит день, семь лун  уходят чтобы принести бледный блеск гигантской звезды по имени солнца, что приносит жизнь и процветание всему живому, всему сущему. И если день дает нам жизнь, даже в такой захудалой таверне, то ночь отнимает все и лишь крики и вопли рыщущих тварей  заставляет всех сидеть тихо, даже наслаждается в тишине. Особенно в такой границе то Белых Лесов. Их ужас не с чем не сравнить, там не живут, там лишь убивают, там нет ничего правленого доброго, лишь монстры и демоны, что сожрут тебя  и твою душу. А белое дерево сожрет остатки. Такое красивое, но отравленное гнилью своих обитателей – Гоблинов, орков, троллей и остальных полукровок. Так же невообразимые монстры обитают там. Чего только стоит василиск, существо что взглядом заставляет тебя оцепенеть. Его уродливая и порой кажущемся смешным внешность, особенно тем кто судит только по рассказом, заставляет вылезти из твое маленькой глотки невообразимый крик ужаса, перед смертью конечно, лишь единицы выжили и то обезумевшие. Но их помешательство не мешало им вспомнить то существо, то поганое существо. Все как один видели гигантское смешение петуха и ящерицы, с клювом и острыми как бритва зубами и когтями на крыльях. Его местами оперение, местами непробиваемая чешуйная броня, его едкий, ужасный взгляд, что пронзал все,  от головы до пяток. Все это они запомнили, и только это и твердили, твердили поднос пока их не убивали.

Так же много кто слышал пронзительный, ужасный голос, противный, жуткий, он режет ухо так что заставляет просто вонзить себе кинжал в голову. Но все же те кто способен удержатся, те понимают что такое страх. Перед ними либо появляется их ночной кошмар, либо чудовища немыслимых размеров. После либо смерть, либо ты очнёшься, очнёшься по среди заставы, или на башне города.

Что же в белом лесу, не кто не знает, но иногда он кажется живым, и к кому то относится с лаской, словно любимому дитя, а порой сжирает и ни оставляет нечего, и признаков твоего существование. Такое должно быть надежно охраняется, чтоб  никто и ничто не пробралось дальше. И так во временна второй эпохи, эпохи Эльфов, был построен великий город что защищал верх от этого. И за все эпохи не одна тварь не выбралась из белого леса. Город  назвали в честь многих героев, воинов, но после тысячелетий город пришло другое  название, город Сумрак. И туда, в этот бесконечный  сумрак направлялся после веселой ночи рыцарь с двумя боевыми слугами.

Одет он был не как в таверне, не красочно и богата, нарочито выделяясь, он походил на война из бедной семьи, ни роскоши, ни цвета, все ушло, было там, стало бесполезным, ведь не на смерть идет, все было сложено и несла  его верный слуги, в повозке, где было его большая часть обмундирование. Сам он ехал в кольчуге и шлеме. И планировал надет доспех только приближаясь к городу. До этого вся защита оставалась на охране его верного слуги. Он был   одет довольно просто, тоже кольчуга, старая, прошедшие много сражений и копье, что пронзало всех его врагов.

О чем думал старик. Он знал что переубедить своего господина было невозможно. Долг есть долг. Старик прошел все что было с его отцам, поэтому он знал что на службу попадет, не было выбора. Но что сделал молодой господин, это не простительно. Сын, любимый сын. Зачем...  он должен был жить, но его оправили на смерть, в ад.  И тут голос:

- долго еще, не пора ли одеть доспехи? – спрашивал господин, в его голосе было что то благородно- смазливое,  так нравившиеся девушкам, что его они просто бросались от несколько умелых фраз.- или До Снов дойдем, что так же прирезали?

- нет, мой господин. Еще рано. Лучше в город или перед переправой.- в голосе было только покорство.

- Коль так, то так. – какое то разочарование было в его голосе, словно он планировал быть в своих латах возле переправы. – но вразуми. Что там такого, что все боятся служить там, ты пережил десятую  осаду и жив, а ты так ноешь о сыне.- и подумав -тут только я рискую головой.

-нет мой господин. Здесь вы не правы. Я пережил лишь по чистой воли Эльфов, то был ад.

- А мой отец, твой господин?

- там не помогла бы и Эльфийская воля. Куда он попал, когда мы разделились. -  глаза горели ужасом и страхом -Там не кто бы не выжил.

- Выжил- с настойчивостью начел господин- выжил, если бы у него была твоя удача. Ты ее у него отнял, за это ты и умрешь в этот раз. -в голосе была ненависть и страх, но после  успокоившимся голосом продолжал -но перед этим послужишь мне немного.

- Разумеется- весело ответил он

-и твой сын так же. - говорил он себе поднос,  но  слуга его слышал - За это ваш род должен умереть, за смерть отца, за жизнь твою.

Он не чего не ответил. Только сильно сжал копье, а глаза налились ярость, но господин уже отъехал, не видя всей его злобы.

Переправившись через реку, такую бурную и  ярусную ночью и такую спокойную и добрую днем.   Оплатив эти услуги, они решили передохнуть.  Река начала усиливать свой поток, переход становился все не стабильней и опасней, но люди все переправлялись, пока плот не перевернулся и  унес трех людей. Это заставила  убрать плот,  к тому времени река разбушевалась так  что даже плыть было опасно. Лорд смотрел и не думал о городе, он наслаждался хорошим, даже прекрасным мясом зайца, пойманным его слугой. Река бушевала, думы были спокойны, но глаза горели ненавистью, но ум был спокойный. Завтра, завтра они будут там, где то  к полудню. К полудню он увидет могилу отца, деда, всех его предков. Завтра. Глаза горели, глаза бушевали, но ум был спокойный. Он приказа искать ночлег. Старый слуга знал что тут есть пост, небольшая застава, там можно и заночевать.

Ночевка в этой заставе была  довольна приятна для рыцаря, его приняли как хозяина, все здешние были слуги, все одного рыцаря, что пришел сотни, может тысячи войн, единственный рыцарь южной стены. За его поклонный возраст и боевые заслуги его направили на самый безопасную заставы, или даже только его слуг. Он прожил три больших осад, и одну крупную войну с демонами. Да и слуги были рады свободному часу отдуху.

Ночь была тихой, спокойной. Ни один купчей морды, ни одного патруля, все словно передохли. Лишь мрачное бледное сияние звезд заставляло видеть глаза темные фигуры чего то непонятного, чего то рыщущего вокруг и желавшего сцапнуть кого то. Под утро всех разбудил жуткий крик, крик боли и страданий, то был неудачный купец, пытавшийся прошмыгнуть через заставу, как пришел рыцарь, рука его лежала в грязи и он стонал, прося свободы. Осмотрев его груз, пара рабов, что и выдали его и что то из гномовских ремесел. Поняв что не чего нет, он отдал груз слугам, и те получили деньги и радость. А сам срубил голову работорговца своим прекрасном мечем. После он надел свои лучшею кольчугу с золотым орнаментом, перчатки, что блестели серебром, и полузакрытый шлем с прекрасным золотым орлом. Своим слугам приказал помыться, одеть кольчугу и готовится к выходу. Все трое были на конях, сын Лирик, нес лук и стрелы, был великолепным стрелком, Отец его Симр, прекрасно владел копьем,и двумя руками  нес свое  чахлое копье. А сам сэр Редрейсер нес украшенное копье и меч. Он словно готовился умереть, словно он пошел  в последний поход. И вот он под ликование, топот грохот он прибыл в Сумрак, место гибели его рода и начала новой, непредсказуемой эпохи.

Глава 3.

Три рыцаря шли на охоту. На зверя дикого, лютого. Что пожрал трех слуг, двух коней и неизвестно сколько черни. Один потерял слугу, другой женщину, ну а третий шел за славой.  Руки их дрожали, но с каждым шагом их желание, их стремление двигали ноги все быстрее и быстрее.  В руках у них было шесть копий, два лука и три золотых меча, что должны пронзить эту тварь.

- Ну, кол все язык отпустили, скажу я. – голос был пропитан мудростью и старость, хрипел так что часть слов превращалось в такую кашу что разобрать ее мог только те с кем он пришел, и прожил не малу лет и поэтому чтобы все его поняли, всем кто сидел возле кострища, переводил парень молодой, чем то похожей на него,  с такими же голубыми добрыми глазами.-  тут нет часов песочных, да и луны появятся только утром . Смотрящей или как по-научному дозор ночь всю будет стоять, причем трое.

- с тобой не кто и не спорит, только кто? – спрашивали сильные руки с острым носом как у какой то дивной птице – ладно два молодых, но третьи…

- нет, Лучника нельзя, он должен зорко смотрел и выполнить свою задачу на охоте.

- ну тогда кто? – стал вбиваться в заговор третьи с маленькими глазами, что не уведёшь при свете огня, превращая его в безглазого. – может те кто меньше пользы завтра принесет, может вы старики? Все равно помрете, сколько вам, сорок?

- Кол так, то я стою, сила у меня есть, только уши свои я проворонил,  дивный крик Монстра их забрал. – говорил он не перебивая дыханием, его  большие несомненно глубокие глаза и сильные руки говорили то что он управлялся с луком. Все на него смотрели, на эту гору мышц и славы, но оспорить его не кто не мог, ведь слушать он бы не стал, да и не мог.

Так как вопрос с лучниками отпал сам собой,  оба встали на дежурство, обоим предстояло  тяжелая, просто невыносимая задача, но ночь для них была спокойной, только пару раз пробежалась животина. Оба раза были кабаны, с большими кликами и совершено слепые. Они чуяли свою смерть и прошли оба раза мимо.

Лирик не знал что его ждет, знал лишь отец, что бывал на подобной охоте. Бессмысленная слава и такие же жертвы. Герои что принесут труп добычи и славная, но ненужная пьянка, что заберет еще пару черни.

Слова, все это слава, думал Лирик и не слушал, не думал о просьбах и мольбе отца остаться в городе. И    то что он лучник, то что его стрела должна вонзится в глаз этого монстра и спасет сотни жизни, эта стрела и его сила, точно  спасут всех. И вот ночь прошла, спокойная, мирная. Глаза Лирика держались, а ноги спокойно и точно ступали по следу дикого зверя. Рыцари спокойно ехали на своих  конях, мощных и грациозных. Они были чутка пьяны, глаза горели, а головы кипели, кипели от вина.

Прошагали полдня, ничего кроме слега свежих следов, словно зверь знает, знает и следит за охотниками, ищет,  место и время чтоб полакомится своей жертвой. Было уже время к ночи, когда они забрели в рощу бледных деревьев. Там всегда опасно, всегда может попасться какой то огр или кучка гоблинов. Словно оно манила суда, словно здесь их ждет. След оборвался возле старого и могучего дерева, что звали пророком, и  было священно в давние, темные времена. Глаза, красные ужасные глаза смотрели на Лирика через бледные ветки, через черную не пронзительную тьму. Оно смотрело, оно чего то ждало. Лирик не ждал, он натянул свой длинный  лук, прицелился, всего  нечего, подумал он, попадет. Стела скользнула и  что то скребнуло. То существо, словно не заметила, смотрела. И в друг все замерло, время словно застыло и  из ветвей послышался громкий и ужасный рев, он оглушил некоторых, некоторые подняли копья, а рыцари достали свои золотые мячи. Обо лучника смотрели этому чудовищу в глаза, оба знали свою цель, обо промахнулись. Лирик из -за страха, Лор из -за большой сухой ветки что попала в его руку. Те кто знал, те понимали, те кто видели просто молились за жизнь свою. То что перед ними появилось из гущи веток и тьмы, было само порождение зла, боли  и страдные.  Оно было в два  - три раза больше человека, с мощными зубами и когтями. С головой похожей на ящерицу, но телом походившим на человека, но с большими отростками на спине. Теперь эту тварь нельзя было просто убить, ведь она видела что и где тут находится, то что за ней охотиться тех кого оно ненавидит, тех кого призирает. Словно застывшие ребенок перед  игрушками с гримасами ужаса и страха она начала свою игру в куклы. Словно нехотя она пропустила двух неудачников и пошла  ломать маленькую, хрупкую фигурку старика. У нее не было ни ножа, ни копья, ни тем более меча, только дубина, что ломала кости и рвала плоть старика. Молодые, те кто держали копья, просто беспамятстве били ими и ломали их от шкуру этой твари. Старики же стояли в сторонке, ждали возможности, той чудной возможности ударить в маленькую, ели заметную полость возле левой и правой лопатки, но существо било и било, било и било превращая старика в кашу. Те смотрели и им всем становилось тошно, противно, словно жизнь одного из них, совершено такого же попросту уходит, словно его жертва была напрасна. Рыцари разъезжали и махали своими мечами,  били по голове, туловищу, но то существо не замечало этого оно била и била. Лирик наконец очухался и натянул тетиву, и в этот момент все в его глазах застыла. То существо била и била,  рука словно превратилась в камень, и смотрела туда, куда повернется голова того чудовища. Ошметки крови застыли в воздухе, стон умирающего старика, его старик стоял рядом с тем чудищем, словно зная что оно будет делать, он стал  тем  кем был, тем кто не когда не промахивается. Лишь голова закрутилась, лишь маленький сдвиг мускулов пошел на его шее, рука отпустила стрелу. Она летела не долга, глаз и не заметил этой стрелы, но затем боль окутала глаз и зверь закричал. Оно посмотрела на стрелка и словно не замечая не чего пошла на стрелка, тем самым предрешив свою судьбу. Что то острое вонзалось ему в другой глаз, и вновь крик и стон, вновь боль и страдание, чудовище что в темноте превосходно видит не может ориентироваться на слух или запах, оно словно потерялось, и начало кидаться вовсе, что было рядом. То копье что вонзилось, того человека, что вонзил, оно разорвало копье и руку, далеко откинула старика и пришибла пару других копьеносцев.  Но со временим те оставшиеся пробились через его кидание  из стороны в строну и пронзили эти слабые места и словно прибили к дереву, мудрецу, где рыцари начали свое дела.

Каждый рыцарь имел десять ударов, голова того кто отрубит ее, смерть твари не важна, важно то кто смог отрубить эту могучею голову. Пока они рубили  слуги держали, с окровавленными руками, сломанными костями и невозможной болью. После шестого удара Сэра Логбета, голова твари слетела, что означало присвоение трофея.  Смир легко отделался, всего три ребра и рука осталась  твари, трое других, кому пришлось усмирять не повезло,руки ломило от боли и страха. Так они вернулись, без копейщика. другие твари не успели к большему ужину, но то что осталось, их вполне устроит.

"Прошлое в прошлом, но не забудь свои корни. Когда время или жизнь твоя будет решатся он поможет, он не забудет доброты как мы. Просто  дай ему свою доброту. Две фляги воды и пророк отплатит за них. Не зная когда, не зная где. Он вернет долг."

Вспоминая это, вспоминая эти слова его фляга наклонилась и вода побежала в землю, впитываясь в могучие корни порока.

- Услуга за услугу.- прошептал он и исчез в тумане прошлого, будущего и настоящего. – услуга за услугу, услуга  за услугу…- его рука дрожала, глаза смотрели на столь могучие и злое божество и хотели сбежать, но голова прибила их и заставляла смотреть, а веки не закрывались.

Он делал зло в своем понимании, но слова мамы, ее доброй и заботливой мамы. Ее добродушных ласковых слов, что несли ужасную и богохульный смысл, нет, забыть их он не мог и фляга пуста, а зло запомнило его. Как его Маму, старшего брата,дядю всех кто поливал его корни, давал живой напиток и просил услугу. Только все это не важно, ведь все они уже давно мертвы, все они спят в корнях  пророка, что исполнил свою услугу. И закопал их отец и он, любимый сын, младший брат и племянник. Сын что  не сотворил зло тогда, но сейчас само зло просит сотворить его.

- Услуга за услугу, услуга за услугу. Живи и помни это. Пророк.

...

Все кто находился с ним в тот момент, знали о зле. Знали, но молчали. Словно оно было необходимым, словно оно их спасет, даст возможность в отчаянье, но не кто не осмелился повторить, зная что того ждет. Господа  были заняты головой, отец лежал без сознание, в чей то крови, и его рука, вся избитая лежала возле него. Он не проснулся и через три дня, лишь через недель его глаза открылись на миги голос издал крик боли. Так продолжалось около недели пока голова не пришла в рассудок. Его глаза вновь увидели тот ужасный потолок, что видят лишь раз перед смертью или свободой. Его тело было в боли и страдании, но его господин словно смеясь над этим сказал:

- Верен мне до конца?

Он знал что его рука легко подымится на ели живого слугу, и что жизнь его предрешена. Лишь в одном у него есть выбор. Сейчас или продлить мука. И улыбнувшись он ответил уже на подымающейся меч.

- Верен до смерти. -промычал его голос.

- Ну,- огорченно опустил рыцарь  свой меч – служи до смерти.

Глава 4.

Каждый день, либо смерть, либо жизнь. Нет другого выбора, только идти или стоять на месте пока твой холодный труп не сожрут звери. Идти по темным каменным коридорам к блеклому свету лун и звезд. На стену что тысячу лет защищает нас от темноты и боли, от демонов и нечестии, но забирает десятки, а порой сотни доблестных и сильных рыцарей и бесчисленное количество черни. Тот день когда я прибыл, был первый день моего ада. Словно из пасти тьмы в меня выплюнули два десятка нечестии, и не успев я прибыть как мой конь помчался к врагу.

Я в конном строю, мчусь на врага, перед домной лишь поле,  на нем нет ни единого  растение, только камни белого цвета,  а впереди враг, нечисть, монстры, смотрят на нашу маленький отряд в котором десять благородных и великих рыцарей   . И вот сто шагов до этих шавок, в них нет страха, только ярость  и злоба что вот-вот пронзят наши копья, лиша их жизни и страданий. Я слегка даю  своему коню разгула, мы все едины в своих мыслях и действиях, и перед сорока они словно зная, словно  пытаясь минут  того ада что их ждет, они скрываются в бледных лесах, вся шваль сбежала, не дав нашем копьям убить ее. Это позор, для меня и всего моего рода. Нет, мой клинок должен быть окровавлен, мое копье должно пронзить кого то и мои ноги дают по шпором и конь погнался за тварями в лес, двое моих тоже поскакали за мной.

Преследовали мы их по темным, жутким лесам, в которой не один человек по своей воле не зайдет.  То неведомое дерево, то зверь, такой знакомый, но совершенно другой, то глаз нет, чего то больше, ног или лап. В первые я там увидел тогда шестиногого волка или оленя с двумя парами рогов и с длинным рогом на носу. Все это не удивляло, не поражало меня тогда, ведь цели мои были так близки, в двенадцатью шагах от моего копья, не больше не меньше. Мой старый слуга что то кричал, но кровь должна быть прольёте, либо имя моих предков будет опозорено. Он кричал, что то о ловушке, о безрассудстве, но все это его страх, ничтожества, что выжило на костях моего отца. Что с него взять, слуга, что не знает истины, цели своего господина, Рыцаря. Его сын и то лучше, не словно не проронил, лишь следует, натягивая тетиву моего лука.

Сколько мы так преследовали, не возьму в толк, но крови все же напился мой клинок.

Когда конь,  проверенный и надежный начел уставать, моим глазам открылась тайна их глупости, они планировали заманить в лес и убить там, но моя кровь не позволило это  сделать. Их ножи не пробились сквозь кольчугу, их стрелы не достигли моей головы, удары их лишь разгневал мое копье, стрелы их стали их погибель. Троих мне удалось проткнуть, двое сразу же и погибли, двоих мой лучник пронзил стрелами, и только старик не кого не убил, чем позором обрек свою голову. Но его знание все же дали нам выбраться из леса, из жуткой могилы моих братьев, и то что могло убить их.  То что открыло мне, ужасы этого нечистого, гнилого  народа. То что они творят, искалечивают и показывают всем молодым губит их дух, но мой они не сгубили.  Он лишь  ударился в гневе. После я узнал, что твари что затеяли всю  эту бегатью,  зовутся гоблины, их подвид, но это только начало, только начало пути что мне открылся тогда. Никакой пощады во мне и в тот миг  не осталось. То ужасное дерево с головами, то издевательство над моими братьями. Нет, оно не простимо.

....

Глаза мои тошнили слезы, рука ели держалась на кости, а звонкий голос прокричал о кончине моего имени.

Тот день был прекрасен, с соглашения должен был впервые отправится на заставу, особенно нижнею, что считал я то благом для себя и для свой семьи. То что часть моих слуг были уставшими, от долгого перехода и желали отдыха, меня не волновало. Со мной отправились три старших брата, и самый младший здесь находился уже год. Его кольчуга, слегка помятая, но целая говорило о его силе и храбрости, но то что у него не было слуг, немного пугало. Он не назвал своего имени, не кто не назвал. Все смотрели на мою фигуру и словно что то искали, но я не чем от них не отличался. Но их пронзительный и злой взгляд словно насмехался над домной, что непомерно злило меня. Другой брат, с тремя слугами, одетый частично в латный доспех, на нем был лишь панцирь и полуоткрытый шлем, начел оглядывать моего коня и слуг и сказал:

-Не лишись всего этой ночью, может отслужит два года.

- Хм, нет мой друг. Вы здесь не правы – заметил молодой – год, максимум.

- От чего так – удивлённо спросил более опытный друг с долей улыбки и назревающего спора. – не ужели вы не верите в нашего брата?

- в брата Верить положено, но помогать отнюдь. А его голова точно такая же, как моя, но силы меньше. Так что год, не больше.

- о, так вы помните мои слова.- Нагладно улыбаясь начел он.

- конечно. И это заставила меня пересмотреть некоторые мои планы.

- Разумно. Возможно мои прогнозы на вас были поспешны.

-Я благодарен им.- с уважением сказал молодой брат – это ваше заслуга то что я сейчас нахожусь здесь.

- Ну, не стоит. – с явным счеславием сказал он – Ваш жизнь – эта ваша смерть. И когда я ошибаюсь – это непременно хорошо. Но с ним -и начел показывать на меня – вы не правы. Два. Точно два.

- ну тогда пари?

- на что?

- конь. Я слышал что у вас лучшие кони во всем городе.

- о-оу, но перебьёт эту ставку только ваша жизнь, вы это понимаете?

- Конечно, слова и глаза у меня точнее. И я готов пожертвовать собой. -горделиво продолжал он.

Он посмотрел на него с ног до головы и с легка расстроился и сказал:

- нет. Я отказываюсь, но если вы правы, конь будет вашем.

Их разговор продолжился, но я его больше не слушал, слишком  это все для меня стало. Но они продолжали и продолжали. Меня это возмутило, но словно что то мешало мне сказать свое слово. Словно что то ужасное и мощное было впреди и без слов говорила: «едь молча, им дозволено.» это мощь исходило от третьего брата. Он словно был стальным человеком, прошедшим что то ужасное и неминуемое.

Его доспехи словно сковали его, не было нечего человеческого в нем, ни лица, ни ног, ни голоса. Он словно живая сталь не замечал пролитых слов, ни моего присутствии.  С ним было четыре слуги, двое на конях и двое вели трех коней. у среднего, по мне стальной был страшим, было только два коня, а младшего и то один. Меня бросало в дрожь, но я был рад такой компании.

Капли живой воды пролились на нас  с темного неба,  чернота мешало видеть, но передо мной был мертвый, ужасный лес без жизни и будущего. Все в нем словно рождено было мертво и растет мертвым, очень медленно, ели заметно. Как горько и больно мне думать что эта живая вода так и не попадет в верхние миры и ее поглотит эта гнилье. А мой народ умирает от жажды и тонет в крови  женщин, стариков и детей. Уроды, упыри, все бы сделал чтобы резал и резал их, но долг есть долг. И капли живой воды падают с неба, освежая мою голову. И глаза мои наконец разглядели  место прибытия.

В начале я увидел стену кольев, метров два высотой и небольшой ров в котором были слуги, они что то доставали из него. Я не придал той возни никакого внимание, но Братья смотрели на эту возню мошек так, словно это значило что то важное. А тем временим перед нами была застава, что держала  одну из нижних дорог, что на севере. Представляла она небольшое деревянное укрепление, с небольшим шатром   в центре. Вокруг шатра размещались как раз эти колья, местами вплотную, а где то и три лошади могли разъехаться. Конюшня, ну по край не мери то что ей называлось, три палки и рваная ткань, была более или менее для такой заставы, в ней было три лошади, наших товарищей. Старые, чего то пуганые и готовые бежать, но державшиеся благодаря маленькому слуге. Он был не выше пояса, с маленькими рученьками и большими пальцами, словно нечеловеческими. Голова была такой маленькой что казалось что ее нет, но присмотревшийся, я увидел ее. Черноватую, противную голову гоблина.  Моя рука была легка на токую падал, и он не заметил как его маленькая голова упала на черную дряхлую землю. Затем явились братья. Их не удивил мой рассказ, они лишь посмеялись и зачем то Средний брат  сказал мне готовится платить. Войдя в шатер я поныл  почему.

В шатре было двое наших братьев, разгульно выпивавшие вино. Они оба с большими противными бородами  и крупными черными синяками на глазах разговаривали с чем то очень длинным. То держало кружку вина своими длинными тонкими пальцами и на голове его виднелись наросты, то был демон. Он не смеялся, не показывал вообще не каких эмоций, он говорил  сухим, ужасно низким голосом, а братья смялись и чему то радовались.

-Господа, Рад видит что вы живы.

- Да чего там, вот такой был,- показывая руками выше себя - а я его по башке и он полетел, а его гнида за ним, че то пищала- не замечая продолжал он свой рассказ, демон слушал и похлестывал вино.

- Господин Дрин таких средних не бывает – перебил его средний Брат. -и мы приехали.

- О -о мой старый друг -увидев его он шатаясь подошел и обнял его. – Че так долга сер…

- Без имен. – закрыл он ладонью смердящий рот.

-Ясно, новичок, пусть учится, пусть знает что такое ад, пуст Сдохнет здесь и воскреснет… или нет -начел показывать что то руками и смеяться.

- Да, мой друг, пусть, а как ты пройдешь Ад, увы я не знаю.

- Вернусь, вернусь с нами во кто  - и показал на ту тварь.

- Так вы не остаетесь Господин Лорморт – с уважением обратился он к этому демону.

- Нет – прозвучало так низко и жутко что мое сердце на секунду остановилось – товар ждет и времени нет.

- Вот Видит, какой он человек, вино привез, и сопроводит нас, словно сами Эльфы благословили его!!

- успокойся, вы пьяны, мой друг. – сказал средний брат -и таких слов много кто не потерпит, особенно ваш друг. – указывая на демона.

- Простите, простите ради эльфов, не со зла, но слова вы мой надеюсь поняли и это не оскорбит вас.

- не бойтесь -вновь тот голос – не первый раз с людьми работаю. Но прошу. Не сравнивайте.

- да уж – тут присоединился младший брат – тут мы огорчим нашего друга, так как у нас недобрые вести.

- какие?

- понимаете, с нами новичок. А о вашем визите мы не знали. Ну, вы понимаете…

- ну тут мне все ясно. Раб за  Раба.

- отдавай одного слугу, работящего, понял -  шепотом говорил Средний брат

- это все понятно. А компенсация?

- не нужна,  ваши друзья меня сегодня очень порадовали.

- отлично. На том и порешим.

Не долго думая моя голова решила  отдать  одного из самых глупых, ненужных слуг. Он не владел оружием в тои мере что бы быть со мной, но превосходно готовил.  Ума ему конечно в чем то не хватало, слышал били его знатно по головушке, так что готовил он хорошо, но  много чего портил и желание его оставлять при себе у меня не было.

Глупый большой нос, неуместно кривые  зубы и глаза что смотрят в разные страны, все в нем было мерзко, противно.   Он смотрел и словно ждал моего слова, моей воли. При этом словно на что то надеясь, словно это была шуткой или недоразумением.  Слугу, что по словам  достойно служил всю  жизнь мне, отдают демону, не как слугу, не как человека, а как вещь, раба.

Мои глаза, моя рука дрожала,  губы слегка промокшие дождем выдавали честную нечем не противную улыбку. Но при этом смотря на пустое, черное лицо  улыбка превращалась в фальшь, а глаза горели ужасом и страхом. Ветер жутко злой, дул мне в лицо, превращая мои глаза в узкие дырки из которых невозможно было узнать правду. Но в тот момент как я услышал этот низкий голос, они все ему  сказали:

- Не пойдет. Беру Лучшего.

-По-позвольте. А чем он-н плох?

-Я сказал Лучшего – его рука прошлась по лицу, оставляя красную линию – это не Лучший.

-Ноо… - его рука начала давить сильнее- я вас понял.

Словно жебцов он смотрел  и выбирал. То руки слабые, то нога больная, из шести слуг моих, он выбрал самого сильного и знающего. Того что жизнь мою спасал и был мне важен. Я не спорил, боялся. Вертер не дул мне в лицо, но глаза мои были закрыты и от того что  отдаю верного слугу. Того что мог бы назвать моим  щитом я потеря сейчас.

Они ушли в полдень, когда луны светили  ярко и дорога была более или менее видна,  два рыцаря и трое слуг, все побитые, один без руки и ели держащейся на ногах. За ними словно издеваясь шел демон, на своих двоих, как слуга, холоп и не трудясь догнал двух рыцарей и словно начел ехидно смеясь над чем то или над кем то своим разговором. В тот момент мои братья казались чем то противным, убогим. Они словно чего то боялись. Заставляя своих слуг  бегать, к чему то готовится. Не сообщив мне. Словно я им некто, словно слуга какой то, что  должен выполнять  не по слов, а по делу. Но  мои слуги бегали, делали то что от них требовали, и чем то были озабочены. Я вошел в шатер, там сидел младший, в руках он держал свой меч, он словно от чего то был весь на взводе и  меч его, в двух местах чуть не сломанный,  был в позе мольбы о спасении.  Моя голова все сложила еще тогда,в той беготне, но ответ я хотел услышать от братьев.

- Брат, мы не смерть попали?

Он закончил молитву. Положил меч в ножны. Встал, отряхнул сено и сказал:

- Нет, мы  попали на бой.

Словно не чего не замечая он вышел из  шатра и в него вошел  Железный брат.  Не сказав не слово  он сел на пол, на котором было только грязь  и сено.  И поднял меч  выше головы и начел молвить.  Его голос  был хрепым, жутко противным, слова словно превращались в бульканье  какой  то  твари. При этом голова его была направлена на меч, старый, острый меч, что прошел много боев и зарубил тысячи. Доспехи его были прекрасны, словно светились в огне   костра. Что горел  ярко и давал веру в будущие в этом темном прогнившем месте. Он читал ее час, я не мог оторвутся от его вида, все смотрел и желал себе защиты, той что была на нем.

Но его бульканье закончилось и он не замечая  моего взгляда встал и исчезла та сила, пришла доброта.

Средний брат удивился, но  не сказал ни слова. Встал  в туже позу и молилися без слов, просто его губы шлепали воздух , голова думала, думала  о будущем, о  прошлом и  пыталось забыть настоящие. Его вид придавал уверенности, но всего немного времени ему потребовалось для молитвы. Я не успел опомнится как он стоял перед мной и сказал:

- Твоя очередь,  -и хлопнул по плечу, не стальной рукой командира, как старого доброго приятеля, с кем вот-вот окажешься на пороге смерти.

Я подошел к тому месту, где молились братья,  не чем не особое место, только же сена, сколько и везде. Но мои ноги плавно легли на туже вмятину, что оставляли мои братья. Мой меч, новый, не познавший еще крови врага словно превратился в путеводную звезду, звезду что охраняет, защищает меня.  Я увидел бога, бога что спасет нас, нас всех – Братьев и меня. Все это он  -он, мой меч. Я говорил, я молился ему, просил защиты, силы, храбрости. Я словно был кем то другим, чем то стал, кем то. И вышел уже тем самым, тем самым Рыцарем, но еще не братом, живым, но не признанием. Все мне стало ясно, я должен быть  признан, должен и тогда я стану братом их.

Начало, для кого то конец , произошел в тот момент когда моя ладонь дотронулось до шатра. Стрелы летели, неся смерть  и боль. Они приземлились так близка и так далеко, но глаза в  закате луны и сиянии звезд видели их. Я не секунды не дума побежал к чисто колу, там стояли все мои слуги, держа оборону слева, Железный брат брал нижнею стену с двумя, средний  со своими  держал правую строну,  Младший держал верх, с двумя слугами Железного. То что на меня двигалось, было толпой, массой живой плоти, гоблинской плоти.  На них  не было доспехов, лишь кожаное подобие брони, без лат и даже подобие кольчуги. Словно все железо было пущено на меленькие острые клыки что держали маленькие руки. Высотой они тоже были обделены, пол роста человека, но бежали они ровно, словно волна, на смерть и боль что несло наша оборона. В первые они захлебнулись на волчих ямах, их было так сказать три на мой стороне, ну про крайне мери три сработало так как надо. Дальше небольшой ров, что делал колья  для них не преступной стеной, а дальше я с моими войнами, что стреляют, швыряют камни по ним. Около 30 минуты длился их бесполезный натиск на нашу стену, после все что осталось убегало  прочь, неся свои гнусные жизни. Но затем натиск пошел на Железного брата, там все длилось больше, кровавей, его меч, окровавленный кровью затупился и словно демон он рвал эту шваль руками, пока она билась, стремилось проникнуть  к нам. Мои слуги стояли как вкопанные, словно ждали, видели следующею волну, что только и ждет пока они уйдет с позиций, помочь нашему брату. Но они не дождались, а врагам не удалось пробиться через Железо, тогда они направили удар по чистому, благородному сердцу и молодости. Крепко  они держались, но меч, младшего сломался, а средний держал и только он остался в том бою, так они отступили, не взяв пост, но сильно ослабив его. И из шестнадцати защитников  десять держались на ногах, я же затупил свой меч  кровью и спросил среднего:

-  Что дальше, брат?

Он не удивляясь промолвил:

- Это не то, что раньше, это что то  серьезное, раньше так они не воевали – спокойно, отдыхиваясь говорил он – надо в крепость ехать, это бесполезно защищать.

- Ясно, я остаюсь,  защищать -  спросил я его.

После этих слов он словно замер, сердце на секунду остановилось, он посмотрел на меня и сказал:

- Ты? Ты не вернёшься.

- Вернусь, и имя мне ты назовешь, Брат. Братья – закричал я, что все слышали.

....

Мы спешили, не видел  что было позади. Кони наши летели, отрывалась от той злощасной заставы. То  что осталось три слуги и один Недорыцарь позади нас, он обещал, пусть держит слова. То что осталось у сера Рейвора, три  хороших лошади да и двое парней  теперь его. У лорда Мордрага все слуги и лошади живы, словно сама смерть уберегла их. Хотя он сам похоже был Смертью. Не зря так его прозвали. Мы спешили, пытаясь успеть до прибытия того  ужасного удара что скоро на себе ощутит недоросль, но если выживет. Имя так уж и назову. Пусть знает что за признанье все платят кровью.

Скоро все посты прибыли в замок, многие не досчитались людей, кто то потерял как мы брата. Но все знали что, что то не так. Все видели в замке поспешно удаляющихся торговцев,  и  их слухи несли неприятные новости. Словно очень скоро суда нагрянет что то невообразимое, что то что все разрушит. Слухи говорили о армии, а кто то о монстре, но все считали дни до приход этого. Тот паренек так и не вернулся. Он  так и не узнал что такое Рыцарь, кто мы.

5 глава

- Это очень глупа и странно- рука билась от столь словно безумная, но лицо было спокойно – очень.

- Да, то что творят эти  твари не что иным как бессмыслицей не назовешь – говор его был горд, лицо слегка сморщинено от старости. – особенно с тем что делали они на протяжении веков, сейчас их безумие похоже на самоубийство.

-Да – рука прекратила барабанить – это начала, что то надвигается мой друг.  – она взяла старый кувшин и налила бокал вина – не дождался ты свободы брат, не дождался.

- Эльфы, два месяца и свобода, нет, тем тварям надо войну устроить , лишить жизни меня, старого человека. – он вырвал бокал и выпил все что было в нем –нет, не дождетесь.

- Не дождутся, - смотрел он на пустой бокал что вернулся в его руку –как я своего вина.

Все это происходила в старой каменой комнате, что  использовали для собраний  рыцари четвертой башни. Что стояла на востоке смотря в низ черной бесконечной ночи, юга мира. Впереди незримый неприятный  лес, расстилающейся на безмерных потока жизни и руша его. Только небольшой клочке ровной земли заставляет лес держится подальше от города, небольшого города, который охраняют стены, великие ворота, тысячелетние башни, чернь  и Великие Рыцари.  Только двое была там, двое старших ждавших своих  неумелых, глупых, непростительно зазнавшихся братьев.

Старший брат – Седоус, прослужил много лет, его рука была не столь сильна, не столь  грозной, но голова всегда видела путь, путь к победе и жизни. Он непомерно умен, но при этом все его слова, дело не примерно движется к свободе, к долгожданной и невозможной жизни вне города Сумрака. Рука его  не так сильна, но ум уже видит свою свободу. Его небольшие, но при этом  видные седые волосы возгласили невозможное, прожить в этом аду девять лет. Он доказал возможным отдать долг и жить свободным, только не кто не замечал того факто что полностью посидел и морщины свои он взял не в таком преклонном возрасте( 37-40 лет). Рука его не так сильна от боли и страданий, то болезни жутких и шрамов страшных, и голова лишь думает о воли, чтоб смерть не в городе найти.

Второй брат  прослужил не много,  четыре года, но для других он старшим быть давно уж должен. Ум у него не слаб, в рука сила есть, но что то все не хочет быть ответственным за братьев. Он служил  под началом Седоуса давно, ум его везде так хвалят, но не куда он не уходит он о него, словно тень своего старшего. Много кто этого не понимает, все с призрением смотрят на него. Он четвёртый год служит, но главным быть не хочет.  Что за позор, что мерзость для других братьев, но Седоус терпит и все братья терпят. Эту нахальную злую морду, что с легкостью исчезает, убивает,  призирает братьев. Ведь ум его спасает, а дела величают, а молодняк не так уж жалко. Почему Седоус его терпит, возможно из –за лучшего вина что он так легко находит в Сумраке.

Они ждут своих младших братьев, ждут и надеются что жизнь хотя бы двух была цела. Чтоб  башня осталась живой и жила.

Когда их разговор начел утихать в двери появились три брата, приклонив головы, Рейвор мягким, покладистым голосом  заговорил:

- Пост оставили, отбив крупный налет. Младший брат Тибус решил остаётся с одним слугой.  Я потерят трех,  Младший четырех, оставив мне двух.

- Нам, не тебе –перебил его Второй брат. – иначе их постигнет таже судьба, Жнец.

- Прошу, Скверна, не зовите… -  его перебил мощный удар руки в лицо от Скверны.

- Не зови меня так, Жнец, не зови.

- Простите Второй брат.-  слегка придя в себя  начел он молить.

После этого Седоус встал, прошелся, осмотрел своих, нечего не говоря, взял бокал и начел пить воздух. После поставил бокал  и злобно посмотрел на Скверну.

- Пто  то в твоем бокале пуста? – злобно сказал он.- без вина того бреда  что мне прикажут  я не переварю

- Простите. Сейчас напольную его.

Вино наполнила пустой бокал и дух Седоуса начел успокаивается, с каждым глотком его мысли очищались, с каждым бокалом становились все непонятнее  и несуразнее, но слова его было точны и правильны.

- Так, Смерть, - начел он после шестого - ты меняй того слугу, глазастого, он будет теперь на постоянке, а вы двое, Жнец с Малявкой идите выгонять чернь из города. Жнец ты знаешь кого брать,- обращался он лично  к нему - объяснишь Малявке. А ты Скверна моя за мной, будем слушать тех болванов, понятно.

- Понятно - произнесли они со злобой и ненавистью, уважением и страхом, с глубокой непримиримой дрожью в сердце.

Рейвор ждал своего Молодого, неопытного  брата, служившего в этой дыре только год, так как он прожил в столь хорошем месте чуть больше двух, и считался уже мертвым, он не ждал ничего хорошего от жизни. Он был высок, немного красив, но самое сильная его сторона был язык, сладкий, но ядовитый. Он не врал и  недоговаривал он был честен, но чуть что исчезал, был умен, но ненавидел все что перед ним, а перед ним были  его старше братья.  Нахальные, жестокие, глупые. Готовые убить его, нужного им человека, просто от забавы, от скуки. А он и слова не мог сказать, да и прозвище, Жнец, за что, ведь сами просят, чтоб  как можно меньше голов знала их секреты. А они смеются, Жнец,  а сам Скверной не дает себя называть, урод.  После этого Малявка появилась перед ним, он вышел из темного ели освещенного места, от куда слышались стоны и боль людей. Он посмотрел на него. « вроде сильный, но глупый, сойдет» подумал он. Он был чуточку выше, на лице его был большой шрам, напоминающий о его «великой побед» и явившимся с ним на поклон, на смех наш. Он один выжил  с того года, тогда нам дали трех, одного зарубил Скверна, другой помер на посту, гоблины ночью зарезали. А этой прошел год унижений и призрений, но жизнь не столь  щедра для живых. Особенно с тех кого нечего брать. Он думает, его глаза говорят о победе, нет.  Просто он станет пешкой, которую можно разменять.

- Ну разобрался или умом подумал? – спросил старший, спокойным мягким голосом.

- Он согласился пожить, значить одноруким служит будет, щас придет, ничтожество.

-Это хорошо, чем больше рук, тем легче будет тебе, особенно в таком деле. А он уже участвовал в войне? - Он кивнул - Значит знает кого можно, кого нельзя оставлять.

- Я его спрашивал, говорит умеет, но не верю я ему, присматривать придется.

- Ну это разумеется -   с улыбкой сказал брат-  Это всегда, а то проблем не оберёшься.

И вот вышел его слуга ели живой, обмотанной какими то повязками, все снаряжение,  что осталось было дряхлое копье,  что он забрал у кого то,  кому уже не пригодится. Его мощные рука держали его словно это были его кости сросшиеся так. Глаза плавали  и искали господина, и найдя его. Ноги подкосились, а голова смотрела в низ. Слова что он произнес, некого не удивили;

- Верой и правдой, до самой смерти.

- До самой смерти, чей, моей? – с ненавистью и  призрением говорил хозяин.

- Только моей. Только моей души.

- Ну посмотрим, - начел гордо и жестоко , словно рабу говорить - Задача твоя выгонять неразумных детей, похотливых женщин, глубоких лет стариков и забирать с них все, всю еду,  богатство, чтоб их жизни несли только бедствие и ужас нашей напасти.

- Слушаюсь. –единственная рука сжимало копье, а глаза горели страхом  грядущем.

...

По всему городу было слышно крик, крик боли  и страданий, желание жизни и смерти, медный крик  колокола, что взывал чернь покинуть свои дома, свое богатство. В городе разрешалось остаться, да и к этому яростно призывали к этому Рыцари, только юношей и парней, чтоб они оплатили долг своей жизни как войны, как Защитники своего дома, дома из которого вряд ли они вернутся. Некоторые бежали, мало кто хотел смерти, но руки ловили, били молодое пополнение, забирая лучших в свою башню, свою стену, на свои ворота,  остальные понимали свою безысходности, ведь путь  вряд ли кто пройдет. Переберется через реки, пройдет леса, что наполнены бандитами и убийцами, и не умрет с голоду. Единицы, да и здесь шансов мало, но голова все же выбирала родной дом, чем река или руки убийц.

Молодой юноша, лет двенадцати,  вел свою маму, добрую чутка худую женщину, отдавшая всю свою силу своему сыну и маленькой дочке. Они шли поспешно, не замечая криков и ругательств со  стороны окружающих. Он вел их кротчайшим и быстрым путем, не думая как это выглядит  со стороны. Мальчуган, не высокий, но довольно сильный, словно тащит две куклы, одну чутка большую, а другую совсем маленькую.  Он пытался пробиться быстрее, проскользнуть сквозь Падаль, что ловила таких как он и отправляли на смерть,  не думая о их семья, что для них нет будущего без этих молодых рук. Ему несметно везло, три стены  и две башни прошли, осталась  одна стена, ворота и башня, и они сбегут, выживут.  Появится призрачная надежда на будущие.

В переде началась яростная драка, двое не поделили мешок хлеба, из –за чего началась мордобитие, позади же увидели возможность забрать лишнего и словно бешенные побежали участвовать в бойне.  Мальчуган словно понимая это крепко сжал руку мамы и побежал  по диагонали, быстрее той толпы и пытаясь обогнуть мордобой. Что не говори, пару кулаков он получил, кровь текла с головы, но он не сбавлял темп, но мама и дочь были целы. Он бежал и словно думал о  свободе.  В этой бурлящей каше  событий он не знал, он не заметил  что на него как орел смотрел мой господин.

- какой мальчуган, лови.- сказал он мне, его глаза хотели заполучить его раньше других.

- Слушаюсь.

Расталкивая, толпу своей единственной рукой я бежал за этим мальчикам,  зная что поступаю ужасно, зная что старание мальчика не окупятся, знаю то они умрут. Он словно почуял это и ускорился, но шаг, его был не ровен, он много сил потратил чтоб быть здесь, что значила что рука девочки будет в моей большой ладони.

Он тянул, но ноги не  шли, он обернулся, и в его глазах исчезла надежда. Он видел меня, старого слугу в его глазах рыцаря, держащего его сестру, она била своими маленькими руками, кричала тонким детским голосом, даже кусала, но камень не разрушишь деревянным мечем. Тогда нужен железный. Он словно бешеный зверь накинулся на меня, но удар коленом вразумил его, он лежал  и мучился от боли, я отпустил девчонку и взял его сказав:

- Таков закон, таков приказ - с ненавистью сказал я - бегите.

Они не убежали, преследовали меня как хвост, что привело  их к нашей башне, и там стоял он, Жнец.

Он словно не понимая, добродушно начел задавать  свой вопрос женщине.

- Простите, но вы должны бежать? – мягкий, бархатный голос сказал это-  прошу, бегите, пока не поздно.

- Мой лорд, разрешите забрать мое дитя, ему еще слишком…

- Он взрослый –сказал с убеждений лорд -  и закон, не рушим. Хотя… -и здесь в его голосе появилась радостная нотка –можно  что то поменять.

- я пойду на все. – с благоговением она смотрела на него.

- Вас можно оставить. –уже радостно улыбался он. – моему старшему  брату как  раз нужна прислуга, согласны.

- Да. – не думая она подписалась на смерть.

Я прошел мимо, но глаза паренька горели радостью, он словно ожил, думал что в короткой  жизни будет свет, я шел с ним  в пучину отчаяния, но знал это только я,а он верил что  с пускаясь вниз, его ждет что то хорошие. Мне открыл яму  старый знакомыЙ. Он был слугой  Смерти, такой мертвый, как его хозяин. Я швырнул парня вниз и он словно ждал хорошего, спросил.

- Это  правда.

Я не вру, и не обманываю. Но его глаза просто пылали радостью, но правда для меня всегда была дороже.

- Правда лишь в том что его старшему брату нужны слуги… - и мой голос на секунду пропал, словно не хотел говорить, но благодаря силе воли он вновь появился- слуги для того что бы их терзать.

Его глаза загорелись, в них исчезла радость и вспыхнула ненависть, боль, страдание, злобы, он кидался на стену, пытаясь забраться и забрать каким то образом их. Мне жаль паренька, но слова что я ему говорил были правдой, от которой он не сбежит.

Выходя на улицу… на улице уже лежала девочка, та самая девочка которую я держал за руку, ее маленькие ручки, такие мягкие, постепенно холоднели, и вокруг головы медленно и ровно расползался круг крови.

Все словно ослепли, проходя по ней и не видя, не чуствуя трупа, словно небольшой камень вырос за пару минут моего отсутствия. Люди шли, не видели, но мои глаза смотрели, а уши слышали плачь  и боль женщины кричащей с нашей башни. Я не слышал колокола, рева  толпы, стука колес, нечего, только ту женщину и ее боль.

...

«Слушаете внимательно, не упускайте и доли той прекрасной мелодии, что для вас исполняет этот человек, этот  оркестр. Снимите кожу, будет прекрасный вопль. Ударите  ножом в руку, услышишь стон и капли красной, тёплой крови что как барабаны  стучат по камню, по земле не так красиво, и выдают такт вашей мелодии. Помните дети, и слушайте ее.»  Как прекрасны воспоминание, как чудесна музыка, что делала моя мама. Но почему, крики этой женщины так противны, почему стон ее так ужасен, а кровь течет как из ведра, не давая мне такту. Ненавижу, ненавижу.

Последний удар был в лоб, и крики ее не возбудил тех хороших, приятных воспоминаний о мой любимой маме.  Только ярость, только гнев.  И выйдя из комнаты  проведя час столь ужасного концерта он видел довольное лицо, что привел эту женщину.

Злоба и ненависть была в нем, что он видел и лицо  Сэра Рейвора переменилось в знакомую гримасу покаяние.

- Не то-  смотря на него с презрением говорил он.- совсем не то.

- Так женщины вас не  устроила – он смотрел в пол, боясь взгляда и дурной его привычки резать, кромсать  поводырей – я буду знать.

-Нет – начинил он, голова словно начало что то вспоминать и гнев обратился в сомнение – ребенок все испортил,  в первый раз приводят так. И в общем я не знал что делать. Просто выкинул. Не достойны такие слушать мою музыку.

- Учту – Сэр Рейвор начел уже подымать глаза как передним, к лицо к лицу, был сэр Скверенский и тихо, с жуткой улыбкой безумца говорил.

- Учти, иначе будешь как Смерть ходить,  понятно… -   но вдруг в комнату валился Седоус – Мой лорд, что случилось? –совершенно другим тоном, покаяния и уважения, обратился он к старшему.

Он был в припадки алкоголя, не видел и не слышал, только мямлил о чем то противном, глупом, несуразном, словно о  глупой атаки, что хотели поручить ему, глупой и бессмысленно. Он не проходя в себя, краем глаза заметил кровь на руках Скверны, и машинально, абсолютно пьяной головой ударил его по лбу, так что он потерял равновесия и упал на пол, а тот словно не заметя сказал:

- Своих? – в его пьяных глазах появился огонек ясности.

-  Нет- осознав всю сложность ситуации очень быстра прощелкал он -  Жнец доложи.

Жнец он знал что любое слово означало мордобитие именно его  и как бы он все это не подал, он потеряет пару зубов и на его  лице будут сиять  синими маяки ненависти и призрение. Он встал, ровно, и четка начел говорить:

-  Я привел ее…-  и после этих слов полетели кулаки. Они сразу же выбили последний его родной клык, затем он повалился и Седоус просто лупил его, лупил почем зря, а в зади  всем этим зрелищем наслаждался его Старший и в его глазах было лишь одно: « вот сей час мелодии нравится». А Седоус бил  пока все его чудное, красивое лицо не превратилось в красную  массу.  После он ушел к себе и не просыпался до самого утра. А Скверна слушала медленную, грубый хрип Жнеца. Вспоминая давние концерты на который он со своим братом слушал музыку, что дарила его мама.

...

Тихо, чёртовая тишина воцарилась в Городе, очень шумная тишина. Не было  той шальной гулянки что прыгала по улицам и забирала сотни  людей в блаженное неведенье.  Таверны перестали приглашать безмерно нищую чернь, чтоб сделать из них рабов или просто прибыть для удовольствие. Дома, ямы, все затихла, словно в них не было никого, хотя там сидела возможно парочка, а может один единственный старик что ждал своей участи быть убитым в этой намечающейся осаде. Мои глаза видели пару тройку красивых женщин. Которых несли  некто, готовя запасы для блуда и  утех. Как противно, но мне иногда кажется что лучше это, чем то что творится в нашей башне. Бесконечная пьянка, резня и убийство, и глупый, непомерно глупый мой хозяин. Его можно понять, Ведь он считал себя неким Рыцарям, смелым и решительным, и за это я его уважал. Но глупость, недальновидность и призрение к слуге  что верой и правдой служит ему портило все.  Мой отец, что бы не сделал тогда, все было ради своего господина, но он это не видит в его гневе,  я этого не видел в своем гневе.

Тихо струятся ветви старого дерева,  напоминая танец маленькой девочки на празднике Урожая, старый древний танец, что веками жил в этих краях. Она была мечтой, что я желал, когда еще не понимал той судьбы что мне отдано предками. Мой старший брат  смотрел на меня с ухмылкой, смеясь и зная то что наш ждет. В тот день я узнал зачем меня учили луком, а брата копьем. Отец тогда был  на службе, мать все время молилась, а я стрелял изучая всю тонкость стрельбы. Отца я не знал, он ушел в тот момент когда я начел что то понимать и в памяти моей была только большая широкая спина, надежная и сильная. Но руки мои были слабы, но глаза видели далеко, не то что у других. Руки со временем приноровились, а глаз   начел видеть намного больше чем мой брат,  одарённый  силой и ловкостью.  Он лучше был верхом, владел копьем на немыслимом уровне и сила его руки могла сдавить чью то маленькую голову. Я был слаб и считал себя никем, а брата всем. Так провели мы много зим, в тренировках и  оттачивание навыков. А наша мама молилась, просила Пророка вернуть мужа живым. Я не понимал это, но тоже молился. А брат смотрел, слушал, но не просил нечего.  все знали о  нашей вере, но это не волновало высших господ,  лишь местные косо смотрели на маму. Все изменилось как только вернулся Отец. Его спина была все той же что я запомнил, его лицо излучала надежность и силу. Я был рад, рад и горд за то что он вернулся из откуда не возвращаются. Но люди, люди не ждут тех кто мертв  и  ищут что то, что вернуло его с того света. И ответом для них стала наша вера, гнусная, жалкая верна в Пророка. Что для них последователей Эльфов было не чем иным как предательством и богохульством.  Но что они сделают нам, тем кто служит слугами Лорду их земель, веками служат. Все простят, все стерпят, лишь бы их сыновья не шли в ту бойню. И все бы хорошо, все было так, мы бы жили и радовались, возможно был бы у меня брат или сестра, но жизнь смотрит на все иначе.

Глухой  шорох прошел по землям и этот шорох постепенно превращался в гул, а затем в крики ярости и гнев, что привели его в наш дом. То были посланники церкви, два брата что несли слово Эльфов.  Тогда я возненавидел отца.

Двое братьев, из церкви Высших  пришли уже как недель. Недель он словно следили и смотрели на наш быт, словно ища ту проказу в нас, ту жуткую лож нашей веры. И главное они со зло смотрели на мою  мать, носящею свою религию, ветку пророка, что спала на ее голову. Я их видел возле дома, и их глаза жрали меня, словно не человек, словно какого то демона, что вылез из низов корней и готовится напасть на людей. И мои стрелы пугали их, стрелы, что попадали в мишень.   Они  никогда не были в двоим, но поздно ночью или раним утром они менялись,  пронося  свои слова на округу. И вот день шума настал своего апогея. Мы все были дома, все готовились насладиться трудом моего и брата тренировок и идти на поклон нашему господину. Как шум оповестил нас об каре, каре за нашу веру. Слова их были такие:

- За ложь и вранье – начел первый брать, он был небольшого роста со сломанным носом и грубым косным шрамом на лице -  вы все должны быть наказаны – продолжал второй,  имевший красивое статное лицо, словно он был  из богатой семьи, возраст их был  не молод, но не стар.

Их  слова поддерживала пришедшая с ними деревня, та деревня что смирна смотрела на нас, отдавая моего отца на убои и готовая отдать нас туда  же с братом. Их слова  возжигали радость и ненависть, жажду справедливости и равенством перед Высшими, перед теми кто послал им несчастье тысячи лет назад, нашем общем предкам, и забрал все веру. Таковы были слова мое Мамы, честнейшего существа.

Мой отец серьёзным взглядом смотрел на эту постановку  и словно из уважение к ней продолжен играть ее.

- Моя семья верой и правдой служить здешнему лорду – его голос был тверд, но смиренен, глаза словно знали что будет дальше, но нечего с эти не могли поделать. – так что вера наша не кого не касалась.

- до того  -начел красивый

–пока молитвы твое Жены не  забрали жизнь вашего лорда – и начел другой - но служению вы обязана, так что мы должны забрать двоих – сказал брат со Шрамом – тех кого мы уличили.

Глаза мама понимали всю ситуацию, ее нежная рука держала мою, дрожащею от страха  руку и словно говорила, « все будет хорошо.» А мой отец продолжал играть.

- Кого? –как бута не зная спросил он. – кто по-вашему недостоин жить.

-  Твоя жена – сказал красивый, - твой сын – сказал шрам.

Я был  тем сыном, я знал свою судьбу. Неверных жгли на их Пророках, что запятнать его, запятнать Древо Жизни что дает нам этих Пророков. Моя мама. Такая красивая женщина, с добрыми глазами, маленьким шрамом на лице от  издевательств и непонимание и маленьким худощавым лицом понимала свою судьбу и была готова ей отдаться уже давно. Лишь мой отце  своей сильно рукой, рукой слуги защищал ее веру и жизнь. Но знал что сейчас нечего не поможет, то что его жена и сын исчезнут из его жизни навсегда и тогда его игра пошатнулась  и из глаз потекли скупые слезы.

- Кто тот сын, кого вы заберёте. – но он продолжал играть, а из глаз  продолжали капать слезы.

- Мы  незнаем. – в один голос сказали они. – выбирай  сам или пусть... – говорил красивый, а со шрамом  смотрел своими глазами  на меня, все зная. – пусть сами.

Моя рука задрожала и начала подымятся, ка вдруг мой отец схватил ее, его холодные руки и взгляд ошарашил меня и то что я хотел сказать  исчезла из уст моих. Оно свалилась на брата.

- это я – дрожащим голосом сказал он.

Что было дальше, не помню. Только огонь, такой обжигающий и вопли брата о  своем несовершенстве.

Вопль брата и огонь, огонь  и брат. Это я виноват. Это он виноват. Так я думал, но вид господина, его слова что я не хотел , но не мог  прослушать, заставили, просто вынудили  думать иначе. А жизнь  лучника, заставляла меня осознавать мою ценность. Но вопль брата и огонь затмили все мое девства.

Вдруг, когда в моих воспоминаниях горел огонь, я увидел слабый,  ели заметный огонь в далеки. Что знаменовало будущий пожар,  суда над нами.

6 глава.

После столь бурного дня, моя голова кипела и желал отдохнуть, но было дело, что надо решить. Увидев лежавшего Сэра Рейвора, я почувствовал свободу и столь сильная желание уйти из башни зная, что там меня ждут  лишь чужие, довольно гнилые братья. В городе все еще было полно мест, его можно было развлечь себя. Мой Лучник сейчас с Мордрагом, живым трупом, наверное пытается как то наладить отношение.  Его отец, Непомерная скотина, ушла в подвал,  что то ему там надо, но он знает что нужен мне.

Ведь иду я к хорошему и непомерно доброму Брату, что наверно один из не многих сохранил хорошие настроение в столь поганое время.

Город за первыми стенами был гнилым, но очень любимым  местом всякого рыцаря, непомерно много было там блудниц и трактиров,  в которых было лучшее пиво и игры. Одна из таких забав была попади в должника,  правила просты :выпиваешь шесть, семь кружек  горячего напитка, завязываешь глаза  и кидаешь нож в том направлении, где слышишь мольбы и просьбы, попадет или нет, а узнаешь только, как закричит или развяжут глаза.  Такая забава как разыгрывалась в одном из немногих еще открытых трактиров,  в котором был сэр Логбета с практически со своими рыцарями стены . Они там праздновали новую войну. Вино  и пиво текло рекой. Мой друг уже ели стоял, его сильное, большое тело ели держалось. Увидев меня он непомерно обрадовался и закричал:

- Вот, наш невезучий брат пришел -   и засмеялся, думая что он сказал что то смешное, хотя некто не понял, но привлек всеобщее внимание. - Выпьем за нашу храбреть и смелость, ведь завтра или через два дня все это исчезнет и начнутся тяжелые тяготы войны. -  Он словно заучил эту фразу, проговорив в полном непонимании что он говорил.

И  тут все вскрикнули и выпили все, что было в их посудинах.

Я не замечая всей этой возни подошел к нему и начел  задавать свой вопрос;

- Мой друг, хороший друг. – он прислушался к моим словам, но словно понимал что все что я скажу будет недобро и начел предлагать свои напиток. Я не отказался, выпил залпом и продолжил – и все же меч мои от вашей затеи сломался, а уговор у нас был.

В таком состоянии он посмотрел на мои  ножны, увидел что они пусты и задулся в улыбки непонимание:

-Какой уговор? – радостно улыбаясь сказал он – не помню.

- бутылку вина – сказал я – моему лучшему другу.

После этих слов он что то с помнил   и  достал свой меч  из ножен.

- Без проблем – радостно он отдал мне меч, забирая бутылку  вина –вспомнил.

Я уже спокойный планировал уходить, ка передо мной  появился брат, весь в новом, даже латном доспехе, капель крови  не было видно, значит только прибывший, не вкусивший крови. Рост чуть больше моего, глаза как у сокола, что увидел жертву и смотрит, прицеливается. Нос неровный, крючковатый, а губ словно нет.

- Что вы творите, брат –недовольным голосом сказал он -  забираете душу у нашего друга.

- Позвольте, у нас договор с сэром Логбетом, он сам докажет.

- Что он докажет в таком состоянии – показывал на него, он уже спал – вы позорите имя свое и братьев что служат с вами.

- Что  с него взять- вмешался другой, более старый брат , чутка пьяный не понимая кто  перед ним– он из Седьмой башни.

В этот момент у молодого загорелись глаза и с его уст вырвались гнилые слова.

- Так ты гнилье,  что попала сюда из за своего нахальства и жадности, та чернь. – и словно издеваясь он посмотрел на брата –тогда он завтра сам заберёт.

Чернь, то что они чернь, возможно, но он назвал меня чернью, то непростительно. Голова словно освободилась от забот, рука дрожала от гнева,  а глаза закипели кровью.

- Вы назвали меня чернью – я пытался скрыть весь мой гнев.- возможно вы правы, но думаю умение определяет это, согласны.

- согласен – и подняв руку  на грудь сказал-  мой род уже восемь поколений служит и защищает этот город,  и мне не надо  говорить что  знание которые мы приобрели за это время довольно большие.

Я чуть ли не засмеялся. Что за знание он приобрел, как бежать отсюда.

- ладно, тогда бой Ворот. – спокойна сказал я.

- Отлично. – радостно глупо заговорил он.

- На что? – он не понимал что это, а его братья не отговаривали, не спасали его. – на Жизнь или случай.

- Только жизнь, - точно дурак. – моя ставка только Жизнь! – после этих слов, что он прокричал на всю таверну, все замерная, тогда только все поняли на что он подписался.

Все начали осматривать меня, и многие признали  и  даже тот, что сказал глупость, понял кто я.  И немедленно подбежал  и ударил его.

-Простите- нервно начел он – он не понимает,  А я вас не признал дорогой друг.

- Я знаю, но оскорбление моего рода, даже не зная этого, не уменьшает оскорбление, завтра я пойду с нижних ворот  и тогда он либо получит благородную смерть или жалкую охоту.

Я вышел, и пошел  вместе  готовится к завтрашнему дню.

...

В таверне стояла тишина, Лорд Леймир смотрел на смертника и думал. Он не понимает, он не признал господина Редрейсера,  чему роду принадлежать большое количество земель за этой заставой, чья фамилия гремела здесь тысячи лет, и их династия некогда не заканчивалась. Как он не вспомнил тот случай, когда молодой рыцарь побежал в засаду и когда все уже думали о похоронах, он вернулся измученным, но живым, а его слуги несли шесть носов гоблинов, что доказывало о его храбрости. И как он не мог вспомнить тот жуткий  и презренный разговор с Седоусом, что предначертал его судьбу здесь. Его молодой парень, не понимал что такой человек просто так все не забудет и если его назовут чернь, то врят ли ты останешься живым.

Только вот парень то был тоже не простой, его семья владеет большими и богатыми наделами , и то что его отец привез столь хорошие мечи и великолепных коней делало его таким же нужным и уважаемым рыцарем в его кругу. Так что надо было спасать этого придурка.

Переубедить такого парня сложно, дуболом,  что помнит каждое слово. А слово он держит. Так что нужен его командир, не тупой мужик. Но  для этого придется  идти к нашему главному, тому кто это разрешил пьянку, только вот все должно было быть по-тихому, а то что этот придурок устроил, такое не решить по тихому.

Объяснить все будет сложно, особенно этому молодому болвану, пусть другие разбираются. Ну допустим мы придем, обговорим плату, только тот все равно голову потребует, нет, не вариант. Лучше чтоб сбежал с беженцами, так и голову сохранит, а позор его семья стерпит,… нет, не стерпит.  Тогда как делать. Сказано, парня живим оставить подольше, хотя бойня, может отдать его на съедение, нет до первой атаки, до первого удара, парень должен жить.

Думая обо всем он ходил кругами, нервно щелкая пальцы. А другие пытались объяснить на что он подписался и особенно с кем. То что он должен с ворот на лошади пройти, он знал, то что бой будет на копьях тоже и выпав из седла  или потеряв сознание, но в споре на Жизнь ты продолжаешь,  пока голова соперника не будет в твоих руках, он этому обрадовался. Но то, что его первым соперникам будет наследник  семейства рыцарского ордена, которые веками защищали этот город, немного озадачила его. И то, что его соперник провел шесть таких Ворот и во  всех шести его соперники погибали, этого он не знал.  Тут его глаза смотрели на того кто искал выход, и видел то, что он его не находит.

- неужели смерть? – немного страх слышался в голосе. – я ее приму.

- не  бойся – иронично сказал он – что то придумаем.

В глазах была лишь надежда, то что их командир договорится на счет его.

Утро была тяжелым для каждого, для нас от позора  будущего  и вчерашнего, а у них от позора настоящего. Седьмая башня, башня позора,  находилась в северной части крепости, на самом берегу Реки Спарта. В которой кипели быстрые воды, что подымали товары и деньги в Верхние части Древа. Туда нам идти не так часто приходилось, то позорное место, хуже были только Ворота и последние стена,  на которой всегда правела Чернь, бандиты и предатели братьев. Мой лорд был зол на нашу неуместную борьбу, то что Ворота состоятся он знал, ведь честь обязывала, да и врагов еще не так чтобы много для суда, докладывали только о двух, трех огнях, от того было понятно что Суд будет либо через неделю , либо на через две.  Так что о переносе речи не шло. Наш командир, даже для такова прохода решил быть словно на последний бой,  лучший костюм, что превосходно сидел на нем, словно стальные латы, защищая его от позора  и неуместной грязи уличной швали.  Он был на хорошем скакуне, пошедшим много охот и боев, и проживавший последние свои дни как в достатке и сытости.  Даже войдя в эту гнилую обитель он выглядел превосходно, гигантское тело его гордо несли небольшие, но сильные ноги. Глаза, словно горели ненавистью к этой омерзительной башне, но шагнув в нее, она стала чем то лучше. Сэр Ирхон был нашем спасением.

Когда ставни были открыты, когда перед нами в со своим противным, недостойным взгляда он обратился к лорд Скверенский, что был дальним родственником короны одной далекой страны, мои глаза по неволи посмотрели вниз, то что в нем текла кровь королей делала его выше, но  его садистки наклонности пугали и вызывали отвращение.   Дальше мой взгляд попал на рыцаря в доспехах, что для меня было странно, но затем я вспомнил о нем. Сэра Мордрага, сын потерявший наследство из –за  того что в его крови текла кровь рода некромантов и пришедший суда искупить это. Если Лорд Скверенский казался живим и благородным, когда мы вошли он читал какую то книгу, в дальнейшем я узнал ее, то было «Физиология Человека, особенности и недостатки», то Мордраг, словно застывшая  кукла ждала и стояло возле двери, и как дверь открылась он не сделал не шага, не движения, даже на секунду мне показалось что он не дышит. Но больше меня поразил вид Седоуса.

Он словно не знал о нас, он просто  смотрел на нас ошалевшими глазами и радостно улыбался. Словно  ему привносят неожиданный сюрприз. Сам он был в обношенной кольчуге, словно собирался в бой.

Разговор был благородным, не смотря на вид принимающей стороны и самого помещение, маленького, застилавшего кровавым пятном на каменном полу и небольшим столом, возле которого  была пара стульев и скамейка на которой расположился Лорд Седоус. Сам разговор был не длинным, мы скромно и до словно объяснили ситуацию, мы словно не замечали его фальшивые изумление, и как он  игрался с улыбкой, но Ирхон продолжал серьезный тон разговора. Хотя на лице были маленькие признаки  ненависти и призрение к фигуре, которой он обращался.  Он знал что  говорит, и знал что нужно потребовать,  и ясно и четко обрисовал ситуацию в нашей случаи . То что новые рыцари еще не знают всех тонкостей, но за слова они держатся и Ворота состоятся, но так же мягко намекнул о несуразицы в споре на Жизнь и молодой кипящей крови.  Седоус слушал и словно понимал его, но как закончил мой  старший брат, то он не в чем не сомневаясь предложил не заморачиваться о крови, а то что она кипит, это  решить нашу проблему с молодыми, которого несомненно надо наказать Жизнью.   Тогда мой брат сказал о возможности договорится и намекнул о богатстве спорщика. Это  лишь заставила улыбнутся Седоуса,  кровь залила лицо и он сказал:

- Отлично, так и слово они свое возьмут обратно? Но голову я его получу.

Мы  ушли гордо, но проигравшими. Словно честь этого человека что то стоило.

...

Тихий день предзнаменовал мою победу. Звон бегущих людей, стройка обороны в нижнем городе кипела, но  на секунду. На мгновение она прекратилась, вся гниль, все войны наблюдали мой облик, мое достоинство. А я видел шваль, жуткую разруху и помои нижних ворот. Маленький, ненадежных ворот, что берутся даже хищными тварями, что начинают немыслимую бойни на ней  и вблизи. Они словно говорят, бери, тут нет рыцарей, здесь шваль, что можно убить. Но даже так Звери не так часто нападали, ведь охота тоже приятная время сопровождения .Так мой конь начел идти, тихонько, собирая силы на грозный и  мощный рывок. Он готов был нести мой вес, но глаза мои видели пока только дорогу, а с краев жалкие ямы людские, в которых все еще терпелось людская шваль и из которых бежали женщины и дети, то чем их называла чернь. В их глаза нет спасение, они знали что смерть их ждет на пути, но эта смерть привлечет внимание  лордов, рыцарей, они соберут войско и придут к нам, либо на помощь, либо отомстить. Дорогу они не преграждали, зная о величестве и жестокости этого ритуала. Знали что меч мой легко положит их головы. Так продолжалась весь путь, но глаза уже видели не ямы, а сараи, деревянные, трухлявые дома и детей, что плачут, не зная где их мамы  и отцы, они уже мертвы, но кто им это скажет, кто закончит их страдание, никто, все их жалеют, но рука не подымится. Мой конь шел, врага не видно, словно стоит у ворот, надеется на спасение, то что я передумал  или не решусь, глупец. А вой работ не прекращается, все словно начали работать в двойне от знание того что рыцари смотрят, и возможно вспорют неумех или лентяев животы, что дольше они держались, чтоб до стен то что нападёт не дошло. И вот первый хороший дом, словно застава тут, не мыслимо, уже половина, но где он, мои глаз начали пристально смотреть, и ворота, те ворота что были концом моей пути и начала славы стояли, так же как и мой соперник. Он заметил меня, увидел мой взор, в котором было призрение и ненависть к слабаку, и словно  из своего самолюбия он погнал лошадь галопам, на расстоянии  триста -  двести метров, зная о людях  и стройки, что есть глупость.  Его лошадь хорошая, сильная словно запиналалсь  в людской толпе,  уже словно запыхалась  и не держала темп, что есть важное. Люди разбежались, сто метров свободы было и я начел нагонять темп, галопом пошел уже на пятидесяти, шестидесяти метрах, копье так же, мне хвалило секунды чтоб прицелится, а ему, неумехе и глупцу и пяти было мало. Его копье даже не попала,  мое же точно пронзила голову, лишив его прекрасного шлема, с очень хорошем забралом. Он  вывалился с седла, лишившись сознание, глаза закатились и словно дух его исчез.  Мой путь преграждали великие ворота, ворота победителей и героев, прекрасные десяти метровые защитники города , лишённые чувств и сострадание, они ликовали победителю, они праздновали мою победу, мою честь.

Его товарищи подбежали, лишь убедится в смерти моего соперника. Но мои глаза смотрели на величественные деревянные дома, что неприметно пострадают, на хорошую таверну, где  все вино  и пиво уже упрятана в башнях  и на стенах, и один неприметный дом, что славился женщинами, что уже  были за стенами. Мои глаза видели величие что можно потерять, и стены что защищали все остальное. Он затем я смотрел на ничтожество что лежала и нагла притворялось мертвым, удар, был серьезным, но смерти он не нес. Но ждать, чтоб осознать имеют ли честь его братья, да и его соперник ему было интересно. Но когда рыцари начали свой фарс, то что ему перенесли, тот позер вывел меня из себя.

Я вынул меч, и пошел на охоту. Недолго, секунды две мне потребовалась чтоб найти ту шваль, то ничтожество и мечем  остановить его. Он был в обносках, но меч все спутал, и вместо того чтоб начал сопротивляется, он взмолился о пощаде. Это жалкое зрелище отравляло мне глаза лишь мгновение, мой удар кулаком  в нос расквасил его и тот потерял сознание, мне было противна убивать это подобие рыцаря. Недолго думая я привязал  его к коню и повез  как трофей, как зверя это бесчестное существо, наши братья лишь смотрели, а сказать этим ничтожеством было и нече, ведь жизнь этой твари теперь моя. Их взгляд был лишь обрисован ненавистью  к их брату, тому что не смог принять ношу Рыцаря.

...

Сколько прошло врмени, не помню. Я видел лишь темноту, после того неудачного побега. Отце мне говорил что спасение у меня нет, то что позор семьи и осквернение сестры он не простит. И вот я здесь, но даже так отец не оставил меня, и то что мои руки были связаны, а глаза закрыты, делала мои шансы на выживание довольно большими. Мой голос крикнул:

-  Меня слышет кто то – через ткань я увидел движение- мой отец сделает все, только освободите! – голос был ужасным, словно у меня не было выбора – он заплатит мечами, коням, все что вы попросите, просто отпустите.

Я слышал шаги, не очень четко, но точно шаги. они приближались, становясь все громче и громче. Руки мои пытались вырвется,  но верёвка была крепко привязано к чему то, а через ткань, я  видел лишь какой то высокий, стройный силуэт. Затем его руки открыли мне глаза, то был прекрасный стройный человек, с слегка косящимися глазами и белыми , словно шёлковыми волосами. Одет он был в простой  красный костюм, с легка длинными рукавами и довольно широкими колготками.  Он не чего не сказал лишь улыбнулся доброй и наивной улыбкой.  Вокруг меня были камни, веревки завязаны на  крюки, а ноги были в цепях.  Я вонь, уже слека испуганным голосом сказал:

- Отпустите.- и вдруг во  мне начала играть память, она начала вспоминать  тех кого нужно остерегутся, тех  кто не минуемо убьет, и красивый человек в красном был одним из них –Лорд Скверенский.

Он посмотрел на меня удивлённым взглядам  и сказал :

- Нет!? – удивлено ответил он –ты моя игрушка.

-  Я дам вам все что вы хотите –молясь просил я его и цепи заиграли, рук все пытались выбраться – все.

Он все страннее и страннее смотрел на меня, в его глазах появилась искра и он подошел ко  мне, то что я не заметил, то что я не видел  в тусклом свете оборудование  на его поясе дало о себе знать только сейчас и он достал большою иглу и сказал:

- Так сыграй мне музыку – уже нечего человеческого не было в нем – чтоб Мама услышала.

В комнате уже не было разговоров, только крики и боль одной  игрушки.

7 глава.

Мой отец, один из не многих кто прожил тут  десяток лет и вернулся отдав долг, говорил : «свет в тенях бледных деревьев означает лишь гоблинов». Их огонь тусклые холодный всегда видно во мраке леса, и видя их я знал что огонь манит их, их манит свет что когда то они пытались забрать у всех народов, свет с высоких ветвей древа Жизни, но тогда их остановили эльфы, и мы, все люди стали их вечными надзирателями. Сейчас  огонь горит тускло, видно лишь один, два костра. Но каждый звон, каждый крик от туда напрягает мое ухо. И вот луна появилась на востоке и мой ночной дозор закончился и я пойду в темное место, что бы к ночи  быть бодрым. Меня кто то да сменить…  тут  в двери появился сэр Рейвора с полностью разукрашенным красным лицом,  он посмотрел на меня пронзительным взглядом и сказал:

- остаёшься,-  в его голосе была боль и страдание, и все что он хотел- это остановить их- следи.

С моими глазами я мог продержатся день, но ночь  со Смертью, чьи глаза так же остры и внимательны, чье лик с легкостью заметить мой сон, это было  не выполнимо. Я смотрел на этого поломыша и думал : он сейчас не чего не сделает, но потом стрел  мне не даст или голодом замучит, но так же   он не зоркий, да еще такой, вдруг прокатит. среди его людей, тех кого ему разрешили взять был один глазастый. И он сможет все доклады сделать и не взбесить Седоуса, да и день, он  все время пьет или нет его, докладам научу и все получится, надеюсь  сможет.

Я подошел к нему, он был  с новым лордом, который не вернулся и я начел объяснять все что нужно делать, сэр Рейвора  уже начал готовится ко  сну, меч заложыл рядом, чтоб что взять его и ударить,  он наверно думал  что боль утихнет  во сне, или не спал  от нее всю ночь. Ну для меня это была возможность, от которой я не отказался. Парень был довольно смышленым и после двух проверок я спокойно заснул, при этом предупредив, чтоб  меня разбудили заранее и все что случилась в подробностях рассказали. Так я проспал довольно долго, пока меня не разбудил громкий крик из под башни. После секундные  непонимание  я зорко посмотрел на лорда, он все еще спал, потом на мое спасение, он словно зашуганные начали мне все рассказывать. После посольства рыцарей, мне стало худо, затем они сказали о выезде  молодого Сэра, и приезде его  с какими  привязанным, прочушившим всю дорогу чернью. Тогда все это сложилась, крик не был  чем то ненормальным и продолжение той какофонии, но то, что сэр  Рейвора спит  здесь, то было нашей ошибкой. Я, поправив себя, слегка взъерша волосы, размяв лицо и  слегка позвал лорда голосом  и легким касанием его ног разбудил его, он смотрел  на меня с не довольным видом, словно сны его были так прекрасны, что он не хотел  просыпаться. Он спросил:

- Что- и тут  крик – кого то поймали?

-  Нет-  и тут я вкратце попытался объяснить, но только я сообщил  о  появлении каково то посольства, его мысли встали. И глаза загорелись ненавистью, он посмотрел на меня, на мой довольно бодрый вид и слегка успокоившись, сказал.

- Я  похоже потерял  хорошую сделку – и остановив свое слова, его пальца начали хрустеть, ноги с тяжесть всей прошедшей боли, вставать – а ты   воды и еды на оставшеюся жизнь.

После этих слов он выбежал. Желая найти хоть малейшую выгоду от остатков куклы.

...

Однажды мне  сказали одну хорошую вещь : «за богатство можно получить все, только нужно иметь меч».  Я придерживался всегда этого и  у меня был меч.

Я бежал, зная что получу в крайнем случии ели живого мешка с золотом, но это все ровно был лучше чем нечего.  Ели соображал, ноги косились,но бежали , а глаза бегали, словно ища свое спасение.  Лесница, темно  - серая тогда казалась крутой скалой, с которой я с легкостью мог навернуться, каждая ступень была спасением, но при этом и непомерным адом. Лицо, все окровавленное  от стоячего воздуха начало  кровоточить и из побоев потекла кровь, на синий части лица был только ужас от потери, причем крупной. Все нутро говорила об этом и зачинщика он хотел убить, но сначала дверь, маленькая деревянная дверь, с железными оковами и как нестранно крепкой древесиной. Мой удар ногой оповестил всех кто был в том помещение, главном помещении башни. Я знал что хозяина нет, я предполагал это и закричал, проклиная  всех в башне. Вдруг холодная тишина и взгляды что я не видел, но точно чувствовал,  взгляды призрение и ненависти. Я обернулся, там сидел Сэр Седоус, и пара Башенных командиров, те с улыбкой смотрели на меня и чуть ли не смеялись, держа бокалы вина кто влево, кто вправо руке. Он были в то  в латах ,то в хорошей кольчуги,  даже Седоус был в приличном состоянии, в таком что его глаза горели яростной, непомерной ненавистью.  Он видел во мне только зверюгу что спустилась на него с целью убить, те глаза я не забуду, тогда он прирезал шесть или семь орков, и с тем же глазами он смотрел на меня. Я не отверчусь, мой меч, руки потянулись к нему, но я его не нашел, там было пусто. Глаза смотрели на это пустое места ,о том что меч лежи там, наверху.  Нет, теперь я даже не орг, а какой то безобидный зайчик.  Его глаза видели это и мощный, порывистый голос сказал мне:

-Забыл что я тебе говорил, когда ты только начел заправлять -   он шел, его шаги отдавались  в моем сердце так что оно ушло в пятки. –говори!

- За богатство можно получить все, только нужно иметь меч – трясущемся голосом пробормотал я

-Да –он остановился на расстояние удара – иначе голова твоя полетит –он взмахнул мечем. -  ну что продолжаем пьянку,… - веселым голосом обратился он к свои компаньоном, пока я соображал. Не понималя что произошло, я упал, глаза начали бегать. Но боли не было, нечего уже не было, глаза гасли,  и я…

...

Долго не было сэра Рейвора, но это было понятно, но когда через часа пришел сам Смерть, это удивило, даже ошарашила меня. Он занял его место, проверил меч, тот был хорошим, с лёгкими зазубринами, но великолепный заточен. Он проверил весь меч и головой смотрел на меня. Протянул его мне. Я нечего не понял. Только одно стало ясно, тут пока я главный.

Дозор я снял и заступил со Смертью, он помахал мне рукой, дав небольшой перерыв, пока толпа людей не исчезнет  с улиц, то есть около тридцати, сорока минут. Мои ноги бежал  в низ, пробежав ступеньки и дверь,  я увидел  обезглавленный труп, с пустыми ножнами, то был Сэр Рейвора, с ним игрался пьяный Седоус. Но мои ноги бежали чтобы доложить все своему господину, который в это  время должен был ложиться. Я бежал чтобы успеть вовремя, доложить  все что было со мной и что случилось с  его так сказать старшем. Я успел вовремя, как раз мой старик готовил его ко сну.  Мои ноги скосились и голова приняла почтительный вид, смотрящий в пол.

- Сэр  Рейвора мертв, дозор принимал я, ступаю вновь -  проговорил я чуть ли не скороговоркой.

-  Знааю, выполняй все что требуется -  сонно сказал он – отпускаю.

Я, вставая, посмотрел  на отца.  Он был  чуть ли не измучен тем чудаческим поступком своего молодого господина  и смотрел на меня чутким строгим взглядом, зная о том что ночь будет тяжкой и вспомнил его слова, он рассказывал  что на вторую ночь, костров будет больше и зверье попытается пролезть  в  нижний город, он знал  и хотел  чтоб мои глаза видели тот ужас,  что начнет  творится тогда, он знал, но нечего  не мог поделать. И просто строго смотрел на меня.  Но  в нем так же зародилась какая та радость, чего и от чего я не знал. Я выбежал в нижние наши слуг покои и начел в кромешной темноте искать себе хлеб  и набить флягу водой, при этом несносно шумя и будя парочку сотоварищей.  Набрав все что мог и побежал на верх, я успел вовремя, люди только разошлись и в темноте загорелись огни, не одни,  как вчера, а три, что являлось признаком пополнение армии врага.

Ночь  начала свое движение. Холодный ветер, тихие незаметные крики с бледного леса и зоркий и неприятный взгляд Смерти. Все это делало ночь совершенно невыносимой. Глаза, чуть сонные, видели как огни в лесу двигаются, возгораются и исчезают, их уже не было три или четыре ели горящих огней с моей стороны,  там было шесть ярко горящих костра, противных, мерзких. Криков, стонов не было, только единичные, жуткие вопль, словно все живые пошло на огонь и одно мерзкое, дикое существо прости, молит  о смерти. Все это пугало, но Смерть смотрел, не замечая всей атмосферы,  и вмиг  проверял, не спить ли кто. Его холодные железные руки, словно прикосновение смерти, пробирало все тело. От него не было не слово, лишь сигналы, что положено было выучить каждому, иначе смерть. Каждый его шаг, движение значило взмах секиры, которой он любил отрубать головы неумехам. Ночь шла, вопль, жуткий вопль все громче, ужасное, он словно приближался, а с ним и Бледный лес. То место не живое, не мертвое, гнилое и противное, там нет ничего что похоже на землю,  твердое как камень масса, под которой иногда скрывается такое, что  нельзя назвать нормальным, но даже так здесь, в этих местах жил  мой бог, но  он везде будет. Каждый метр, каждый сантиметр глубины рва  на заставах забирал жизни, но  таков наш долг. Это  место лишь для демонов и полукровок.

Вдруг  чуть ли не перед рассветом, я услышал в сонном состоянии, глубокий рев, заставивший мое сердце бьётся сильнее. А затем симфония криков  и воплей разлетелась по округи. Я ошарашена смотрел  как  в снизу, словно  черви, пролизали гоблины. Я не понимал, ворота были целы, но  гоблины шли, звеня оружием и плешивыми, мерзкими коженными, жалкими, доспехами.  Я смотрел и не понимал, люди, стоят, стоят как прибитые, а гоблины, зелёные , в пол роста человека заходили в дома и устраивали там что то вроде резни. Женщины и дети, те кто не успел сбежать,  в ужасе выбегали и их  встречала либо кровавая оружие гоблина, либо паника и давка. Я начал  осматривается, по  всем улица, что охватывал  мой взгляд, были такие группы, они врывались  в дома,  резали, гнали людей  к ворота, в тупики, где вся живая масса давилась, пала в ров на колье и мучительно погибала. Началась паника.  Мои глаза не понимали. Враги жалкие гоблины,  в не больших группах рассредоточены по уличкам устраивали панику и мясорубки по всему Нижнему городу, а на воротах все стоят, до меня долго доходило, что там лишь трупы.

Люди внизу были Черню,  то что бежала от работ, законов, ища здесь свободы, но находя здесь лишь оковы.  Каждый мужчина имел хотя бы меч.  И владел  им хоть как то, но  что было внизу, то был  не бой, то была бойня. Никто  не сражался, либо бежали, либо помирали. Мои глаза все это видели, все запоминали.  Ну и затем вновь крик, чего то жуткого, громадного,и взмах разрушил  хлипкие, маленькие ворота и из них медленно, словно живого мертвеца вылезла рука, а за ней гигантское  непонятное морда, злобное и противное, с большим, в дом, туловищем. То был  тролль шедший забрать нижний город.

То  чудовище громило все на своем пути, не щадя никого и ничего.  Его шаги, медленные, с грохотом падали на земли. Когда нога подымалось,  вместо нее образовались ямы, в которых  можно было полностью исчезнуть, земля его не держала. Его громоздкое тело словно  неуязвимый таран шел по  главной улице, ни меч, ни копье не брало его толстую, жирную кожу. Жуткие ярко красные глаза заревом смотрели вперед, на стены, и словно разрушали башни и стены. На секунду он остановился на мне, тогда я понял чувство безысходности, того  что монстр сожрет меня.  Он не замечал нечего, ни криков людей, ни воплей, молитв женщин и детей, он все это переступал или давил, размахивая толстыми мощными руками, громя сари и то  что можно  было назвать домами. В ямах  не было спасения, гоблины заполонили их, и вытаскивали  оттуда все живое и резали, кромсали та что вся пройденная ими дорога была кроваво красной.  Люди бежали, давили, паниковали, единице начали бороться, но их  было мала, паника давила и их, поток сносил и превращал их в раздавленные трупы. Против волны не попрешь, но в перейди волны были лишь камни, об которую им суждено было разбиться. Ворота, главные ворота не  открывали, ров, наполненный кольями и  стена заставила их  прыгать, умирать бессмысленной смертью возле ворот. Тех кто забирался, яростно и беспощадно обкидывали камнями и напоминали о их долги, пытаясь вразумить их. Но было  слишком поздно, этим безумцев  не вразумить.

Оно продолжало смотреть, точно  на меня, то чего я боялся, смотрела точно на меня.  Мои ноги дрожали, глаза испепеляющим взглядом  пытался испугать это, но бестолку, повернулся на право, Сэра Мордрага исчез, видимо такое он решил лично доложить.  Моих товарищей словно сдула, они в припадке панике либо лежали, либо сидя что то бормотали, зубы мои тоже беспрерывно клацали. Руки вцепились  в камень  и словно мертвые держались за него, глаза смотрели и не верили, но были готовы вылезти из глазниц еще дальше. И в друг из неоткуда голос:

- Великолепно – такой противный, без эмоциональный и злой.

Я ели смог повернуть головы на правую сторону и там моим глаза точно выпали. Я увидел длинную, не человеческую  фигуру, абсолютно черную и без ликую, оно сморила и своим лицо на это и безлично наслаждалось этим. Он незаметно,  подошло, словно беззвучно  прилетела. Я не понимал что это или кто, но знал одно, то чудище смотрит именно на него.  Он продолжал свое наблюдение, я смотрел  на него, слегка ошарашенными глазами, без крика и вопля.  Он все замечал  и наконец решил  ответить:

- То что  я здесь, не беспокойся.   –начел он своим монотонным не человеческим голосом -  твой хозяин знает то что  я тут.

Я не чего не спрашивая продолжил  наблюдать за ним.

-  Впервые ведёшь демона?

Дрожащей головой я положительно  кивнул.

- Но возможно в последний раз, наслождайся.

Я дрожащим голосом спросил:

- Ваши атакуют?

- Нет -  четко ответил  мне -  я здесь лишь за грузом, которым наполняют мои корабли.

И здесь я вспомнил, вспомнил  то что все лавки, все золото и важных люди сдесь пренадлежать одному только демону.

Он посмотрел на меня, увидел мой страх, мое отчаяние и словно слова спасение сказал  мне.

-  Не бойся,- так же четка и без эмоций сказал мне –поживешь еще три дня,  я договорился.

- с кем -  с ужасом спросил его.

-  с ними -  и его рука, непропорционально длинная, противная показывала на лес, на костры что разгорались  и разгорались.

8 глава.

- Смир, ничтожество, быстрее, - я слышу это постоянно. Голова трещит иневыносимо болит.  А он все командует. Я привык, я знаю свое место, но это  место в могиле рядом с моим господином. А он командует, ликует, словно радуется своему происхождению, не понимаю как такой сын появился у моего господина. Честного, великого  война, что положил  всю жизнь на защиту этого проклятого места. Я честно не понимаю чего он  пытается добиться – этими вызовами,  нахальством и самодурством, то что он сделал -  все от убийства моей жены и сына до глупой охоты –все это было непростительно со стороны его отца, но как я могу сказать этой скатите все что во  мне накопилось. Никак. Моей руки нет, нет  уже моего спасение, только сын должен выжать, он выживет обязательно.  И вот он на башне, одно из самых безопасных  мест в этом проклятом городе, где товары ценятся важнее людей, где рынок, склады находятся под защитой стен, а люд пускай помирает, хотя везде так, но все равно противно.

И вдруг мне вспомнился мальчика. Такой целеустремлены, смелый, но ввергнутый в пучину отчаяние мной и господином. Да мальчугана жалка. Он такой же,  как сыновья. Когда  их впервые увидел  после столь долго и мучительного похода, из  похода которого я не должен был  вернутся.  Его стоны, крики губят мое сердце, и я бы все забыл  но душа моя не позволяет бросить его.  Он будет неуправляемым, точно попытается зарезать своих, его надо учить, дать знаний. И идя по лестнице, я знал  что нарушаю  слову хозяину, но он мне не хозяин,  сам так себя не считает, идя и думаю к чему все это приведет. Я думал о спасении его глупой молодой жизни и жизни сына

Сэр Седоус спал в непристойном виде, в своей колчуги, он ее практический  не снимал на ночь, и бутылкой хорошего вина в руке.  Он спал очень чутко  и только  услышал мои шаги в комнате, просил.

- Чего  нада, Наседка – с призрение и признаками бурной пьянки в голосе сказал он

-  Лорд Седоус я многое прошёл и многое потерял -  начал я -  и…

-  Ближе к делу. -  с гневам прервал он -  че надо

-  мне нужна рука.

С удивленным видом, он стал и посмотрел на меня.

- Точно, а где  она – учить ли злясь  сказал он.

- На охоте потерял -  начал я говорить то что обещал скрыть.

Он яростно вспоминал, что за охота, кто охотился и спросил:

- Твой придурак?

-Да – нескрыая ответил я.

- Ладно, что за руку хочешь?

-  Юноша, в яме пока сидеть, он совершенно неуправляем, дайте его мне -  начал все объяснять, рассказывать как он к ним попал, почему он будет  неуправляемым и что с этим делать.

-Ладно  Наседка, бери,-  он спокойно отнеся ко  всему что я сказал -  только  если мою давалку вина и знаний он тронет, вам обоим будет очень плохо, понятно. Ведь ты хозяин руки?

- Да-  чуть ли не радостно ответил я.

Он посмотрел на мой бессонный вид, на слабые, уже стареющие глаза и седину показывающиеся волосы. Борода тоже давала мне лет, но все это не сравнится с ним, старым человеком, прошедшим все здесь.

-  Все приготовил к Воротом -  спросил он.

- Да, только что заканчивал с лошадью, сейчас буду будить лорда.

- Ладно, он должен победить эту шваль, пусть прикончить ее, не гоже оскорбять нас…-  он смотрел и злился на эту шваль,  на своих  товарищей и на себя  и повторял думая о чем то -  не гожа… не гожа… а те еще денги придложат, а тот согласится ,  тварь,...  точно прирежу…  -  он на секунду остановился – иди.

Когда мой господин ускакал, не решив взять  меня, однорукого, никчёмного слугу, на ворота, чтоб не портил вид победы.  Я направился к парнишке. Тот  уже ушел в себя. Он  никого не подпускал, и словно драный ворон сидел один в  самом темной стороне ямы . Пока  некоторые товарищи над чем то лихо пошучивали и смотрели на него темным, похотливым взглядом. Я подозревал  об этом, даже просил слуг смотреть за ним, но они лишь несколько криво смотря на меня отвечали:

-  Он не сбежал, остальное не волнует.

Я смотрел на эти мертвые глаза, его тухлая душа гнила в них и испускала лишь  мутные  пары отвращение. Он не чего не сделал, да и не собирался. Я спрыгнул в яму, все озверели, начали смотреть на меня, их  гнев, жажда свободы играла в них, он мечтали о ней, но меч портил  их мотивы. Мальчик смотрел так же, вся надежда начала улетучивается и оскал гнева появлялся  на его лице.   Я  смотрел на чуть живого паренька, избитого и убитого в душе, но все нутро говорило что спасти его было  можно. Я бросил меч к его ногам, и сказал:

-  если ты в рассудке, то  отомсти, тем кто привел тебя к этому, если в безумии, то стрела того кто верху- он уже натянул тетиву –пристрелит бешеную  собаку.

Я стоял, он словно не замечал меча, он был простым,  старым мечем, которым  практический не пользовался, который был так противен моему господину, что не захотел его брать  на охоту. чтобы не сломать свой. Он был старый, но  необычайно острый. Оно был тем что заворожила глаза мальчика. И искра заполыхала вновь, когда руки начала тянутся к нему. Он резко схватил меч и  не думая отрубил пальце тянущейся руке, чужой  похотливой руке.  Затем осознав что происходит, посмотрел на меня, я стоял и улыбался, он жив, и я ждал его действий, те не замедлились. Он был один, тех трое, но у него был меч и искра жизни он  сразу же отрубил  руку первому, кто летел  на него с кулаком,  он кривясь от боли сразу же начел ползти от мальчика, а другие начали осматриваться яму, то что тут не было  оружие, не значило  что камни и земля не помогли бы.  Один зачерпнул горсть земли  и кинул в лицо, ища подходящей камень, найдя его, он уже хотел  прибить им парня, но  парень  увернулся от земли и встал перед  ним,  меч пронзил его грудь.  Третий, смотря как один измывается от потери руки и пальцев, а другой захлебывается кровью, просто от ужаса начал молить паренька, пока тот медленно и верно убирал кровь  с меча.  Он посмотрел  на это подобие человека и повернулся ко мне, думая о том что тот ему не соперник. И пошел на меня, ох, зря он верит людям.  Я перехватил меч, что он готовил вонзит в меня и отрубил голову той падали, что уже замахнулась камнем на него.

- Много  не знаешь,-  убирая кровь  с меча  сказал ему я,  - глуповата моя Рука, не думай  о сострадании, они все звери.

Он удивленно посмотрел на меня.

-  Верно, молчи и служи мне, иначе, - я провел пальцами по горлу и показал на него, -  а так ты выживешь, я тебе уверяю,  Рука.

А после я долго и мучительно объяснял во все что  он попал, он огрызался, даже пытался ударить, но все же принял свою судьбу. Все же я не учитель, как мой отец.

...

То что я увидел, когда вернулся встречать то  что было  моим господином, немного ошарашило меня. Жалкое ничтожеств, все в дранье и с великолепным мечем шел завязанным, как трофей, как триумф, боже какое убожество, какой срам повис на когда то великой фамилии моего господина. Он словно какая та породистая собака, что задрала нос к верху и несла добычу, ничтожного гуся, драного, ели живого на показ, господину, его командиру, боже какой позор роду, что не кланялся здесь  никому, решал важные задачи. он выглядет как пес на выставке, а не какой то там Защитник Мира и спокойствия, или того что они называют миром. Он остановился и словно не замечая всего позора сказал:

- неси подарок Сэру Седоусу – гордо и, как шут гороховый, задирая свое чело, но шут это делает в смех, а он в грех. -  неси.

То что было приказано нести, было не лучше моего подобие хозяина, жалкая не знавшие слово род прислуги, что загубила много жизней, ради власти,  признаний и титулов, то что загубило моего хозяина, к нему у меня было  больше ненависти, и зная что его ждет, возможно мой господин не одобрил, но он заслуживает сэра Скверенского. И неся, даже волоча, он тоже понимал свою судьбу и пытался ступнями затормозить мои слабые ноги, но рука все же держала его  и ноги мои были сильнее. После четных  попыток остановить и сбежать, он начал молить и говорить чудные, порой жалкие оправдание для жизни, то что есть сын, любящая  семья, его сестра. Все это не имело значение, здесь он за честь семьи, за нее и должен погибнуть, а как не иму решать,  а судьбе. Но затем он начал говорить, то что всех заинтересует.  Единственное предложение что заставила меня вздрогнуть и ужаснутся.

- Атака…  Суд завтро.- он нервно говорил, желая хоть на мгновение заставить меня одумается, дать жизнь.

Я понимал, что  он не должен знать об этом, да и все уже знали о недельном Соглашении, но его привилегированная  положение и то как он попался, делала его слова чуточку правдивее, что привело его к  Сэру Седоусу.

Он был после утреннего сна, в состояние в котором он мог более – менее соображать перед продолжением банкета. То  что первое желание его было  убить напыщенного придурка, было несомненным, затем он понял куда его вели и уже обрадовался его мукам.  Но потом он осознал что  его песня чуть откладывается и решил выслушать обреченного,  что цеплялся за соломинку.  Он говорил сбита, что то  придумывая, что  то нагло вра,  но то что было правдой,  было неоспорима.  Суд будет завтро на расвете, и то  что  Командир крепости нагло соврал всем Братьям.   Эта правда не спасла глупого мальчишку, его ударили, мощной ногой в смиренную голову.  А на лице Седоуса была Мрачная, жутка гримаса страха, того страха что испытывает человек прошедший сотни битв, но узнавший о предательстве в самый важный момент его жизни.

… -  ну что ж продолжим пьянку,  - его голова  упала, под  смех и радость, глупость и доверия, предательства и преданность, -  пьянку в честь  моего Суда!! -  в его голосе было обида и злоба, скорбь и ярость .

...

-  Да – весело начал командир Башни, закадычный друг и приятель, одетый в довольно приятный костюм,  с сильно истрёпанным львом   поеденной молью -  не выдержало твои богатство, а ты говорил, не выберут, не пойдешь.   Не  знаешь ты своего брата, как я  Крепостную скотину.

- Ну тут ты прав,  и за это надо выпить, чтоб  помирать было легче, да Братья. – с весельем начел он ухлебывать все что было на столе, глаза начали закатываться горестью и вином и через  три бокала он заметил что пьет дрянь -  где Сквернено Вино, пить надо его, лучшие вино, пойду, прикажу принести его. -  он легким движением выпрыгнул из стола  и пошел легкой походкой в комнату  из  которой истекали вопли и крики.

-  Да -  все продолжал он, смеясь и радуясь своей победе- хорошо что  не я – и тут смех его приобрел жуткий, ужасный вопль, вопль отчаянья и горя – он –то, он – то выживет, друг, я прав.

- это Лорд Седоус, его девять лет смерть  не брала, что  сейчас - не возьмет. -  сказал командир Ворот, одетый просто, но  носящий превосходные черные усы, что выделяло  его из всех этих  бородачей. – не даром он Сын короля, им то всегда судьба кланяется…

-  не мели чушь-  перебил его Сэр Винслон, командир башни -  то  что  Сын короля, Сильного и смелого, попал сюда, то что он стал всего лишь хозяином башни, все это милость, и ты так относишься к нему, и этот спор -  на его лице  появилась ненависть к себе – зачем ты придумал его…

- выбора не было, он был на веселе, я же не знал что так сойдет, Тиш, слышишь, возвращается.-  они  вновь приняли веселый вид, словно разговора этого не было, словно все это было мое видение, глупый сон, что приснилось  мне из –за постоянного поучение мой глупой новой Руки.

...

Голова  трещит, голова  болит.  Ночь, шумная, неутомимая наедает сладкой, мирной душе. Покоя , хочу покоя. Я слышу топот, громкий, невообразимый шаг монстра, того что идет забрать жатву,со свое угодье, оно неминуемо заберёт жизни десятки,  а может сотни черни.  Того безродного, никчемного рода, что живет в трущобах, в нижнем городе. Его не жалка, но шаг, тяжелый, несущей смерть напоминает о моей Судьбу, о суде Божьем, где воля их сыграет со мной ужасную роль. Ил я как герой пронесусь по черным, темным улицам и вернусь как знак Судьбы, ил  моя голова будет, весит на копьях прогнившей, ужасной твари, что весело будет танцевать.  Топот, только топот, все это знаки, плохие знаки.  Мое тело, немолодое, прошедшие не мало кровавых и мучительных ран.  Что на руке и грудна были оформлены в виде шрамов от копей, ножей и мечей. Но теле играла жуткую боль, то была наезживаемая рана, что кровоточила, неся густую теплую кровь в железные скрепы моей кольчуги,  что я не когда не снимал. То было не просто плохое, жуткое предзнаменуя, то чего я боялся. Сон не приходил в мою хмельную голову, сон ее боялся, словно давая мне последние часы, а может дни в осознании всего что было в жизни моей.

Сон…  сон… он точно был не нужен. Сон притуплял те добрые слова отца, те жуткие наказы мачехи, то ужасное, просто  невыносимое поведение брата, что привело меня в это место.  И Рыцаря  брата, истинного брата, что  спас мне  жизнь и даровал цель. Жить, выжить. Ноша его все была со мной, та жуткая рана, что не убила меня, а спасла, и то что кровь течет из нее знак для меня, знак Брата.  Я выживу, не бойся, все сделаю. И твой подвиг не забудется. И  с этими мыслями топот, грохот становился яснее и ясный крик гоблинов всполохнул то угасающая пламя, я встал, Пора на суд.

...

То что  Нижний город атакован, значило одно, он не врал. То что  кони были готовы, то же правда. Но рука, моя новая рука,  единственное, в чем я сомневался. Ее мой грозный наказ обуздал, но в глазах горела ненависть, с этим не чего не поделать и его выходка либо, либо смелый и верный поступка даст нам надежду,  или снесет голову.  Нет, не мою, моя не ценна, и Сэр Седоус знает это. Он снесёт его голову и сына моего, что  непозволительно, и это я вбивал в его душу, возможно он  все понял но глаза  горели яростью. И когда Сэр седоус во всем самом лучшем,  стальной доспех, чуть ли не закрывавший его от любого оружие, длинное и острое копье и меч, что рубил даже своим видом, появился он посмотрел  на мою кольчугу, паренька, что был только в тканях, даже кожного доспеха ему мой глупец не дал,  сказал:

-  Ты кто –обратился он к пареньку, злобно и яросно.

- я Рука-  точно  и быстро ответил он.

- он все сделает? – обратился он ко мне. – если  нет все помрем.

- да, я все ему объяснил.-   парень держал бурдюк, и в глазах не был надежды и веры, только злоба -  и он даже выживет, я уверен. – я взял его за руки и помог  сесть на моего коня,  сам сел чуть позади ,  он был не велик, так что лошадь выдержит нас. Я взялся той рукой что была у меня за поводья.  Он своей помогал мне, другой держа так важный для нас кожаный мешек с спасением.  За сером Седоусом вышел Сэр Мордраг и мой хозяин,  они сели на коней, и потом все остальные слуги, трое.  У всех были копья,  и у другого слуги. Не долго думая мы отравились к ближайшем воротом, возле которых были только вопли отчаяния и боли.

Ад разгорался, люди прыгали в безнадегу, топтали детей, ногтями вцеплялись в камень и пытались взобраться по  стене, из который вылетали камни и лишали их жизни. Ворота, невообразимо громадные, закрытые прочным дубовой древесиной и железными прутьями вселяло отчаяние и боль в сердца черни, маленькой и беззащитной.  Но вдруг цепи заскрипели, этот незаметный, ели слышный грохот во царил тишину возле ворот, надежда, лучик света прокрался в этот мир.  Первые ринулись и не остановились, волна их захлестнула  и вывалила в  пасть  кольев и грязи крови.  Следующие с надеждой смотрели и верили, как ворота, железные ставни начали  открываться, но из них не вышли защитники, герои. Их глаза встретили  лишь копия, мечи и огонь.  Кони словно бешеные, от ударов  шпор,  давили не   щадя всех кто  попадался под их копыта, копья не давали прохода, мечи резали неугодных и гнали вперёд, в бой. Лишая их  надежды и веры на свободу. Голос Седоуса, словно изменился, стал дьявольски ужасен, он и до того был противен. Но сейчас это был не человек, он словом, своим голосом и ударами меча,  заставил всех, всех тех то мог держать оружия, взять палку, нож, меч и идти на смерть, на защиту всего что  можно. И они пошли, видя то что  ждало их впереди, копья и мечи стражи Ворот.  А Седоус погнал, погнал свою немногочисленную конницу, того было шесть коней,  на Тролля.  То единственное  что могло взломать стену.

То чудовище было впереди, гормя улицы и дома.   Его  громадные руки не нуждались  в оружие, его тело было его  броней.  Не меч, ни копье не возьмёт шкуру этой твари.  И оно веселилась, зная это. Каждое движение, каждый шаг нес пучину разрушение.  Что это было, месть, наслаждение, не понять это. Ведь все то  что сделано с этим родом люди не описать словами, но как они жили, было не понять и не простить людям. И  их  секрет, то  знание как победить эту тварь знал каждый брат, уважающий честь и слово, память и отвагу. Седоус был из таких  и знал что огонь. Божественный огонь исправит их невежество и упокоит их.  Как только они добрались него, он начали кружить и мальчишка,  Рука, начел забираться с бурдюком  на спину тролля. Он   большой и неуклюжий, не заметил сразу же, только когда масло потекло с его головы он своими недалёкими мозгами, поняв о своей судьбе и решил с ней бороться, но было поздно, мальчик спрыгнул, и огонь постепенно начал охватывать его тело. Он горел ясно, пытаясь забрать с собой кого то, кидаясь всем, что мог взять, но огонь, жаркий, могучий огонь разгорался. Принося его телу боль и отчаянья. Оно перестала брыкаться через минуты  четыре, столько нужно  было чтобы огонь разгорелся и принес ему невыносимую ужасную боль.  Все время он что то невнятно мямлил на своем гнилом языке, противные несуразные фразы, и громкие ужасные крики боли закончили его жизнь. Сэр Седоус не то что радовался, но Судьба пока играла на его стороне.

Мальчик смотрел, ужасаясь и восхищаясь своим поступкам.  Так тварь горела  и изрыгала боль и отчаянья. Он смотрел и понимал это.  Видел что эта боль и восхищался ей. Но затем эта тварь своими глазами посмотрела на него.  Они не были ужасны, не было злобы, было только то,  что было в нем, непонимание и отчуждение. Непонимание  другиХ  и отчуждение, питавшиеся как то взрастить внимание со стороны. Словно ребенок, он набедокурил и своим взглядом хотел понять за что его наказали, что он сделал, но в глазах его исчезла искра и они заполнились огнем. Парень не понимал, но осознавал, что это дитя видело в разрушении забаву, веселье, но за что его наказали оно не поняло.  И Рука вспомнил как наказывали его, как ругали, но здесь, наказание смерть, только сейчас он понял что она так близка к ней  и посмотрел на Смира. Тот лишь одобрительно положил единственную руку на его голову, теребя его черные волосы,  снимая гряз и радуя его.

Седоус понимал, осозноваль что  цель его суда выполнена, до ворот гоблины не пойдут, лишившись осадного монстра, и решил возвращается.  Но гулять своим воином он решил не запрещать. Сэр Редрейсер сразу же вызвался.  Конь его еще был лихим, да и Мордрага, он решил выпустить, по буянствовать, пусть труп повеселится подумал Седоус. Конные пускай ведут защиту, пусть молодёжь разбираться с грязью и гоблинами, пускай поучатся уму чернь.  Но  огонь от тела начел полыхать и забирается на деревянные дома, распространяя его по всюду. И из за этого он решил взят собой Смира  и Руку, так как их конь все же начел под уставать и веселье могли не споучаствовать. И они вернулись практический сразу.  Огонь распространялся немыслимо быстро, разжигая везде пламя  так что на всех улицах, даже на стенах невозможно было дышать. Долго сэр Седоус ждал молодую парасоль, но вернулось оно при полном восходи луны, да и без Сера Мордрага и одного слуги.

Первое, неоспоримое действие Судоуса, когда он осознал что  Смерть   не вернется, когда ворота были закрыты от невыносимой толпы набежавшей черни. Было ненависть, глубочайшая и невыносима ненависть.  Он взял все что  было, все что называлось Малявкой и прижал к стене, начал теребить как ужасно  опозорившего сына, и приводя его в чувство тяжелой стальной перчаткой. Он после столь явной стрязки головы не соображал еще минуту, неся иллюзорный бред. Слуга вообще полез из седла и пошёл просто в неведомом направлении, говоря;

- это конец, это…  коне… - держа меч в руке и готовясь к страшному и греховному поступку, лишение жизни, его меч удержали и лишили кулаком сознания. Думая о том что в будущем придет в себя.

Дым заполнил улицы,  видеть что то за ним, даже при луне стало невозможным, лишь громкие крики и стоны, удары мечей и копий, это было слышно, но Малявка была не в себе, и бред стал быть не иллюзорным, но совершенно невозможным;

- там невообразимое число гоблинов, гигантский троллей, даже орков я виде, но что более важно.- в голосе появился страх- Там что то  восседает, там что то  правит, там Армия, что сомнет нас… – он говорил своим трясущем голосом, не воспринимая вопроса о Смерти, о  случившимся, он повторял это и не зрел на нес, тех кто не понимал и даже не мог себе представить столь глупую, извращенную мысль.

9 глава

Огонь горел, неся дым, скрывающий все что было в перейди. Глаза, очень острые и зоркие видели в клубу дыма лишь горелые остатки города, женщин и детей, убитый и развращенных. Мужчин что  лишившись руки или ноги  медленно и мучительно умирали, пока их тело, жутко изуродованное огнем и ножами гоблинов  уносила боль в смертные оковы  возле стен. Все это мои глаза видели и не могли поверить.  Лязг битва уже затих, но топот и гул нашествия только нарастал, что пугало мои уши, эти вопли, крики, стоны, все это давала жуткое и невыносимое  подозрение, но глаза не видели, глаза еще не верили, огонь и дым давал надежды. И в какой то миг, все затихло, все вопли начали затухать, как и огонь пожара  и дым снял пелену ожиданий.   И только надежда, надежда спасала  меня,  и как дым и огонь погасли, ее не стало. Черная пелена застирала все поле, гоблины, тролли, орки, какие то твари носящие на черных шести лапых  конях, кожаные доспехи скрывали их уродство, зеленая гнилая кожа  на тех местах, что  были не покрыты уродливыми доспехами,  давала выводы о их  родстве с гоблинами, но те были выше и легко осёдлывали гигантских лошадино подобных животных, несясь и словно командуя волнами гоблинов.  Где то переде, где то позади стояли гигантские Тролли, мощные руки, большие головы и невообразима страшное и к уродливое тело, не  сравнится с тем что был сожжён сегодня утром, тот был намного меньше, намного красивее, словно дитя по сравнению с ними. Мои глаза все видели, и  не понимали, того громадного, такого великого не было и не могло быть, ведь  гоблины воюют межд собой и такой толпы как сейчас  не может. Тролли жалкие, обделенные головой не могли собраться  даже в три, четыре особе, здесь же мой глаза насчитали около двадцати. А  орки, жестокие твари, могли только резать других, но не как не воевать. Смотря на это  я не понимал, не кто не понимал.

Вдруг на мой пост взошёл сэр Седоус, он не при каких условиях не заходил суда, за ним Скверницки и мой молодой хозяин  бредещий о чем то. Они смотрели на это поле, их глаза не верили, лишь сэр Седоус начал тихо посмеиваться;

- Вот почему Суда не хотел тот козлина – сказал он – дурак… - он остановился, подумал,  руки его начли бить чечетку – ладно, Скверна, тащи вино.

Все удивленно посмотрели на него, но Скверна лишь сказал;

- Да… сегодня и я выпью.-  иронично улыбаясь сказал он.

- А то, все выпьют и Малявка тоже, все вино тащи, все равно два дня жить… - и тут он вспомнил-  точно два дня и был бы месяц, во не  везет, да Скверна! – и засмеялся  искренним смехом,  смехом мертвеца.

Так прошли эти два дня. Он пили, не думали о несущем и словно хотели умереть.  Корабли, что  стояли на пристани постепенно исчезали, людей все становилось меньше.  Отец, пытался и надумать план что бы спасти меня, и то что звалось его рукой. Но он провалился. Корабли не приняли нас, посчитав  плату что дал мой отец недостаточной.  Как бы не сторался отец все приведет к смерти, той что и так  я знал и не мог предотвратить.  Седоус совсем вышел из себя неся черный, ужасный бред о эльфах, гоблинах, о Смерти. О том какой он был хороший, то  что он единственный из все, не считая Скверны понимал его. То что лучше бы что эта Малявка сдохла, все это не приносила нечего хорошего, даже Сэр Редрейсер, услышав все это, под бокалом вина не выдержал, но меч его был не точен и он промахнулся, ударив о пол. Седоус просто не заметил этого, а господин забылся и вернулся к  вену.

Мой отце смотрел на меня, он видел мое отчаянье, я хотел жить. Он смотрел и видел наверно себя, того кто желал жить, но знал свою судьбу и должен принести жертву  во имя любви и детей. Его глаза горели, искали какой то выход, он словно был готов на все, ради меня и его нового подчинённого – на все. А  глаза мои тем временем видели как волнуется, истязается волна об стены снося себя, других, пожирая всю мертвечину и воздвигая костяные горы. Горы мертвых обглоданных  костей, трупы сжирали трупов, люди бегали от гоблинов с ножами, что хотели дорезать остатки, и догоняя  либо сжирали, либо уносила в  ямы, где были лишь вопли и голод.   Но оно стояло, не сносимой стеной, ждав последних  кораблей. Все это приносило  лишь боль  и отчаянье мне, я хотел уже выколоть себе глаза или спрыгнут со стены, но мама воспитала во мне то, что я не  мог  отвергнуть. И вместо этого я сел и начал молится. Молится своему богу. Отец не чего не сказал, его Рука просто смотрел, остальные были в таком отчаянье, что им было просто плевать. Я молимся, отец смотрел на меня и когда он услышал  слова « любой можем служить тебе» его глаза  осознали, в голове появилась надежда, вера и он словно бешенный прокричал;

-  Точно, точно! Любимая ты всегда была права, Спасибо! Они спасутся, спасибо Любимая. – и обратился ко мне, теребя за плечи меня, я не понимал от чего-  ты выживешь, он выживет-  показал на Руку – Вы выживете, Обещаю! - он точно обезумел.

...

Все пропало, Будущие, прошлое. Моя голова была в сладком угаре последнии два дня и находила покой, но вино исчерпалось, сладкий вкус его исчез и вместе с ним пришла боль настоящего. Коробли, надежда некоторых постепенно уходили, площадь, на которой собирался люд опустела, все богачи, все хозяева исчезли из этого  убиенного города. Зная о  том что все здесь будет уничтожено, они собрали все возможное и исчезли с лица этого города. Проснувшись в переулки, я не понял как судя попал, я увидел пустые лавки, которые всегда были полны, не было не души, только старуха сидела и ждала своей смерти. Она посмотрела на меня и словно зная что я попрошу сказала:

- похмела нет, нечего нет.

Я понял что  с нее не чего не спросишь, махнул рукой и вышел на площадь, которую я даже не узнал.  Место  где собирался весь люд поторговать просто обмелела.  Нет ни люде, ни демонов, ничего, только рыцарь, Брат что разукрашивал что то  своими руками. Оно билось в агонии, пыталось остановить, но красный цвет бы полностью измазан по  его лицу. Оно умерло как я подошел.  Рыцарь слега усталой рукой потер лоб из которого вышла капля пота и посмотрел на меня.

- Тоже сбежать хочешь – обозлено и совсем не в себе сказал он

- Бессмысленно, умру же все равно. Так хоть честь сохраню.

-  Верно -  радостно сказал он –все  верно. -  и ушёл к стенам, слегка шатаясь, словно от гулянки.

Я не соображал, видя порт, он был пуст, лишь один корабль, невообразимо роскошный стоял, ждал последних пассажиров. Но в нем я видел тех, кто лишился чести и тех кто ее не имел. Демона, того что сообщил нам о этой войне, лордов и сэров богатых Башен и ворот и самое главное – командира крепости. Он просто наслаждался видом, видом который в последний раз видит .

Но вот последний человек вбегает, все собирается и корабль начинает свой путь. Путь спасение, жизни, но бесчестия. Люди на нем уже мертвы, они не понимают всю их глупость,  но жизнь их  надеюсь, научит, ведь взойдя на корабль демона, ты становишься его имуществом. Надеюсь, они за это веками будут гореть в аду.  Но корабль отплывает, что значит о скором нападении, наступлении волны. Надо в башню, быстро и без промедлений я побежал, несясь наперед корабля .  и влетая в башню, я увидел лежавшего сэра Скверницки, он был во все оружии, ждав что то ужасное и невозможное, он любил мучить, но оружием войны тоже обучен, только не так искусно как выманиванием знаний. Он просто ждал своего последнего, жестокого боя, что обещал ему Седоус.  Сам Седоус тоже был готов,обдетый во все новое, лучшие, готовясь умереть как войн, Рыцарь он посмотрел на меня и  сказал:

- У тебя времени мало, готовься.

Все было так.  Как только мои слуга Смир надел на меня шлем, крик  Глаза, и колокол ознаменовал, что дни наши сочтены.

Гоблины, не имея способа уничтожить стены, начали залазить на них, неся лестницы и ставя их. Тролли были еще далеко когда первый гоблин погиб на стене. И  было невозможно много. Каждый желал убийств, насилия.  Невообразимо было отбить их, но силы наши были велики. Руки не уставали рубить и бить. На одного моего брата было  сотни гоблинов, но рука резала и резала. Кровь запёкшись тупила меч, и он становился дубиной, не кто не мог, прорвутся через нас.  Только когда тролль разнес часть стены, мы побежали в башню, и начали спускаться, гоблины  неслись отовсюду, лишая нас возможности отдыхать, тролли рушали все, неся свои руки в башню и забирая  наших помощников, слуг. Нельзя сказать что они были ненужными, но их гибель была ненужной и безвременной.  Все делали мы, Рыцари, лишая всех почестей черни и слуг наших. Только Глаза помогал, да и Рука как я думал бы полезным. А Смир был каким то странны, все держался позоди, и о чем то задумавшимся. Когда мы вылезли из башни. Нас ждала их  армия. Их было сотни, тысячи. Жуткие твари, на каждом то ли броня из кожи, то из костей, были и орки, был и тролль, что рушили все. Когда  мы выбрались из башни все остановилось и  на нас с яростным, мощным взглядом смотрел  он, то было их командиром. Одетый в кожаный  доспех, с костяными наростами на шлема и грубыми металлическими пластинами на животе, все это  было несуразно, мерзко. Он смотрел на нас свысока и гнилым, жутким голосом  прокомандовал,   бурлачим непонятным слогом  своей стаи что то сказала. Он стояли, кто то смеясь, кто то злясь, но все как один стояли, чего то ждали. Мы все поняли что он сейчас будут предлагать, сдастся. Но мое сердце не сдается, да и все остальные, командир все  кровавых ранах и Скверна смотрящие веселым находчивым взглядом, желала резать и убивать.  Все были готовы отдать голову на поле боя, но не как не в яме или на обеде в виде блюда. Седоус не мог говорить, а Скверна был так воодушевлен и желал только убивать, что я вышел из толпы и начёл :

-  мы не… - мой голос, где он ? странно в горле что то, и  почему то я начал падать?…

...

Что творит мой отец? Он быстро и яростно проткнул шею Сэра Редрейсера  который даже не успел не чего с пикнуть.  Затем вынув его копие и ударил Седоуса и то упавший начел отбиваться, но отец в порыве безумия проткнул его головы и начел уже нацеливается на Сэра Скверницкого, но тот все осознавая уже начал замахивается, но его кинжалом начал бить  Рука Смира. Он наслаждался, радовался, словно тот был его кровным врагом, бил до тех пор, пока тот  не извел дух. Гоблины смеялись, Вождь их нечего не понимал, все это происходило за доли секунды, доли мгновение. Они оба были за спинами, и не лезли на смерть. Отец так же говорил о том чтоб я не куда не совался, но что такое он вытворит, я не понимал. Что это было, безумия, глупость или просветление моего бога. Я не знаю, но только он заколол Седоуса, как только Скверницкий умер от ударов. Мой отец заговорил на таком языке, который все кликали противным, невыносимым в нашей деревне, наш язык веры. Гоблин как раз  предлогал на нем поситить ужен его батьев. Но отец предложил другое, дословно он сказал:

-  Мои отец служил Древу, моя мама Служила Древу. Они уважали вас, жили с вами мирно. Я же служил Королям, мои сыновья не кому не пресекали –он показал на нас – позвольте им отплатить долг  и мой грех за службу. Они оба сильные войны и отдадут долг.

Все смотрели на него,  не понимая что ответить, что сказать. Но вдруг вождь их замолвил.

- Ты хочешь отдать сыновей мне в слуги? -  спокойно промолвило оно на том же языке – ты хочешь  жизнь их отдать в мое услужении?

- да!  И они докажут это…

Не кто не понимал что они говорят, я единственный знал этот язык. Но то что говорил отец пугала меня. Вызывало  ужас и  разочарование. Боль в сердце вонзилась в меня, пока отец рассказывал условия нашей присяги этим тварям. Мои глаза начали слезится когда он подошел ко мне. Его глаза горели ясным, не чем не извергнутым чувством отданного долга. И та тварь сказала:

- Я согласен на это, пусть служат мне. Присягу пусть дадут о которой мы договорились. Оплатять  предателю.

Услышав это я понял,  я знал, что выхода не было, что жизнь моя будет сохранена,  мама говорила, мама знало один секрет. Когда  Полукровка, гоблины, тролли, орки дают слова, они не обманывают. Я сказал пареньку:

- Присягу мы  даем тем тварям – он кивнул,  он знал это – она состоим в том чтоб убить предателя, от..отрезать голову ему ... мо-моему отцу – он удивленно посмотрел на меня – не смотри на меня,  притворись знающим  язык и повторяй за мной, понял – он не кивнул, лишь ужаснувшись смотрел на меня.

Отец подошел ко мне и тихим, словно шепотом  проговорил:

- Такова судьба предателей – он погладил голову мальчонку – не боись, парень, сейчас мне отомстишь. – он улыбался, а парень не плакал, но и радостных чувств не испытывал, только жуткая, ужасная непонимание. Он обратился ко мне – присмотри за ним.

Я кивнул.   Мы оба достали ножи,  он встал на колени и мы  начали резать. Кто то смотрел, кто то радовался, не понимая всего что сдесь происходит. Я  тоже не понимал, жуткая, ужасная боль кипела в сердце, глаза налились слезами,  но все это не важно.  Оно приносит боль, оно приносит ярость, но не чего более. Мальчик, делал это свободнее, но даже в его глазах была какая та тоска, непонимание, но слез и стонов не было, он это перетерпел, и я когда голова сошла с плеч, полностью овладел чувством и принес голову своему новому господину. Он сказал:

- Отныне вы мои слуги.

- Да ,господин – мы обо сказали это, но мальчик так не внятно, несуразно что его не поняли.

- Он не знает языка мира? –спросил наш новый господин.

- Он не обучался ему, наша мать умерла до того как начать его обучение. - я говорил правду,  мам не обучала его,  она вообще не знала о нем. - Я всему его обучу, не бойтесь.

- Ну ладно,- не доверя мне,  но приняв мои слова. Он обратился к своей армии – этих со мной, остальные ваши.

Чернь не понимала что  происходило, они поняли слишком поздно, но некоторые просто успели сбежать, пока разгоралась эта сцена, некоторых убили заранее, но потом всех оставшиеся начли резать и убивать. Я видел их глаза, они смотрели на нас как на предателей, что бросили их без всякого разъяснение. Они нас проклинали, ненавидели.  Я их понимал, но я хотел жить, и отец дал жизнь мне, он пытался договорится и о вас, но не нечего и сейчас ваши глаза ненависти и боли смотрят на нас. Я вас понимаю, но вы уже мертвы…

...

Все горела, городу конец.  Маленькие ножки. Такие знакомые, такого дорого моего друга  сообщили;

- Мой король, мой владыка. – немного отдышавшись продолжал он – город взят, Сумрак взят, мы … мы победили!

- да…- с долькой радости ответил я- по пути на верх первая, не сильна важно, но все же нужная нам победа, чтоб выбраться из пучин тьмы, куда нас забросили.