Как проявляются чувства матери в годы войны? Рассматривая этот вопрос, В. Вересаев описывает состояние Марьи Петровны, у которой в годы войны погиб младший сын.
Тоска и ужас охватили женщину. Вопросы, которые задает автор о том, за что набросились на Россию, и которые мучают мать, остаются без ответа. Единственное ее желание – быть с погибшим сыном и «плакать, плакать, насмерть изойти слезами». Автор описал глубокие страдания матери.
Чтобы показать, что женщина, несмотря на трагедию, не ожесточилась, автор показывает, как мать пришла к вокзалу, с которого она провожала сына, и увидела раненых пленных. «Что-то дрогнуло и горько задрожало в груди» женщины. Закрывая дрожавшего от холода пленного своей шубой, Марья Петровна плакала и думала не только о своем сыне, но и обо всех искалеченных. Страдания раненых пленных пробудили в ней жалость. Исчезла злоба. Победила любовь.
Пример страданий женщины в связи с гибелью сына плавно перетекает в описание ее заботы о раненом. Оба примера взаимосвязаны. Как ни в ком другом, в матери, изначально заложены гуманные чувства. В самый трагический момент в ее жизни вспыхнули жалость и сочувствие, которые всегда живут в русском сердце. Так женщина ощутила беду всех матерей, всех людей.
Автор донес до читателей гуманную мысль о том, что ощущение жалости может перебороть ненависть, желание отомстить. Душа страдающего человека переполнилась сочувствием к пленным. Это сострадание пришло, когда она поняла, что страдают участники боев обеих сторон. Представители враждебной стороны по чьей-то злой воле тоже вынуждены страдать. Огромное несчастье, которое принесла война, «всех уравняло».
Соглашаясь с авторскими мыслями, я добавлю мысли о том, что жалость в душе матерей живет всегда, и она проявляется не только к своим детям. Марья Петровна поняла, насколько жестоко военное время, что война никого не щадит. Сердце ее не могло не дрогнуть.
Матери всего мира всегда живут лучшими побуждениями. Для них слова «любовь», «жалость» и «ребенок» всегда имеют сокровенный смысл. Поведение матери доказывает, что жалость, и в частности жалость к врагам, – не пережиток прошлого. Она существует и будет существовать.
Итак, в годы войны матери сталкиваются с такими горестными и гнетущими картинами жизни, после осознания которых в их душах зарождается всеобъемлющее чувство жалости и любви, заставляющее их не делить людей на своих и чужих.
ТЕКСТ
Марья Петровна узнала о несчастье три дня назад. В списке раненых и убитых стояло:
“Скончались от ран… Голиков, Василий Иванович, прапорщик”.
Это был младший сын Марьи Петровны.
Все эти три дня она бегала по Москве, чтоб разузнать что-нибудь о сыне, – где умер, можно ли получить тело для похорон.
Нигде ничего не удалось узнать. И уж больше нечего было предпринимать. Но ей было трудно оставаться в сыроватой своей комнате. И она ходила по улицам в своей старой лисьей шубейке, останавливалась на перекрестках, неподвижно смотрела сухими глазами – и шла дальше. Слез не было. Душа сжалась в мерзлый, колючий комок, нельзя было глубоко вздохнуть, и некуда было деваться со своею тоскою и ужасом.
Ужас был в душе: лютая, беспощадная сила встала и навалилась на землю. Бьют, крошат, уродуют. И за что? Кто их трогал? За что вдруг набросились на Россию? Что сделали! Что сделали!
Она ходила по улицам, тоскующая и смертельно одинокая, и все больше смерзалась душа в колючий, спирающий дыхание комок. О, только бы одной, одной бы только милости: чтобы очутиться около бесценного тела и чтоб целовать милую курчавую голову с крутыми завитками у висков, припасть губами к кровавым ранам – и плакать, плакать, насмерть изойти слезами.
Вокзал… Здесь, два месяца назад, Марья Петровна провожала сына на войну.
Незаметно для себя она очутилась на вокзале и вышла на пустынные перроны под железными навесами. На отдаленной платформе под светом электрических фонарей темнели толпы солдат, пробегали санитары с красными крестами на рукавных повязках.
Она побрела туда. Вдоль платформы тянулся длинный зеленый поезд, подносили из глубины вокзала носилки с людьми и ставили возле поезда. Большими группами стояли солдаты, опираясь на костыли, с руками на перевязях, с повязанными головами. Марья Петровна, жалостливо пригорюнясь, уставилась на солдатиков – и вдруг отшатнулась. Невиданная форма, говорят меж собой – ничего не поймешь, кругом – солдаты со штыками.
Марья Петровна спросила человека в железнодорожной фуражке с малиновыми кантиками:
– Это кто же такие будут?
– Кто! Пленные!
– Пленные!.. – Она высоко подняла брови. – Австрияки?
– Австрияки есть. А вон они – немцы!
– Куда же их везут?..
– В Орел перевозят…
Марья Петровна смотрела, широко раскрыв глаза. Так вот они какие!
Русский прапорщик в очках небрежным голосом, – видно, от скуки, – разговаривал по-немецки с бородатым германцем. Странно было: такой обыкновенный, рыжий немец, так добродушно улыбается; подумаешь, и вправду добрый человек. А что, злодеи, делают! С ним рядом стоял другой немец, молодой, высокий и красивый, с русыми усиками. Вот этот – сразу видно было, что зверь: гордый! Смотрел мимо, ни на кого не глядя, и презрительно сдвигал тонкие брови.
Прибежал фельдфебель, приказал пленным выстроиться попарно, крикнул: “Марш!”. Они двинулись нестройною, колыхающеюся вереницей. Ковыляли, опираясь на костыли, поддерживали друг друга под руки. Двинулся и красивый немец с русыми усиками. Господи! Он был без ноги! Вместо левой ноги болталась пустая штанина. И немец прыгал на одной ноге, обеими мускулистыми руками опираясь о длинную палку.
Пленных двинули вперед и стали вводить в вагоны, сзади надвинулись другие пленные. Теперь это были австрийцы, в мышино-серых шинелях и грязных, давно не чищенных штиблетах. Огромный австриец с молодым, детским лицом стоял на костылях, бережно держа на весу раненую ногу в повязке; рядом стоял другой австрияк, смешно маленький, с лицом пухлым и круглым. Они вполголоса разговаривали по-польски; по тону, каким они говорили, чувствовалось, что они большие друзья; это чувствовалось и по тому, как маленький заботливо поправил шинель на плечах большого и застегнул ему под подбородком верхнюю пуговицу. Такое у большого было милое, детское лицо, и так беспомощно висела меж костылей огромная нога в повязке… Что-то дрогнуло и горько задрожало в груди у Марьи Петровны: господи, сколько народу искалечено – молодого, здорового!
У ног Марьи Петровны лежал раненный в грудь венгерский гусар в узких красных рейтузах. Какое неприятное лицо! Тонкие, влажные губы под извилистыми, тонкими усиками; нехорошие черные глаза, как мелкие маслины. Венгерский гусар лежал на носилках, оправлял на себе рваную шинелишку и стучал от холода зубами; его извилистые губы под тонкими черными усами стали лиловыми. И опять Марью Петровну поразило выражение глаз: он неподвижно смотрел в потолок железного навеса, весь ушедши в свою муку, и даже не думал просить жалости и помощи: как будто все это так и должно было быть. И он лежал среди людей, как в пустыне, дрожал, постукивая зубами, и его согнутые коленки в грязных рейтузах ходили ходуном. На виске, под околышем фуражки, чернели крутые завитки волос.
Марья Петровна вдруг стала задыхаться. Дрожащими руками она поспешно расстегнула свою лисью шубку, скинула ее и накрыла лежавшего венгерца. Горячие волны ударили ей из груди в горло. Она припала губами к курчавой голове венгерца, целовала ее и плакала, – о сыне своем плакала, об иззябшем венгерце, обо всех этих искалеченных людях. И больше не было в душе злобы. Было ощущение одного общего, огромного несчастья, которое на всех обрушилось и всех уравняло. (В. Вересаев)
У нас есть интересные тесты на канале Знать мир на пять. Проверяйте знания, постигайте новое, не останавливайтесь на достигнутом. Ведь мир безграничен и полон загадок и любит тех, кто стремится постичь неизвестное!
Тематика тестов:
Кто такой?
Что такое?
Разные темы
Литература
Русский язык
Ударение
Фразеологизмы
Автор мысли
Страны мира
География России
Женщины мира
О любви
Жизнь замечательных людей
Лишнее слово
Лишняя картинка
Животные
Овощи. Фрукты. Ягоды
Символы. Знаки
Танцы
Цветы
Пословицы
Загадки