В этот вечер пятницы единственное чего мне хотелось от жизни, так это поскорее добраться домой после тяжелого рабочего дня. Голову сковала сильная пульсирующая боль, сжимающая виски как будто огромными тисками. Где-то глубоко внутри от голода начал ныть пустой желудок. Это было логичным последствием того, что пообедать сегодня так и не получилось. Я подумала о том, что нужно собрать в кулак свои иссякающие силы и поскорее добраться домой, и как только я переступлю порог своего дома, мне сразу станет легче. Сразу представила, что мама, как обычно, к выходным, уже напекла свои вкусные пирожки с яблоками и картошкой. Сейчас бы пару таких пирожков с горячим сладким чаем и завалиться спать, спрятавшись с головой под одеялом. Сегодня начальство изрядно потрепало мои нервы своими бесконечными поправками и исправлениями по новому проекту, в угоду взбалмошного, но, как они считали, очень перспективного клиента. Хм, сейчас я могла бы наверно сравнить себя с лимонной долькой, которую сначала бросили в чашку с горячим чаем, потом начали давить ложечкой и гонять кругами по кружке, забирая все ароматные соки, а далее за ненадобностью выкинули на край блюдца нежную истерзанную мякоть. Да, я ощущала себя тем самым лимоном, которой сегодня так безжалостно и без остатка выжали в кружку нового клиента. А он, как мне показалось, и пробовать-то не стал этот чай, оставив его нетронутым на столике. Но как бы там ни было, рабочий день закончился и теперь моя машина стоит в глухой столичной пробке на одном из широких проспектов города. Окончательно приняв эту ситуацию и смирившись с безвыходностью своего положения, включаю очень тихо музыку в своем радиоприемнике, чтобы отвлечься, и крадусь не спеша по правой полосе за таким же как я обреченным. У меня получается немного отвлечься от нужд уставшего организма, рассматривая соседние машины и людей на тротуаре. Незаметно, сквозь разные, несвязанные между собой мысли, блуждающие в уставшей голове, пробивается далекий неприятный звук сирены. «Это наверно скорая помощь пробивается через пробку». По мере приближения пока невидимого мне автомобиля нарастающий звук становится более отчетливым. «Почему этот звук такой странный? Я раньше никогда не отличала звук скорой от полиции или пожарных, но этот звук был точно другой. Всем знакомая частота сигнала экстренных служб всегда вызывала во мне трепетные чувства. Эти звуки во всеуслышание говорили о том, что где-то случилась беда или кому-то очень плохо. В детстве от этого у меня часто возникало неосознанное, не поддающееся контролю чувство тревоги, от которого сжималось горло и в нем начинало сильно першить. Когда я подросла, то научилась контролировать такие приступы, успокаивая себя в такие моменты тем, что говорила себе, что помощь нуждающимся уже в пути, она торопится и в итоге все закончится хорошо. Ну а теперь, когда я выросла, то мои детские страхи переросли в четкое понимание, что при звуке сирены окружающим надо сделать все возможное, чтобы просто не мешать машине с проблесковым маячком поскорее добраться до цели. Но сейчас при нарастании этого надрывного дикого завывания где-то в глубине меня снова возникло забытое с детских времен чувство тревоги. Это было схоже с состоянием, которое испытывает человек в лесу, когда неожиданно слышит вой дикого волка. Мой правый ряд ехал медленнее остальных, и я начала переживать, что не смогу вовремя сместиться и пропустить эту машину. Несколько лет назад, в самом начале моей водительской карьеры, у меня была ситуация, когда никак не получалось перестроиться и моя машина мешала проехать скорой, в тот день я испытала жуткий стресс и гнетущее чувство вины. Поэтому сейчас, включив свою сознательность, я начала смотреть в зеркала заднего вида в поисках этого автомобиля. Зачастую его легко было отыскать в толпе машин, высокая белая машина с синей мигалкой на крыше, была заметна издалека. В левом ряду, мигая проблесковыми маячками неслышно протискивались две машины скорой помощи, но этот пугающий звук исходил явно не от них. Им старались уступить дорогу, поэтому они двигались быстрее потока и скоро скрылись из виду. А этот завывающий звук нарастал, он становился более резким, но источника по-прежнему видно не было. «Как же он раздражает! Неужели действительно есть такая жизненная необходимость так шуметь? Ведь кругом же тоже люди!» И тут появился виновник этого шума в виде черного отполированного мерседеса представительского класса с темными стеклами и небольшой круглой мигалкой на крыше, которая истошно моргала синим светом. В этот момент моему внутреннему возмущению не было предела.
Но вот я наконец-то «доползла» до своего перекрестка и как только повернула на пустую дорогу, то понеслась на максимально разрешенной скорости. До дома оставалось совсем чуть-чуть, мне даже чудился запах моей любимой выпечки, который наверняка был ощутим даже в подъезде. Когда я свернула на свою улицу, то по привычке начала просматривать припаркованные вдоль тротуара автомобили на предмет свободного места.
«Ага, есть одно, но может посмотреть местечко где-нибудь поближе к подъезду, сегодня же пятница, народ наверно подольше гулять будет, а может кто на дачу решиться рвануть». Въезжаю во двор и поворачиваю к своему дому. Свободных мест, как назло, нет, за машиной стоит машина, тесно, плотно как в любом московском дворе. Доехав до конца дома, расстаюсь с последней надеждой припарковаться, останавливаюсь и включаю заднюю передачу. Придется сдавать назад, машинами забито так плотно, что нет возможности даже развернуться. «Нужно возвращаться на улицу, если, конечно, то место уже не заняли, что очень даже вероятно, тут ведь зевать нельзя». Я проехала уже большую половину дома, и тут во двор «влетает» машина скорой помощи, размахивая синими лучами своей мигалки на весь двор. Подпирает меня сзади, включает эту противную воющую сирену на весь двор и мигая дальним светом фар требует ехать вперед. У меня есть понимание специфики такой работы и есть уважение к людям этой профессии, но сейчас я была морально не готова опять ехать вперед. Я была не согласна с такой небесной несправедливостью. «Ну почему эта машина не появилась минутой позже, когда я уже выехала из двора или наоборот минутой раньше и я сейчас бы не стояла у нее на пути?» Скорая настойчиво требовала дорогу и, повинуясь, из последних сил, я перевела коробку передач с реверса на драйв. Двинулись опять вперед и единственное что меня сейчас сдерживало от слез, так это мысль о том, что врачи сейчас выйдут, а водитель сделает милость и сдаст назад чтобы наконец выпустить меня. Подгоняемая звуком сирены, от которого наверное звенели стекла во всех окнах, я проехала опять до самого конца дома и моя машина остановилась. Все, дальше ехать было некуда, тупик, с трех сторон от меня стояли машины. Скорая помощь тоже остановилась, сирена сразу смолкла, а мигалка продолжала работать, раздражая своими синими отблесками, которые были повсюду передо мной. В зеркало заднего вида я увидела, как из машины вышли врач и водитель и быстрым шагом пошли к подъезду. Странным было то, что в руках у врача не было большого оранжевого чемодана. Надежда выбраться из этой западни растаяла, как только водитель вслед за врачом исчез в подъезде. Я осталась одна наедине с этим мерцающим синим светом, от безысходности хотелось плакать... В нескольких метрах от меня был мой родной подъезд, но я торчала здесь и ничего не могла с этим поделать. Я посмотрела на часы, было десять минут девятого. Оставшись наедине со своими мыслями, я вдруг поняла, что злюсь на эту скорую, а потом и на себя. «Ну почему я сразу не припарковалась там на улице, ведь было же место? Сейчас была бы уже дома, кушала мамины пирожки. И водитель этот тоже «хорош», напирал так нагло и сирену еще эту включил. Вот куда он делся? Синий свет раздражал своим мерцанием, пришлось закрыть глаза, слезы предательски наворачивались, пробиваясь сквозь ресницы и стекали по лицу. Казалось, что время остановилось вовсе, когда я через вечность опять взглянула на часы, они показывали восемь двадцать. Я уже успела выплеснуть свой стресс в слезы и успокоиться, а из подъезда так никто и не выходил.
― Что же там такого может происходить, что врач идет к больному вместе с водителем, но при этом они не берут с собой чемодан? Чудеса, да и только! Хотя наверно любой врач скорой помощи смог бы мне назвать не одну причину, по которой могло бы так происходить. Но другие причины меня сейчас не волновали, да и эта, собственно, тоже, просто очень хотелось, чтобы выключили эту чертову мигалку и убрали скорую с проезда.
― Ну как же он так смог уйти, ведь он же видел, что я выезжала? Пропустить скорую помощь это святое, но чтобы вот так стоять зажатой и ждать пока он соизволит выйти, это уже наглость, ― я начинала тихо закипать, на часах была половина девятого.
— Интересно к кому же она все-таки приехала? Да хотя без разницы, я все равно никого не знаю в этом подъезде.
— Вот что водитель может там делать? — не унималась я, — стоит наверно в коридоре прислонившись плечом к стене, да ключи на пальце от скуки крутит, а я тут как дура стою и жду его. То ли дело врач, понятно, что он занят, вот только чем? Может там вообще никакого больного нет, и они просто по своим личным делам сюда приехали? Точно! Вот наглость! Обязательно выскажу ему свое мнение, когда он появится. Не могу на все это смотреть, бесит.
Когда на часах было восемь сорок пять, дверь подъезда наконец-то открылась настежь, и тот самый водитель придержал ее, чтобы она не закрылась. Мне нужны были ответы и я, заглушив машину, вышла на улицу. Из подъезда спиной выходил врач, приподнимая через порог колесики носилок и выкатывая их под козырек подъезда. К носилкам явно был кто-то пристегнут ремнями, но вот кто видно не было. Водитель, отпустив дверь, подхватил носилки сзади, и они вдвоем с врачом аккуратно стали их спускать с единственной ступеньки у подъезда. И тут врач сделал шаг в сторону и взору открылся черный пакет, в котором по внешним очертаниям явно было человеческое тело. Картина в мгновение ока прояснилась, и оказалась во много раз ужаснее чем виделась мне до этого, уж лучше бы они правда приехали сюда по своим личным делам. Но в следующий момент из подъезда вышла соседка с нашего этажа тетя Маша, лучшая подруга моей мамы, она вытирала платком заплаканные глаза. Тут я остолбенела от одной мысли о том, что у этой милой и доброй женщины случилось горе. Я бросилась к ней, но она, завидев меня опешила и посмотрела полными слез глазами не в силах вымолвить и слова.
— Тетя Маша, — почти закричала я, — что случилось?
— Настенька, милая, — наконец решилась вымолвить она, беря меня за руку, — Мы с твоей мамой были в гостях у моей знакомой в этом подъезде и ей вдруг стало плохо.
— Нет! — замотала я головой, понимая уже кто находится в том мрачном черном пакете, который в этот момент грузили в скорую помощь.
Соседка закрыла лицо руками и зарыдала. Я в один прыжок оказалась около водителя, который, стоя в распахнутых задних дверях скорой крепил носилки.
— Это моя мама, — не своим от отчаяния голосом заговорила я с водителем. Он обернулся ко мне, и я встретилась с его добрым и печальным взглядом.
— Примите мои соболезнования, — тихо сказал он, — это тяжелая утрата.
— Пожалуйста, можно мне посмотреть на нее? — еле смогла вымолвить я осипшим голосом, но подоспевший врач, аккуратно развернул меня в другую сторону, чтобы я не смотрела на этот пакет.
— Извините, но не положено, — и обращаясь к тете Маше сказал, — уведите ее, пожалуйста, домой, так будет лучше.
Когда я опять обернулась к машине скорой помощи, то задние двери уже были закрыты, водитель уже завел машину, и она тронулась в обратный путь забирая навсегда моего самого дорогого человека.
— Настенька, пойдем домой, — взяла меня под руку тетя Маша, и повела к нашему подъезду, — я сейчас своего Гришку попрошу, и он вмиг перегонит твою машину, не переживай. Я плелась за ней ничего не соображая, не плача и ни о чем не думая, я была полностью опустошена. Но когда мы поднялись на этаж и вышли из лифта, то я сразу почувствовала сладкий фруктовый аромат маминых пирожков.