Большие города убивают. Никогда не стремитесь сюда. Так только кажется, что жизнь здесь бьёт ключом. На самом деле, она бьёт в солнечное сплетение, не давая шанса опомниться. Есть те, кто видит в этом какую-то романтику, ощущая в каждом дне приятную загадочность, но в реальности всё намного прозаичнее: большой город треплет тебе нервы.
Здесь люди становятся пожилыми в тридцать пять. Они чего-то суетятся, постоянно хмурятся, беспокоятся, паникуют, лупят глазами в экраны смартфонов и, такое ощущение, стараются никого не замечать.
Вот заходит какое-то мурло в полный автобус. За плечами – гигантских размеров рюкзак. Он даже не снимает его. И не потому, что мозгов не хватает, а потому, что он как бы в своей вселенной, в закрытом пространстве, где нет севера и юга, верха и низа, плохого и хорошего.
Я стучу ему по плечу и говорю:
— Слышь, сними-ка свой мешок.
Он вытаскивает из уха наушник и спрашивает:
— Простите?
— Сними свой груз, ты слепой что ли?
— В смысле?
— Автобус забит до краёв. Тебе, похоже, наплевать на это, баран.
— От барана слышу, понял?
— Снимай рюкзак – ты не дома.
— Он, похоже, только тебе одному и мешает.
— Он мешает абсолютно всем, потому что в два раза больше тебя, мудак.
— Да пошёл ты!
— Слышь, не нарывайся!
— Мне проехать две остановки всего.
— Да какая, в жопу, разница?
Толстая бабуля, занимающая два сиденья, возмущённо сотрясает воздух:
— Молодой человек, прекратите грубо выражаться!
— Послушайте, — говорю я, — не вмешивайтесь.
— Видишь? — замечает чел с рюкзаком. — Ты уже весь автобус достал. Успокойся.
— Снимай свой долбанный мешок, урод!
— Молодой человек, — доносится из салона, — ну почему вы переходите на оскорбления-то?
— Да потому, что он изначально на всех забил! — кричу я. — На вас положили болт, а вы и не в курсе.
— Никто ни на кого не забивал, — объясняет размеренным тоном какая-то женщина. — Сейчас он снимет рюкзак и всё закончится, не переживайте.
— Да мне всего две остановки, — повторяет козёл. — Ну, неужели я не могу доехать не снимая?
— Не можешь, — злобно произношу я.
— Тебя не спросили! Я такой же пассажир, как и ты.
— У меня за плечами не висит всякое говно, кретин.
— Это ты – говно!
И в этот момент я отключаюсь. Автобус, движение по дороге, люди вокруг, − всё это прекращает для меня существовать. Я достаю из кармана заряженный пистолет и стреляю мудаку по ногам. Надеюсь, это послужит тебе хорошим уроком, дятел.
Его коленные чашечки вдребезги. Он громко визжит, сотрясается, обхватывает дырки в ногах и захлёбывается соплями.
На суде прокурор интересуется, что послужило причиной такой агрессии. Я рассказываю всё как есть, без утайки. Рассказываю, как этот губошлёп вломился в автобус и отказался снять свой вонючий рюкзак, обозвав меня говном.
Судья, внимательно слушавший показания, тут же проникается праведным гневом:
— Чёртов негодяй. Да как он посмел?
— Вот-вот, — многозначительно киваю я. — Мне тоже это любопытно, Ваша честь.
— Где этот грёбаный истец?
— Ещё в больнице, Ваша честь, — отвечает прокурор.
— Повезло полудурку, — бормочет судья. — Иначе поехал бы на этап прямо сегодня.
— Что будем делать с обвиняемым? — спрашивает прокурор, раскрывая материалы дела. — Покушение на человека, угроза жизни, два пулевых ранения...
— Оправдать, — сообщает судья, искоса взирая на меня. — Красавчик, всё правильно сделал. Не терпила.
— Благодарю, Ваша честь, — улыбаюсь я и выхожу из душного зала под эпичный аккомпанемент симфонического оркестра.
Так проходят дни в большом городе...
Тип с рюкзаком смотрит на меня, ожидая очередную остроту в свой адрес, а я завис, погрузившись в фантазии. Мне бы сказать что-нибудь, да только слова закончились, а внутренний ажиотаж выветрился, оставляя после себя трескучее расслабление. Только что был в ударе, а сейчас оперативно сдулся, словно воздушный шар.
— Да езжай ты как хочешь, — глухо бросаю я и отворачиваюсь к окну.
За стеклом всё тот же унылый пейзаж: раздирающие небо высотки, раздолбанные тротуары, грязь, лужи и серые люди. Дома́ здесь строят из дерьма, берут самые дешёвые материалы, делают криво-косо и сдают. А недалёкие граждане тратят кровные бабки на первый взнос и окунаются в ипотеку. Вот такая жизнь.
Что дальше? А дальше всё стандартно: бесполезная работа в каком-нибудь офисе, ежемесячные выплаты кредитов, походы в ТЦ, заправка авто, бодрящий душ ранним утром и, конечно же, кофе, купленный в забегаловке за 150 рублей потому, что модно.
Как-то раз одна девица спешила в метро, держа в правой руке огромную сумку и телефон, а в левой картонный стаканчик с капучино. Засмотревшись на экран смартфона, она не обратила внимания, что тяжёлую дверь метрополитена уже никто не придерживает. Случилось то, что случилось: массивная створка долбанула её как следует. Кофе разлился, телефон улетел в сторону, а она, как ни в чём не бывало, пошла дальше.
Эти ребята насмотрелись фильмов, если считают, что пить кофе на ходу круто, стильно и современно. Я с них угораю. Особенно с тех, кто вливает в себя напиток, поторапливаясь на светофор, автобус или же какую-нибудь встречу. В большом городе любят выпендриваться. Здесь принято ценить свободу личного выбора, прикрывая непристойные хотелки двадцать первым веком. «Идеальное» общество.
Так вот, строят здесь из дерьма, и я лежу в час ночи на кровати и слушаю, как за стеной храпит долбанный сосед. С одной стороны он ни при чём, а с другой, – какого хрена?
Я долго собираюсь с мыслями, анализирую обстановку, молюсь о том, чтобы козёл прекратил издавать режущий звук, и частично настраиваюсь на режим умиротворения. Ничего не выходит. Жуткий храп становится только громче, будто подонок специально повышает децибелы, в надежде доконать меня окончательно. Не знаю, какой ему с этого профит, но он добивается своего. Я встаю с постели, надеваю штаны, рубашку, кастет, и выхожу на лестничную площадку.
Громко стучу в его дверь, жду. Руку с железкой убираю за спину. Через пару минут слышу, как изнутри доносится приглушённое «кто?»
— Это ваш сосед справа, — объясняю я. — Откройте, будьте добры.
Он открывает практически сразу, особо не раздумывая. Никаких цепочек, защищающих от воров, и прочих систем безопасности. На меня смотрит старик, лет семидесяти, и я перехожу к сути:
— Тут такое дело, — слова звучат глухо из-за будоражащего кровь адреналина. — Не могли бы вы не храпеть, а то никак не заснуть.
— Чего? — протягивает старик на удивление твёрдым голосом.
— Храп, — говорю я. — Ваш храп он... мешает мне.
— Сынок, да я вообще не храплю, ты что-то путаешь.
— Нет, не путаю. Вы храпите, это сто процентов.
— Да быть такого не может!
— Послушайте, ну я же не дурак, чтобы тревожить вас посреди ночи просто так. Я ничего против-то не имею – всякое может быть. Прошу лишь не храпеть.
— Ну хорошо, — отвечает он и тянется к ручке.
— Спокойной ночи, — отворачиваюсь я и дую к себе.
За окном – перемещение ярких точек, шум машин, звуки теплоэлектростанции. Хватаю стул и усаживаюсь перед застеклённой дырой в бетонной панели. Сон исчез, оставив место глубоким рассуждениям. Улицы порождают другие улицы, проспекты упираются в перекрёстки, трамвайные пути режут асфальт на несколько частей. Вглядываешься вдаль − и замечаешь силуэты высоток. Словно в тумане, эти каменные глыбы вещают о чём-то грандиозном, поддерживая всеобщий городской хаос. Ни о какой гармонии не может быть и речи, повсюду лишь беспечная лихорадочность маршрутов, рождающая в неподготовленной голове ужас перед неизвестным.
Я растягиваюсь на кровати, мечтая об уютном домике на берегу живописного озера. Там прикольно. Там солнце отражается в кристально чистой воде, ослепляя глаза ярко-жёлтыми вспышками. Там жизнь превращается в смысл, а красота обретает видимые границы. Там природа встаёт на твою сторону, защищая от нападок окаменелой цивилизации. Там, в зелёном лесу, играют мелодии чего-то высшего и сверхъестественного. Чего-то того, что мне уже давно известно. Чего-то того, что я ожидал целую вечность...
...Я открываю глаза и направляю их на настенные часы. Сердце замирает, а желудок подпрыгивает от удивления. 8:36 утра. Мне нужно было покинуть квартиру десять минут назад. Сегодня вторник, а это означает, что я не просто проспал, а влип основательно. Как же такое могло произойти?
Я ненавижу выходить из дома на пустой желудок, но сейчас, разумеется, так и поступаю, быстро натянув на себя одежду и умыв помятое лицо. Удивительно, но чем быстрее ты собираешься, тем больше проходит времени: сбегал отлить в усиленном режиме – потерял две минуты. Две драгоценных минуты. Этот загадочный феномен должен изучаться в современных исследовательских центрах. Видит Бог, но если заострять внимание на времени, оно ускоряет свой ход.
Нажимаю кнопку вызова лифта и зависаю в ожидании. За алюминиевыми перегородками слышны звуки движения кабин. Я мысленно считаю секунды, поражаясь тому, как долго чёртова коробка добирается до двадцать пятого этажа. Ну, давай же, быстрее! В голове неконтролируемо звучит тревожный саундтрек, дающий понять, что всё плохо.
Виновником этой неприятной ситуации является грёбаный сосед. Если бы не его храп, я бы уже давно ехал в автобусе и не парился. А всё потому, что стены картонные, словно в каком-то бараке. Главное для этих застройщиков поярче сделать фасад, а что внутри – вообще наплевать!
Двери бесшумно раскрываются, и я влетаю внутрь. Нажимаю кнопку «1» и мчу вниз. Давай, родненький, подбавь газку. На семнадцатом этаже лифт тормозит. Этого только не хватало! Входит какой-то мужик, одетый в длинное пальто с огромными пуговицами.
— Доброе утро, — дружелюбно кивает он.
Сокрушающий хук с правой кладёт его на пол, дезориентируя в пространстве тесной кабины. Я подхожу ближе и начинаю пинать его по рёбрам, приговаривая с каждым ударом:
— ПИ-ДА-РАС!
Этот малый должен получить по заслугам. Он должен понять, что оказался не в том месте, не в то время. Я отстраняюсь от разбитого тела и ору в пол:
— ТЫ СОВЕРШИЛ ОГРОМНУЮ ОШИБКУ, КОЗЁЛ, ВЫЙДЯ ИЗ ДОМА В ЭТОТ НАПРЯЖЁННЫЙ ПЕРИОД!
На деле же мы, как ни в чём не бывало, доезжаем до первого этажа и направляемся к выходу. После парадной наши пути расходятся. Мой попутчик неторопливо семенит к уютной кофейне, а я выбегаю на тротуар, мечтая пройти пятиминутный маршрут до трамвайной остановки за сто двадцать секунд.
Обгоняя по дороге людей, я достаю телефон и с ужасом замечаю, что с момента моего подъёма прошло восемнадцать минут. Это катастрофически много. Учитывая, что с пригорода движется толпа рабочих, оседлавших свои ржавые вёдра, улицы будут забиты жестокими пробками. При таких заторах не стоит надеяться даже на такси. Во-первых, до тебя оно будет добираться полгода. Во-вторых, поедет там, где пробок будет больше всего. А в-третьих, стоимость приключения составит соток семь, а то и восемь. А это полнейшая дичь. Это может позволить себе не каждый.
Поэтому я не люблю опаздывать в будние дни. В большом городе такое упущение недопустимо. Выходя из дома позже обычного, ты рискуешь травмировать свою нервную систему. Всё потому, что огромные расстояния не позволяют преодолевать себя в кратчайшие сроки. Если только на вертолёте. Но ты не пилот, чтобы пользоваться такой роскошной привилегией. И от такого грустного прозрения становится ещё печальнее.
На остановке – куча людей жмётся на маленьком клочке асфальта вдоль пустых рельсов. Я открываю на телефоне карту, чтобы отследить ближайший трамвай, и замираю в ожидании. Чёртово приложение запускается очень долго, еле грузит, несмотря на то, что сигнал состоит из четырёх палочек. Ощущение, словно из-за моей оплошности абсолютно каждый предмет во Вселенной начал сбоить. Спустя минуту нахожу нужное место, нажимаю на иконку и внимательно изучаю информацию.
Знаете, в большом городе ты, будто, постоянно спешишь, хоть и не совсем понимаешь, для чего это нужно. Ты, будто, вынужден спешить, потому что большой город, как я уже говорил, подразумевает большие расстояния. Кому-то повезло, и после рабочего дня он приходит домой к семи вечера. А кто-то приползает к родным дверям лишь к одиннадцати...
Только для того, чтобы в темпе принять душ, грохнуться в кровать и заснуть за две-три минуты.
Чтобы встать в семь утра, умыть физиономию, позавтракать и отправиться в путешествие по уже надоевшему маршруту.
Дабы иметь возможность существовать в большом городе.
Эта искажённая, жестокая и малоприятная закольцованность жизни заставляет тебя придерживаться серьёзной дисциплины. И если ты не выполнил какой-либо пункт из её списка, если ты решил поспать лишние полчаса или посмотреть сериальчик до двух ночи, − то хуже ты делаешь только себе.
Судя по карте, я сяду в трамвай через четыре минуты. Сказать, что я в бешенстве, значит, ничего не сказать. Я поистине поражён тем, как бездарно ходит общественный транспорт. Ведь это немыслимо, чтобы во вторник, в девять, блядь, утра, люди ждали чахлый кусок говна аж целых четыре минуты. Я не удивлюсь, если за первым трамваем сразу будет тянуться второй. А за ним и третий, сука. Ведь о таких понятиях, как грамотность и эффективность, в трамвайном парке явно не слышали. В жопу не нужны какие-либо интервалы, пускать всё разом – вот наш приоритет!
Наконец, железный мутант появляется на горизонте. Я сразу замечаю первый косяк: трамвай из одного вагона. Эта цистерна, разумеется, забита людьми, ибо будничное утро само по себе состоит из огромного людского потока. Это в выходные и праздничные не следует особо переживать, а сейчас следует, так как человекообразные особи, засевшие в чреве электрического дровосека, выходить не собираются. Все они едут до остановки метрополитена, а она будет третьей по счёту после моей. Чёртовы козлы, берегитесь, я уже близко.
Вместе с остальными неудачниками, я стараюсь пропихнуться в узкий проход салона, активно работая локтями и корпусом. В какой-то момент мне хочется остановиться и перевести дух, но в спину продолжают врезаться новые поступления граждан, на лицах которых отчётливо прописаны отчаяние и гнев. Давай же, мудила, иди дальше, места ещё много! — читаю я в их стеклянных глазах. Но места нет, всё давно закончилось, честно, идти дальше просто невозможно, если только не взбираться на плечи сморщенного от боли соседа. Я кое-как прорываюсь к задней части трамвая, утыкаюсь носом в железную перегородку кабины и молюсь о том, чтобы выстоять в это трудное мгновение перед лицом невменяемой опасности. Видит Бог, но чем больше людей в замкнутом гробу на колёсах, тем ближе неконтролируемая паника, прорывающаяся на свет истерическим смехом и воплями. Аминь.
(продолжение следует)