Заканчиваем короткий и грустный цикл о монастырских тюрьмах. В двух предыдущих публикациях мы уже коснулись как вопроса возникновения монастырских тюрем в России, так и их рутины. Мы уже говорили о том, каким было содержание арестантов в монастырских тюрьмах.
Меня просили читатели привести некоторые источники, и мы начнем с краткого обзора подробно документированных хроник собранных в начале 20-го века известным православным историком Алексеем Пругавиным: Пругавин А.С. Монастырские тюрьмы в борьбе с сектантами. М., 1905. Автор не отличается симпатией к "сектантам" и просто описывает был монастырских тюрем. Читать, если честно, страшно, и я постараюсь щадить вас. А если вы захотите пощекотать себе нервы, то почитайте его сами.
Автор описывает, как узников обычно было столько много, что их помещали и в специальные казематы, и в специально построенные при монастырях тюремные здания, и в подвалы монастырей («земляные тюрьмы»), погреба и даже монашеские кельи. Камеры были сырыми, холодными (не прогревались даже летом) и темными. Воздух был затхлым даже в коридорах. Причин для тяжелых болезней было достаточно. О медицинской помощи и говорить не приходилось: она часто не предусматривалась вообще.
Пругавин приводит множество имен арестантов, статистику отдельных тюрем, показывает на пестрый состав узников: от молокан и староверов, до штундистов и баптистов. Причем среду узников были женщины и дети. Но были и люди из официальной церкви, которые обычно сидели за "дерзость" в отношении к церковному начальству.
Кроме трудов Пругавина есть немало работ советских историков, которые исследовали деятельность церковной инквизиции и монастырских тюрем. Одной из таких работ является книга Ефима Грекулова "Православная инквизиция", дающая много жутких подробностей о монастырских церквах, которые мне не хочется здесь приводить.
Но кроме книг и журнальных статей есть госархивы, в которых можно найти много отдельных "дел". Приведу лишь пару примеров. В 1901 году под «надзор» настоятеля Суздальского монастыря попал священник Алексий Днепровский, ставший арестантом за желание снять с себя сан (РГИА. Ф. 796. Оп. 178. Д. 3300. Л. 84 об.). Из подземелья он уже не вышел. Подобные намерения церковная власть, как правило, не прощала.
Если узники простых тюрем рассматривались еще как человеки, и к ним проявляли гуманность, то с узниками монастырских тюрем обходились хуже, чем с сумасшедшими - ведь они были "еретики", не просто умалишенные. Американские психотерапевты, как мы видели из серии статей об этом, считали душевно больных людей ошибкой эволюции и относились к ним с подчеркнутой жестокостью - как к нелюдям. Похожее отношение, только жестче, выработали к узникам монастырей и в России. Ведь это были не преступники - это были даже не недочеловеки, даже не животные - но "еретики поганые".
После Раскола 17-го века монастырские тюрьмы едва успевали расправляться с "еретиками", которыми внезапно стали все, кто не послушал Никона - который в конце концов оказался еретиком, бунтарем, поднявшим руку на государя, и был свергнут. Но вся страна стала либо жертвой, либо палачем.
Читать Евангелие или любую литературу узникам монастырей запрещалось - и это в то время, когда в государственных тюрьмах людех нормально кормили и обеспечивали доступом к Евангелию. Говорить о Боге в монастырской тюрьме запрещалось. Если "еретики" каялись, то тюремщики вносили их в отдельные списки. На свободу им было все равно было не выйти, но "раскаянным" разрешалось раз в месяц общаться с соузниками в коридоре, и раз в полгода выходить на несколько минут на монастырский тюремный двор - только для "раскаянных" еретиков.
Печально известный Спасо-Евфимьев монастырь в Суздале, который служил тюрьмой еще со времен императрицы Екатерины II, а именно с 1766 года. Я уже говорил о том, что церковь ставила еретиков на уровень сумасшедших, хуже животных, и тюрьма Спасо-Евфимьева монастыря официально предназначалась для душевнобольных, чем оправдывали крайне жестокое отношение к узникам и содержание невольников на цепи. У нас нет документов, подтверждающих, что в монастырской тюрьме Суздаля когда-либо содержали "душевно-больных". Точнее, под психами подразумевали "еретиков", а в ту пору особенно забивали тюрьмы староверами. Всех, конечно, ни назвать, ни перечислить невозможно. Но есть много "типичных" трагедии.
Так, в 1786 году «за упорство в расколе» в монастырские тюрьмы был помещен сторонник «древлего благочестия» Тимофей Трофимов (См.: РГАДА. Ф. 7. сп. 2. Д. 2693). Его мучали, потом привлекли к самым тяжелым работам. Но тот не поменял своих убеждений, и его вскоре "заморили". Другой узник той же темницы, старообрядческий епископ Аркадий (Дорофеев) держался в заключении «твердо и с честью» (Старообрядческие иерархи. М., 2002. С. 26). И тоже не увидел более света Божия.
Пощады староверам и другим "еретикам" не было. Инструкцией епископа Владимирского Иустина (Михайлова), выданной монастырским тюремщикам, предписывалось: «Иметь за ними строжайший надзор с прекращением им всякой возможности сношений между собою… и вообще с кем‑либо… » (Цит. по: Пругавин А.С. Старообрядческие архиереи в Суздальской крепости. СПб., 1903. С. 8). Одиночество становилось невыносимой пыткой: узники не слышали людского голоса. Инструкция Михайлова неукоснительно соблюдалась.
Служители государственной церкви в Суздальский монастырь тоже попадали. В 1890 году здесь томились 12 таковых невольников, включая одного архимандрита, пятерых священников, двух иеромонахов (РГИА. Ф. 1574. Оп. 2. Д. 83. Л. 4).
Приведу пример только одного представителя официального духовенства, заключенного в Суздальском монастыре, – иеромонаха Виталия, попавшего туда в 1881 году - за "дерзкие речи о епископе". Он сломался сразу. В прошении, поданном на имя епископа Владимирского Феогноста (Лебедева), Виталий умолял: «При моей хронической боли головной… развилась еще болезнь у меня нервного расстройства и вообще физического истомления, и сильно подавляющее уныние, грусть и отчаяние. Все… страдания мои, тяжесть заключения… невыносимы стали… почему и вынужден просить освобождения… » (ОР РНБ. Ф. 574. Оп. 1. Ед. хр. 379. Л. 1). Ничего подобного! Сгноили и иеромонаха, который в ереси даже не был замечен. Резко отвечал церковному начальнику.
Старообрядческий историк Федор Мельников писал о тысячах и тысячах христиан, которых сгноили в многочисленных монастырских тюрьмах по Руси:
«Вдумайтесь сколько-нибудь в эти страшные, роковые цифры – и леденящий ужас охватит вашу душу, острая боль сожмет ваше сердце…»
Пощады "еретикам" не было. Инструкцией епископа Владимирского Иустина (Михайлова), выданной монастырским тюремщикам, предписывалось:
«Иметь за ними строжайший надзор с прекращением им всякой возможности сношений между собою… и вообще с кем-либо… » (Цит. по: Пругавин А.С. Старообрядческие архиереи в Суздальской крепости. СПб., 1903. С. 8).
Одиночество становилось невыносимой пыткой: узники десятилетиями (если столько жили) не слышали людского голоса. Инструкция Михайлова неукоснительно соблюдалась.
Даже взглянуть на небо, что могло бы дать утешение, не представлялось возможным. Забранное массивной железной решеткой, окно тюремной камеры открывало вид лишь на высокую каменную стену, надежно ограждавшую узников от внешнего мира (РГИА. Ф. 1574. Оп. 2. Д. 83. Л. 4).
Порядки в монастырских тюрьмах пытались как-то регулировать русские государи. Еще император Александр I в 1824 году приказал бывшему министру внутренних дел Виктору Кочубею:
«Составить план к лучшему размещению арестантов, наблюдая, чтобы каждый из них имел одну небольшую комнату и чтобы ни под каким видом не находилось по несколько человек в одном покое» (РГИА. Ф. 1409. Оп. 1. Д. 4043. Л. 1 об.).
Но я уже писал в предыдущей статье - чем закончились эти благие попытки улучшить жизнь монастырских узников, которые представляли собой широкую религиозную палитру России. Сотни несчастных доставляли ежегодно в один только Суздаль с разных концов области. Куда все эти люди потом девались - неизвестно. Но рядом с монастырем обнаружены гигантские захоронения - множество тел, сваленных в одну яму. В общем, ясно, откуда взылись эти тела - монахов так не хоронили.
«Редкая из религиозных сект России не имела своего представителя в стенах Соловецкого острога»,
– утверждал дореволюционный автор Михаил Колчин (Колчин М.А. Ссыльные и заточенные в Соловецком монастыре в XVI–XIX вв. // Русская старина /РС/. 1887. Т. LVI. С. 45).
Попав на Соловки при императоре Александре I, монах Авель (Васильев), о котором мы немало писали, как и о его удивительных пророчествах, вспоминал:
«Архимандрит уморил невинно двух колодников, посадил их и запер в смертельную тюрьму, в которой не токмо человеку жить нельзя, но и всякому животному невместно: …в той тюрьме темнота и теснота… дым и угар… скудость одежд и пищи, и от солдат истязание и ругание, и прочая таковая ругательство и озлобление многое» (РС. 1875. Т. XII. С. 424).
Авель пытался усовестить архимандрита, но попал в «самые тяжкие тюрьмы» (там же).
Некоторых заключенных запирали в каменный небольшой «мешок», где не было возможности даже прилечь, и, бывало, узник подолгу спал в полусогнутом состоянии. Связью с внешним миром служило крошечное окошко в двери – для очень скудного освещения (и то не всегда) и подачи скудной пищи.
«Одна мысль о таком житье леденит кровь в жилах…»
– признался Колчин, побывав на Соловках (Колчин М.А. Указ. соч. С. 57).
В 1880-е годы Соловецкие острова посетил Владимир Немирович Данченко. Знакомство с монастырской тюрьмой произвело на него тягостное впечатление:
«Сколько крови пролилось на эти сырые холодные плиты, сколько стонов слышали эти влажные мрачные стены!» (Немирович-Данченко В.И. Соловки… СПб., 1884. С. 115).
«Огромной гробницей» показалась Немировичу соловецкая тюрьма. Действительно, здесь требовалось страдать до могилы. «Кто попал в Соловецкий острог… – писал Немирович, – тот схоронен заживо» (Там же. с. 117). Причем «схоронен» в невыносимых условиях:
«В потрясающе мрачной темничной келье», где «все… прозеленело, прокопчено, прогнило, почернело. День не бросит сюда ни одного луча света. Вечные сумерки, вечное молчанье… точно… на дне глубокого холодного колодезя… легче – смерть!» (Там же. С. 118, 122).
Это, увы, не исключения. Церковь использовала чуть не каждый подвал, в том числе и колоколен, обращая их в тюрьму для инакомыслящих - то есть сумасшедших, еретиков. Место для заключения было отведено даже под крыльцом многих церквей и монастырей в городе. Монастырская тюрьма под крыльцом Успенского собора славилась, к примеру, "качеством" своих узников. Подвалы церквей в других городах брали количеством. Церковных узников помещали в земляную тюрьму, где многих до смерти заедали крысы. Считалось, что если человека в монастырской тюрьме съели крысы - значит Бог не защитил этого еретика, как защитил Даниила в рву со львами. И только с середины XVIII века "еретикам" разрешили пользоваться для защиты от крыс палкой. Иеромонах Иероним (Лаптев), заточенный в Соловецком остроге и несколько лет сражавшийся с крысами, назвал это "святое место" - адом (РС. 1891. Т. LXXI. С. 188).
Валерий Викторович Вяткин – кандидат исторических наук, член Союза писателей России - пишет:
"Имелось на Соловках и «лобное место», служащее для наказания узников. В ход шли розги, палки, кнуты, шелепы. Искромсанные тела, пролитая кровь – жестокости совершались изо дня в день. Широкое поле деятельности открывалось для садистов. А рядом совершались богослужения, звучала проповедь о любви к ближнему…
Справедливости ради надо сказать: при гуманных монастырских настоятелях положение узников несколько улучшалось. Но много ли гуманных архимандритов насчитывает история Соловков?"
С приходом к власти большевиков на Соловках появился Лагерь особого назначения. По сути, ничего нового, продолжение традиции. Но пресловутый СЛОН всем известен, хотя в сравнении с дореволюционными ужасами, которые пережили эти места, это был уже почти "расслабон".
Закрытие монастырских тюрем и некоторые выводы
Монахам, как позднее и пришедшим на их место чекистам, требовалось привести невольников к раскаянию, и методы были у тех и других очень схожи: через заключение, запугивание и пытки. Кстати, в русской публицистике 1903-1907 голов есть много призывов со стороны честных священников, писателей к покаянию о тех зверствах, которые люди в рясах совершали за толстыми стенами монастырей. К сожалению, их не услышали церковники. Но услышал государь.
В начале 20-го века (в 1905) Николай Второй запретил церкви содержать свои собственные тюрьмы, запретил церкви пытать и казнить "еретиков" и "отлучников". Интересно, что именно с попытки государя закрыть эти тюрьмы в 1905-ом году и запретить церковникам пытать и казнить людей и начался конфликт между государем Николаем и церковными иерархами - конфликт, в ходе которого иерархи начнут в открытую расшатывать царский трон, так что в последние годы они даже не скрывали своих намерений - скинуть царя.
Это убеждение пришло церковному руководству еще в 1905-ом, когда государь окончательно устранил "государство в государстве" лишив церкви права самостоятельно судить и казнить людей. Одновременно с этим были закрыты и многие монастырские тюрьмы.
Конечно, закрытие этих тюрем не обошлось без сопротивления и эксцессов. Во-первых, к началу XX века официальное число тюремных монастырей составляло всего 20 мужских и 10 женских (Федоров В.А. Русская православная церковь и государство… М., 2003. С. 80). Их и закрыли в первую очередь. Арестантов освободили, некоторых перевели (к великой их радости) в обычные тюрьмы.
Но дело-то в том, что на самом деле начиная с 16-го века каждый уважающий себя монастырь, а иногда и приход, считал своим долгом иметь монастырскую тюрьму, пытошную палату и лобное место. Сосчитать общее количество монастырских тюрем, разбросанных по Руси, просто невозможно.
Уже в советские времена во многих монастырях были обнаружены замурованными целые большие отделения в подвалах. Размуровав из рабочие наталкивались обычно на одну и ту же картину: перед ними была мрачная подземная тюрьма, без окошек, со множеством келий за тяжелыми решетками и дверями. И кельи эти были полны костей. Что же тут произошло?
Как оказалось, государь знал, что многие монастыри содержат частные монастырские тюрьмы, в которых томятся люди без всякого официального приговора. Поэтому были посланы сыскные комиссии во многие монастыри - чтобы находить такие тюрьмы и освобождать из них людей. Настоятелям монастырей было предложено самим распустить эти тюрьмы - и тем самым сохранить свою должность. Но, как оказалось, некоторые из этих настоятелей решили слукавить: они просто замуровывали, заштукатуривали и забеливали вход в подземную тюрьму - типа у нас ее никогда и не было! Притом замуровывали прямо с узниками, с десятками узников, которых обрекали на страшную мучительную смерть.
Некоторые монахи писали потом, что когда они собирались в церкви на богослужение, они все еще могли слышать стоны этих несчастных, замурованных прямо под церковью. Неудивительно, что однажды большевики покидают родственников царской семьи в шахту, забросают гранатами, замуруют - и тоже услышат пение мучеников из-под земли.
Можно тома и тома книг писать о трагедиях - больших и малых - которые разыгрались за толстыми стенами монастырей. Но хватит. Надо остановиться, покаяться, и простить, если только хотим жить. И вы меня простите за горькую эту правду. Да воссияет правда Божия над Россией!