Моё имя Куен, Куен Ли. Это история обо мне.
Моё имя на корейском значит птица. Лёгкая, красивая, озорная и быстрая, как милая колибри. Только получилась явно не колибри, как хотели родители, безумно любящие свою дочь. Получилась другая птица — орлица, гордая, хищная, красивая, умная, ну так я думаю о себе сама. Те, кто переходили мне дорогу, наверно назвали бы меня просто крылатой тварью. Но какое мне дело до них? Наверное, только родители, несмотря ни на что, видели во мне колибри.
Родилась я в Москве в очень обеспеченной семье выходцев из Кореи. Отказа не знала ни в чём, баловали меня как принцессу: преимущество одного ребёнка в семье! Частный детский сад, потом школа, о школе не самые лучшие воспоминания: пять школ сменила в начальных классах, пока не сунули меня в платную гимназию, а там за деньги стерпят всё. Я этим с огромным удовольствием пользовалась: подставляла, обманывала, наводила сплетни — прямо виртуозно и со вкусом.
Ненависть испытывали ко мне все: учителя, одноклассники, обслуживающий персонал. А я от этого получала удовольствие. Ненавидят и пресмыкаются, улыбаются в лицо, кривятся в спину. А ничего сделать не могут, руки коротки. Спасибо папуле. Кто-то скажет: а как же друзья? А друзья — отлично: в рот заглядывают, хвалят, восхищаются. Купленные.
Школу закончила с золотой медалью, ну тут я сама. Память хорошая, феноменальная — никогда ничего не учила, просто слушала и запоминала.
Потом была ветеринарная академия. Поступила, училась хорошо. Животные — моя страсть и любовь. Боль Жучки или Барсика ощущала как свою. Вот такой феномен: людей терплю, животных люблю. Такая я противоречивая.
Были такие, что советовали мне голову лечить. Потом лечились сами, спасибо папе, оплачивал потом их лечение, не хотел до суда доводить. А ведь несколько раз могли и посадить — мастеру восточных единоборств вне зала нельзя пускать в ход свои навыки. Да, в моей биографии есть и такой статус — мастер боевого искусства субак-до. Мама решила, что маленькой колибри надо быть сильной и уважительной.
Главная цель практики субак-до заключается в воспитании уважения к жизни во всех её проявлениях. В частности, надо уважать и жизнь врага, оставляя ему шанс выжить. Не согласна я с их целью, по мне врагов уважать не надо. В общем, руки-ноги ломать научилась, за себя постоять могу.
Личная жизнь. Сложно ответить на этот вопрос. С противоположным полом отношения не сложились, однополые связи не привлекали, хотя опыт в старшей школе был. Мужчины, парни, мальчики всегда были подле меня. Воздыхатели, лизоблюды, подхалимы, тряпки… и так постоянно, фу. А вот орла не встретила. Не полетела, так сказать, на крыльях сексуальной любви.
Маленькая, как большинство корейских девушек, с точёной фигурой, с соблазнительным личиком, я привлекала много мужчин — экзотика. Но двадцать три года, а ягодка цела. Стыдно даже признаться. Кто меня знает, не поверили бы.
Раскрепощённость, смелая дорогая одежда, наглый взгляд, острый язык, золотая карта и твёрдая уверенность в блестящем будущем вызывают у людей мысль о богатой сексуальной жизни, а нет. Нет пока этой богатой сексуальной жизни. Академия почти позади, защита диплома и всё, свободна.
Хотя есть мысли поучиться за границей: Лондон, Израиль. Но… Но это пока только в мыслях. Когда-то в мыслях….
Была среда. Утром я вскочила и забегала по квартире. Проспала! Хотя бы выспалась, а то — так. Защита, сегодня защита диплома. Душ, быстрый завтрак, юбка, блузка, каблуки.
На бегу расчёска: ай, больно! Волосы спутались. Моя гордость — длинные, густые, чёрные, блестящие. Кое-как разодрала колтун. Мимолётный взгляд в зеркало: отлично, идеальна. Да, впрочем, как всегда.
Ключи от «ласточки» схватила и бегом на стоянку. Выехала. Пробки, везде эти пробки! Бог мой, да когда же будет по-другому? Хотя этот вопрос надо задавать явно не ему.
Понимаю, что не успеваю, паркую машину и бегом в подземку. Люди бесят. Толкаются, тоже спешат. Один недоделок типа «нечаянно» прижался, ну нечаянно шпилькой со всего веса и получил, экономят на обуви зря, острый каблук, наступивший на босую ногу в сандалии, — это, думаю, больно. Во всяком случае заорал громко.
Успела прям в последний момент. Дипломную писала сама, так что защищать я её не боялась, сдала на отлично, ну я и не сомневалась. Почувствовала себя умничкой, а за спиной — крылья: свобода!
На выходе из академии меня окликнули: «Куен, как насчёт с нами, приземленными недолюдьми, отметить окончание? Мы сейчас всем курсом в бар, а потом в клуб. Ты с нами?».
— Нет, но, хм, спасибо, что предложили.
— Ну и хорошо, что нет, это я, чтобы вроде как совесть была чиста.
— Иди уже, совестливый.
Странно, конечно, что предложили, сокурсники меня не жаловали, я их просто не замечала. Думаю, пакость хотели устроить. Планы все равно были другие. Сначала к родителям, потом… не знаю, куда. Не придумала пока. Может в казино.
Игра меня заводит, будоражит, тренирует память, да и доход даёт. С моей памятью выигрывать нетрудно. Родители не знают о моей страсти к игре, хотя могут и знать, связи у отца есть везде. Могли и доложить.
Был шестой час вечера, когда я добралась до отчего дома. На крыльцо выбежала мама, радостная, сверкающая, такая солнечная. Поцелуи, поздравления, слёзы счастья, сетования, что так быстро выросла, мало времени им, старикам, уделяю. Хотя какие там старики? Мама меня родила в семнадцать лет. Им с отцом по сорок лет, а маме на вид больше двадцати пяти и не дашь.
— Куен, милая, нам с папой надо тебе кое-что рассказать.
Мама встала с кресла, нервно перебирая пальцами поясок платья, стала расхаживать по веранде. Отец с красным, виноватым и каким-то растерянным лицом остался сидеть. Видно было, что они сильно нервничают.
— Доченька, птичка наша любимая. — Мама замолчала, подбирая слова. — Тут такое дело…
— Какое? Что-то мне не нравится, что тут сейчас происходит. Мама, не томи. Господи, да что же ты молчишь?
— Доченька!
— Ну?
— Я беременна!!!
— Что?
— Беременна. Восемь недель.
Вот это новость! Опешила. Присела. Капец. Вот это новость…. Я ожидала чего угодно, но мамина беременность меня убила.
— Ну что, престарелые старородящие, поздравляю.
— Так получилось. Мы и не думали, а оно вот как вышло. Много лет пытались и не получалось, а когда перестали пытаться, я забеременела.
Затошнило, стало нехорошо. Мама принесла воды. Ну стану сестричкой, хи-хи, блин. Вроде отпустило, тошнота ушла.
— Мам, пап, я поеду, наверное, переварить надо новость.
Родители пошли меня провожать, держась за руки, и как-то скованно себя вели. Неужели думали, что будет другая реакция? Разочаровались? Ладно, такие новости надо переспать.
Села в машину, завелась, помахала родителям и выехала из коттеджного поселка. До города рулить почти час. Врубила музыку на всю катушку и — на газ! Стало темнеть, слепили огни встречных машин. Ненавижу вечером ездить. Вот и голова разболелась. Немудрено: защита, потом эта новость...
Куда поехать — домой или в казино, как хотела? В казино рано, время ещё детское. Ладно, поеду. А город опять встречает пробками. Пока доехала, голова разболелась не на шутку. Достала из аптечки обезболивающие таблетки, выпила. Ну держись, казино, птица гордая тебя сейчас пощиплет.
Яркий свет в фойе неожиданно больно ударил по глазам. Да что это такое?... Прошла, села за любимый стол, улыбнулась крупье. Красивый зал, мне всегда тут нравилось. Людей было мало, середина недели. Крупье раздавал карты, я следила, как вдруг вокруг всё закружилось, я успела почувствовать удар от падения и ... отключилась.
Пик-пик-пик-пик.
Открываю глаза: мамино лицо….
Пик-пик-пик-пик.
Открываю глаза: женщина какая-то на меня внимательно смотрит…
Пик-пик-пик-пик.
Открываю глаза: какие-то люди, вижу, что расстроены….
Пик-пик-пик-пик.
Глаза не могу открыть, слышу: «Простите, мы ничего не можем сделать». Мама плачет.
Хочу кричать и не могу…
Пик-пик-пик-пик.
Чувствую руку, её кто-то трогает, что-то привязали. Оберег, много бусин, мамин оберег.
Думать могу. Понимаю, случилось что-то серьёзное, помочь не могут... Умираю??? Как??? Я же никогда не болела!!! А как же шанс? У кого просить? Я же ни любви, ни материнства не видела…. Ау! Что происходит? Страх, жуткий страх пленяет сознание, жажда жизни горит огнём. Не хочу умирать!
И тут в голове голос и вопрос: «А чего ты хочешь?»
— Жить я хочу!!!!
— Ну живи, только вряд ли счастливо. А долго ли — это как повезёт. Птица-душа, лети-и-и-и…
Боль. Боль проснулась первой. Жуткая нечеловеческая боль. Надо открыть глаза, но трудно приподнять веки. Отключилась. Очнулась, снова пробую открыть глаза, не получается. Звуков не слышу. Страх. Отключилась, очнулась, но на этот раз уже от голоса. Странный такой голос, хриплый, скрипучий, вроде женский, и я его слышу… Слышу! Ура, я слышу, я не оглохла!
Глаза открыть не могу, рук и ног не чувствую. Слышу запахи: острые, неприятные запахи, воняет смрадно. Страшно. Кто-то открывает мне рот. В глотку льётся жидкость — до чего же противная! Не могу сглотнуть, всё течёт по подбородку. Мне сильно зажимают нос и жидкость попадает в гортань и пищевод.
— Да пей же ты, блаженная! Возись тут с тобой, немощной, тьфу…
Ничего себе медперсонал! Да что ж со мной приключилось? Мама, папа, что происходит? Заснула, проснулась. Или снова отключалась? Сколько я проспала, не знаю. Чувствую дикую жажду, язык к нёбу прилип, сушь страшная. Лежу, пытаясь открыть глаза. Не получается. И говорить не получается, язык такой сухой, что не шевелится. Скрипнуло что-то, слышу шарканье, кто-то ко мне подошёл.
— Ну что, проснулась, болезная? Э-э-э, глаза не пучь, хуже сделаешь...
Что-то влажное и плохо пахнущее положили мне на глаза.
— Ничего, моча совки быстро глаза вылечит. Чего кряхтишь? Пить охота? Щас напою тебя. А потом буду руку тебе ломать. Да не пучь глаза, дура какая! Срослась она у тебя плохо, не так, как надо. Ломать и складывать заново буду, а потом сращать. Ох, мне и возни с тобой. А все проблемы от сердца, сердце у меня такое, доброе! Тьфу на него. Только забот прибавляет... Ну, пей тихонечко, не надо много. Ну что, готова?
Лежу ни жива, ни мертва. Страшно так, что аж зубы сводит. Как руку ломали, под каким наркозом, не знаю, но боли не почувствовала совсем, слышала только звук, треск. Мысли метались в голове, я недоумевала. Понятно, что я не в больнице. «Пик-пик-пик» не слышу, звуков приборов нет, судя по запаху, уж точно не столичная клиника.
Тем временем странный чужой голос продолжал говорить. И непонятно, со мной или сам с собой.
— Так уже лучше. Кость срастётся и рука будет рабочей, правая — она же самая важная. К утру оцепенение с тебя сниму. Тело будет болеть, может даже очень. Потерпишь, ты молодая, быстро на ноги встанешь. Тьфу, ну и страшна же ты, смотреть жуть. Покормлю завтра. Да не мычи ты.… Ох-ох. Завтра, всё завтра, я тоже отдыхать хочу. Устала я с тобой, лечу, ломаю, ломаю, лечу. Ну ты не боись, в этот раз кости хорошо сложила, к палке привязала. Лубок хороший, рука ровной будет.
Шорк-шорк, шаги утихли. Заснула я или вырубилась, не знаю. Но ласковой темноте безраменства безвременья очень благодарна.
Проснулась от завывания. Сколько спала, не знаю. Голос, который со мной разговаривал, произносил странные звуки и странные слова. Ничего подобного не слышала. Много гортанных звуков.
Лежу, прислушиваюсь, жду, что будет дальше. А дальше было больно. Наверное, именно так себя чувствует переломанный человек. Больно было везде. Хотелось плакать, кричать, но я не могла.
Почувствовала, как в рот льётся что-то жидкое.
— Ну-ну, щас полегчает. Я ж не зверь, вижу, что болит. Пей, старайся, знаю, что невкусно. Зато кости болеть будут меньше. Так, щас глазки твои посмотрим. Ой, фу-у, загнили… Совкина моча не дюже помогла. Так щас, подожди, примочку поядрёней тебе написаю. Ха-ха, бабкины писюхи для прозрения глазюки… Прям песня!
Шарканье отдалилось и послышалось глухой стук, потом зажурчал звук спускаемой мочи. Ёшкин кот, она что, серьёзно??? Что-то мокрое шлёпнулось на глаза. Да, серьёзно… Запах непередаваемый. Что она ест, что моча настолько невообразимо смрадная? Защипали глаза, сначала легонько, а уж потом!!! Кислотой старуха мочится?
— А, проняло, я гляжу. Ну-ну, это хорошо. Лежи, я пойду, поесть тебе принесу.
После её слов почувствовала голод, живот свело в предчувствии насыщения. Даже зуд и пощипывание в глазах стали меньше. Лежу, значит, жду, а мысли птички порхают в голове. Может, думаю, родители решили лечить народной медициной, если обычная не смогла и крест на мне поставила? И привезли вот неизвестно куда. Бабка говорит, что все тело переломано было. Но кто его ломал, а главное, зачем?
— Ну что, готова кушать? Готова, вижу, о, как брюхо урчит, жрать хочет. Две седмицы во рту кроме отваров не было ничего. Я уж, девка, и не чаяла, что ты очухаешься. Ну, открывай рот! Та-а-ак, ам ложечку каши из лопуха остролистного. Не кривись. Он полезный, коли от него не станешь метать???, так опосля дам бульона разбавленного. Я ж и могилку тебе под деревьями копать начала, хотела в болото оттащить. А потом думаю чагой-то болото вонючими девками засорять? Ха-ха-ха, правда-правда, вырыла. А то чё, как помрёшь, думаю, ещё пуще завоняешься. Так завсегда лучше прикопать. И лесу польза и мне кости твои на глаза попадаться не будут. Жуй, глотай. Коли выжила, так надо на ноги вставать, а для этого силы нужны.
Бабка кормила и болтала без остановки. Еда была отвратительной, но обещание бульона меня вдохновляло. Обманула старая. Кашу эту противную я ела, по моим подсчетам, дней десять. Голос начал возвращаться. Звуки стали получатся, трудно их произносить, но с каждым днём всё лучше получалось.
Дней пять назад бабка меня даже обмыла. Всё ворчала да приговаривала, как ей противно и какая я мерзкая. Да уж, надо думать. Как же мне было отвратительно лёжа нужду справлять, стыдно, гадко, руки чужие…
Старуха поила какой-то дрянью, я всё время спала. Боли почти не было, но за глаза я сильно переживала. Бабка делала примочки, по ощущениям постоянно, по запаху — не моча.
Однажды проснулась, а на лице ничего нет. Тишина. И кажется, что будто бы пусто вокруг. Боюсь открыть глаза. Сквозь веки вижу свет, радость заполняет всю мою сущность. Старуха пугала слепотой, но может пронесло? Глаза все равно боюсь открывать. Тянусь рукой к лицу…стоп, рукой? Рука работает!
Не верю своим ощущениям. Вот это радость! Трогаю подбородок, щеки, дальше трогать страшно, руки грязные, мало чего в глаза попадёт. Опустила руку. Пришла мысль пошевелить ногами. Ох, колят ноги иголками при движении, но чувствую их, и это уже вдохновляет. Я так увлеклась, что не услышала приближения старухи.
— О-о-о, да ты, голубка моя, проснулась. Жрать хочешь? Чего мычишь-о? Коли так, то хорошо, очень хорошо. А чего глазками не блымаешь, а? Боишься? Не бойся, открывай моргалки. Хорошая девочка. Ну вот, посмотри на меня. Видишь чего? А?
Блым-блым. Открыла глаза. На глазах как будто плёнка, моргать неприятно, по ощущениям слизистая оболочка пересохла.
— Хоть прокряхти, я не пойму, видишь или нет. Ага, поняла, вроде немного видишь.
Нестерпимо захотела потереть глаза, но старушенция не дала. Перехватила руку и отругала. Обзываться она мастер.
— Не тронь глаза, моргай только. Щас промоем, и будет легче.
Старуха помогла лечь на бок. Тело ломило и кололо, но боль была, как ни странно, приятной. Болит, значит, не парализована. Значит поднимусь.
Чем промывала, не знаю. Пахло какими-то травками приятными, вроде чабрец. Мама любит чай с чабрецом, поэтому и знаю запах. Влага приятно тёплая, мне понравилась. Плёнку на глазах уже не чувствовала. Приоткрыла глаза — не больно. Свет и очертания предметов и старухи вижу, но не чётко.
— Ну, болезная, как зрение? Видишь хоть что-то?
— Вижу.
— Это хорошо. Речь тоже почти вернулась. Раз видишь, давай поднимай свою тощую задницу. Будем учиться сидеть.
Дни полетели. Голос становился увереннее, правда, звучал иначе. Ну, это наверное после болезни. Зрение ещё не восстановилось до конца, видела мутно. Страшно, если так и останется.
Садилась сама, ноги-руки, к счастью, работали. Настал тот день, когда начала вставать с кровати. Училась заново стоять, несколько дней, сил в ногах совсем нет. Старуха растирала их какой-то гадостью, воняло тиной и илом. Да пусть воняет, лишь бы помогало.
Часто старуха пропадала где-то, потом возвращалась, готовила противную эту кашу, кормила, помогала справить нужду и опять исчезала. Она не спала там, где лежала я. Иногда я её звала. Не приходила. Может не слышала, может игнорировала, не знаю.
Разговаривали мы мало, мой голос, какой-то чужой, меня пугал. Старуху, если затрону с разговорами, потом только ругательства в свой адрес и слышу. Вредная, но пока помощи больше ждать не от кого, так что терплю. Один раз спросила, где мои родители. Оказывается, ослицы и осла в лесу она не встречала. По её словам, только у них могла родиться такая, как я. А почему ослица? Так это за моё упрямство.
Очень хотелось подняться на ноги. Но пока ходить получалось плохо, Старуха поддерживала, но всё равно выходило неважно, слабость, мать её…
Однажды утром я проснулась и лёжа начала разминать руки и ноги. Позвала старуху, та не откликнулись. Странная она, эта старуха. Спрашиваю, как я у неё оказалась, так она молчит. Мол, очухаешься, расскажу. Мотивирует что ли? Откинула шкуру, которая мне одеялом служила, и начала потихоньку подниматься.
Села, свесила ноги, аккуратно встала. Удалось немного постоять. Сама, без помощи, сделала маленький шаг. Голова закружилась, тело крутануло, падение, взмах руками в надежде ухватиться за что-нибудь и удар. Боль в голове. Отключилась. Темно, тихо. Голос в голове.
— А, опять ты? Ну ты задрала, птичка-душа, лети отсюда. Рано тебе ко мне.
Толчок и привет, боль. Затылок горит огнём. Лежу, дышу тяжело, как собака после длительного бега. Открываю глаза…
2 глава
Лежу на полу, пялюсь в потолок. Потолок низкий. Я его очень хорошо вижу, каждую щелочку, каждую паутинку. Зрение вернулось, наверное, удар поспособствовал. Повернула голову, смотрю: изба, такие в кино снимают. Бревенчатая, пол земляной. Из всей мебели — топчан, лавка, странный трёхногий стол, низкий табурет, бочка. В углу куча хлама. И ещё печка, большая такая. Печь старуха не топила, значит тепло на улице. Лежу, разглядываю всё, удивляюсь. Затылок ноет, надо встать.
Подняла руку — шишку потрогать, то, что она есть, я не сомневалась. Так чердаком удариться, как же шишке не быть? А голос, что вернул меня, помню. Поднимаю руку, смотрю на неё и понимаю, что конечность ни хрена не моя!!! Белая, тонкая, узкая, с длинными пальцами. А где мои маленькие аккуратненькие ручки с маленькими пальчиками?
Я не понимаю, голова от мыслей лопается. Рассмотрела одну руку, потом вторую, увидела светлые волоски на них. Надо подниматься с пола. Собралась и стала потихоньку собирать себя в кучу. Стою, значит, в позе собачки, пыжусь вернуться в вертикальное положение. И тут взгляд мой останавливается на ногах… на больших таких ступнях, грязненьких, с длинными ногтями. А выше… мамочка моя родная!.... волосатые икры, а ещё выше — множество курчавых, пшеничного цвета волос.
Сделала я пару шагов и легла на топчан, укрылась шкурой, от пережитого колотит сильно. Лежу, не знаю, что и думать. Одно понятно — внутри я. А тело не моё. Потянулась к груди, трогаю её, ищу различия. Нашла, а-а-а-а, нашла. Раньше, лёжа на спине, я была плоской, пряталась моя однушечка. А сейчас я чувствую окружность размера может так третьего, не знаю. Трогаю тело ниже. Худая, животика нет. О, а мочалка-то какая!!! Это тело не знало депиляции. Противно как, очухаюсь, устрою волосатости бой.
Буду старуху ждать, пора нам по душам поговорить. А пока жду, посплю. От стресса клонило в сон. Скрип двери прогнал дремоту, старуха вошла и с ней вошёл свежий воздух.
— Оставь дверь открытой...
— Батюшки, никак голосок прорезался? Да ещё какой, командирский! Имя твоё какое, а, девка? Может, пора и познакомиться? Да и имя своей спасительницы узнать не хочешь?
— Куен меня зовут. А вас, спасительница, как зовут?
— Мора.
Пока шёл диалог, я пыталась выбраться из шкур и на старуху не смотрела. Нога запуталась, и я никак не могла её высвободить. Одержав победу над шкурой, я подняла взгляд. Опаньки, а старуха и не сильно стара, навскидку лет пятьдесят, ну может немного больше. Внешность колоритная: лицо круглое, глаза небольшие, светлые, цепкие, но не злые. Нос, конечно, подкачал, крупный такой тип, его ещё называют «картошкой». Губы ухмыляются, понимает, что я её рассматриваю. Фигура. Фигура идеальная на все сто! Сто, сто, сто. Одежда странная, я у народов Коми по телевизору видела подобную, всё одеяние было из шкур. Тонких, толстых, разных. На ногах странные шлёпки. На голове какой-то капор.
— Ну? Налюбовалась? Нравлюсь? Я смотрю, головой стукнулась и прозрела? Да?
— Откуда вы знаете, что я упала?
— Так я тебя, ослицу, одну не оставляла, мне Гуглик всё поведал. Как ты, дура, сама пройтись надумала. И как своими костями при ударе пол сотрясла. Как пришла в себя, тоже рассказал.
— Кто-кто рассказал?
— Гуглик. Это зверёк мой домашний.
Из складок одежды показался нос, очень подвижная пуговка, задвигался, принюхиваясь. Потом показалась чёлка, пышная, густая, сливочного цвета, и глазищи, как пятаки. Огромные, притягательные, не глаза, а омуты прямо. Увидел, что я его рассматриваю, и спрятался.
— Гуглик — болотный зверёк, обладает полумагическими способностями. Умеет передавать мыслеобразы своему хозяину. Редкий, к сожалению, вид. Полезный он очень, лучшего соглядатая не бывает. Ест мало, пользы много.
Ёбушки-воробушки, какая магия? Я, конечно, кумекаю, что нахожусь у чёрта на куличках. Но про Гуглика в жизни не слышала. Да ещё полумагический. Похоже, Мора меня разводит.
— Мора, как я у тебя оказалась?
Голос задрожал, во рту сухо. Предчувствую: то, что услышу, мне не понравится.
— Нашла я тебя. В дне пути отсюда есть дорожный тракт. Дорога оживлённая, главная, соединяет две провинции между собой. Ну да что я тебе рассказываю прописные истины, это всем известно. В общем, села я покушать. Достала яйцо, принялась чистить. Погода прекрасная, дождь только что прошёл, птички поют, солнышку радуются. Настроение у меня чудесное, я же за особыми грибами ходила, их только по дождю собирать надо. Чудные грибочки, веселящие.
Сижу, значит, кушаю и слышу: кто-то стонет. Прислушалась и пошла на звук. Заглядываю в кусты мирта, а там ты лежишь. Полудохлая, в крови, руки--ноги вывернуты, лица и глаз вообще не видно, месиво одно. Ну стою, смотрю, думаю, что с находкой делать. И уже решила идти своей дорогой, грибочки-то срочно надо обработать, пока не высохли. А потом слышу в голове голос: «Спаси её». Никак сама богиня попросила!? А ей не отказывают.
Сделала я волокуши и потащила тебя, грибочки, жаль, пришлось оставить. Долго тащила, спина и руки до сих пор болят. Ох, и тяжёлая ты, ослица. Притащила, старалась и дарами мира лечить, и магией пробовала. Получалось плохо, две седмицы билась, а потом ты умерла. Ненадолго, но умерла, прямо на моих руках.
Я учуяла, как душа ушла, и вдруг влетела птичка, яркая, маленькая совсем, не больше пальчика, села тебе на грудь и пропала. А ты снова стала дышать. Странно, конечно, ну чего только не бывает.
— А потом?
— Потом ты знаешь.
— Мора, а ты кто? И почему одна?
— Я ведунья здешняя. Живу одна, потому что одиночество люблю, и ценю, и жажду его! А вот всякие болезные мне это одиночество портят. А ты помнишь о себе, кто ты?
— Помню. Я Куен Ли.
— Странное имя у тебя, не слыхала я такого. Наверное, ты не местная?
— Да уж точно не местная. Я из Москвы. Родилась там и выросла тоже, училась.
— Москва — это где???
Тю, совсем тёмная что ли, говорит по-русски, а про Москву не слышала. Куда ж меня занесло? В какую попу мира забросило?
Мора сидела на низеньком табурете и думала.
— Может ты с другого острова? С Адмира или Арая?
Я хорошо географию знаю, но о таких слышала впервые.
А потом Мора щёлкнула пальцем и на столе зажглись свечи. Свет разогнал полумрак. Мозг отказывался анализировать: щелчок и — огонь? Фокус? Магия? Что-то мне поплохело.
—Так, ладно, давай поедим.
Мора поднялась и вышла из дома. Я осталась лежать, пытаясь переварить информацию….
Мора принесла миску с кашей из лопуха, впервые положила яйцо и лепешку.
— Ешь.
— Спасибо, конечно. Каша уже поперёк горла.
— Что есть, то и даю. Мяса нет, сама давно не ела его. На охоту нет времени сходить, силки поставить. Гляди какая, разносолы ей подавай!
Лепешка была восхитительна, корочка хрустящая, внутри мягенькая. Наелась наверное впервые, как очнулась. Живот полон, жизнь налаживается. Сморило в сон. Снился дом и мама. Она стояла возле окна, яркий свет светил ей в спину. Мама казалась неземной.
— Куен, милая моя, я пришла попрощаться. В моём мире ты умерла. Это чудовищно, это огромная, невыносимая потеря для нас с отцом. Молчи, не перебивай. Мало времени. Я знаю, что душа твоя в другом мире. В каком именно, не знаю. Хочу верить, что в хорошем.
Женщины в нашем роду могли управлять духом своего тела и душами других людей. Я направила твой дух по дороге ушедших в небо. Вернутся ты не сможешь, постарайся ужиться там, заякорись, милая, в новом мире. Роди, полюби. Просто полюби чужой мир всем сердцем. И мир примет тебя. Я верю, птичка моя, что души наши ещё встретятся. Не грусти! Мы любим тебя!
Мои щёки были мокрые, когда я проснулась. Так вот что со мной случилось. Я умирала, и мама помогла мне уйти в другой мир. Но не в рай или ад, а вообще непонятно куда. И понять это придётся самой. Грустно. Я буду по ним скучать и помнить. Хорошо, что мама беременна, это её отвлечёт, а ребёнок заменит меня…
Могла бы и пораньше прийти с разъяснениями. Я уже подумала, что «за всё хорошее» попала в филиал ада. Почему именно ада? Для рая тут воняет нестерпимо. И Мора на ангела-хранителя не тянет.
Светает. Надо попробовать постоять.
Немного размялась лёжа. Села и, свесив ноги, рискнула встать. С первого раза не вышло, тремор в ногах так разгулялся, стоять нет сил.
Скрипнула дверь, Мора вошла с ведром воды.
— Доброе утро! Ты уже не спишь, умница! Давай, поднимай кости, обмою тебя.
— Не могу, ноги не держат. Только что пробовала встать. Не получилось.
— Нечего, силы вернутся. Для недавной дохлячки ты и так много делаешь. Сейчас отвар принесу, он сил придаст. Поешь и ещё сильнее станешь.
Мора вышла, оставив дверь открытой. Свежий воздух радовал измученное тело. Сильно пахло сосной и почему-то озером или прудом. Видимо, рядом есть водоём. Даже кваканье лягушек слышно, еле-еле, но слышно.
Посторонние звуки увлекли настолько, что я и не заметила, как пролетело время. А завтрак уже на столе. Запах жареной рыбы взорвал моё обоняние. Чуть слюнки не потекли.
Мора принесла в кружке питьё.
— Ну давай же, неси быстрее, я же так не выдержу.
Мора повернулась: — Есть хочешь? Ну так иди к столу, хватит лёжа трескать.
По её взгляду я поняла, что она не шутит.
— Помоги подняться и дойти.
— Вот ещё! Есть хочешь? Иди бери. Не можешь идти — ползи.
— Не стыдно над больной издеваться?
— Нет.
Пришлось напрячь те малые ресурсы организма, что были. Кое-как встала. Мора надела на меня какое-то платье, сарафан что ли. Наготу прикрыла, и то хорошо. На теле одежда ощущалась сносно. Кое-как, с помощью Моры, прошла пять шагов до стола. Села. Боже, ноги трясутся страшно. Но как хорошо! Еда, ура! Какая вкусная рыба, ничего подобного не ела, это же нирвана.
После еды Мора обтёрла меня уже остывшей водой и помогла дойти до лежака.
— Да, девка, хлопотно с тобой.
Ответить на это нечего. Прошло ещё пару дней. Силы возвращались. Проснулся интерес, как я выгляжу, но зеркал у Моры не оказалась. Да и вообще она стала как-то мало со мной говорить. Больше молчала. Лечила, кормила и уходила. Что она за порогом делала, я не знаю.
Пыталась рассмотреть своё отражение в ведре с водой, вода рябит, не видно. Одно могу сказать: девица я теперь рослая. Раньше мой рост был метр с кепкой, есть с чем сравнить. Да и ноги-руки длиннее. Размер ноги прямо пугает: сороковой, это точно. А в прошлой жизни был тридцать пятый… Волоски на теле светлые, цвета пшеницы, на голове не вижу, какие. Слишком короткие. Мора срезала, когда лечила.
Стал просыпаться интерес к жизни, вопросы начали всплывать. Как жить дальше? Что за мир? Какие законы в мире? Каков небесный пантеон? Магия — что это? Вопросов много. А Мора не в духе.
С утра Моры не было. Где её носит, старую?
К обеду вернулась, довольная.
— Что, потеряла меня? На охоте я была. Длинноухов двоих поймала. Так что, ослица, будем есть мясо. Ух, далеко они от болот селятся, вчера ушла, полночи шла, да пока силки поставила, пока ждала. Вот только вернулась. Сейчас каши поешь, вечером тушёного мяса дам.
Порадовала. Интересно на этих длинноухов посмотреть. Мора ответила, что уже освежевала тушки. Но по описанию зверьки похоже на зайцев.
Вечера дожидалась с предвкушением. Мясо оказалось вполне себе. Мора добавила туда каких-то корешков, а с лепешкой это было просто невероятно вкусно. Как я и предполагала, мясо по вкусу похоже на крольчатину, только жёстче. Ели молча. Впервые Мора составила мне компанию за столом.
— Мора, а что ты знаешь про другие миры?
— Ничего не знаю, не бывала. Почему спрашиваешь?
— Ну если не бывала, тогда вопрос отпадает.
— Знаю, что существуют. Знаю, что миров много. А как всё устроено, не знаю. Да и не интересно мне.
— Как же так? Ведуньей себя называешь, а сама ничего не ведаешь.
— Миры и всё, что о них надо знать, это не к ведуньям, это к магагиструсам ?? надо. А моё знание — это как ослицу одну на ноги поставить, — Мора многозначительно посмотрела на меня, — как корешки по болотам искать, как грибочки веселящие находить да обрабатывать особым способом. Как хворь женскую лечить. Да мужика от разлучницы отвадить. Признаюсь честно, я больше по грибочкам…
И Мора захихикала. Наркота это что ли местная?
— Я нарочно от людей подальше переселилась, достали они своими хворями. Надоело лечить зубы да сопли. А грибочки — доходнее. Собираю, приготавливаю, потом продаю.
— Кому продаешь? Тут рядом есть люди?
— А как же, есть деревня в двух днях пеши отсюда. Седмицу на север — большой портовый город. Ты почему такие вопросы задаёшь? От тракта я тебя тащила, сюда только по тракту и попадёшь. Везде болота и непроходимые леса. В этой части острова ты только по тракту могла ехать или идти.
— Головой я стукнутая, мало помню.
— Брешешь, ты о родителях спрашивала. О мирах вот заговорила.... Ослица, зачем ты Мору обманываешь? Имя помнишь. Откуда помнишь?
— Хватит меня ослицей называть! У меня имя есть.
— Дурацкое оно у тебя.
— Какое есть.
Замолчали, задумались каждая о своём. Я думала о том, говорить ли Море о моём переселении в новое тело из другого мира? Как она отнесётся к такой новости? А вдруг я такая редкостная редкость, что меня можно продать или сдать инквизиции?
— Мора, а ведуний любят? Как относятся? Может, гоняют или сжигают?
— Ты что? С чего такие мысли? Хорошо относятся, уважают, коли хорошая ведунья. А коли нет, просто не обращаются. Но чтобы сжигать!? Люди и нелюди часто болеют, если бы нас не было, кто бы их лечил?.. Ладно, хватить языки чесать, давай отдыхать.
Мора ушла, а я не могла уснуть и всё думала, как быть. На ноги почти встала. Скоро Мора попросит освободить койко-место, и куда тогда идти?
Вопросов просто море…. И кроме Моры никто не ответит. Ладно. Завтра, всё завтра. Утро вечера мудренее.