В незапамятные времена моей советской юности случился стройотряд. Это было одно из немногих легальных мест где студент, конкретно поднапрягшись, мог заработать первую денежку. Наш «полутехникум» социального обеспечения командировал девичий отряд в Астрахань, на сбор помидоров и огурцов.
Будущие специалисты по начислению пенсий в купальниках на голое, по северному белоснежное тело, под палящим астраханским солнцем укладывали зеленые помидоры в ящики аккуратными рядами. Нижний рядок томатов должно было уложить «попками вверх», верхний бочком.
С нами поехали и дети — сироты, так как техникум относился к тому же ведомству, что и детдома. Они были младше нас, лет 15- 16ти. Мне их было жалко. Что такое детдом мы знали смутно, раньше про это не особо рассказывали.
Жили, а точнее ночевали мы в большом дощатом бараке, человек на 20. Кровати были сгруппированы по две и над каждым таким двойным лежбищем висел марлевый шатер, призванный защищать нас от комаров, коих в тех местах было предостаточно.
Мы в «накомарнике» спали вместе с Танюшкой, моей одноклассницей, одногруппницей и «однообщежитницей». Красивая, стройная и загорелая, Таня легко побивала все рекорды по сбору помидоров и явно претендовала на повышенную зарплату, ибо у нас была «сдельщина» — сколько потопаешь, столько и полопаешь. Но … на нашу наивную простоту всегда находился кто то, кто учил жизни весьма непорядочными способами. И об этом в конце рассказа.
Наш рацион составляла в основном каша на завтрак и килька в томатном соусе с макаронами на обед. И еще макароны по флотски. Вид макарон с килькой поначалу повергал меня в шок своей несочетаемостью, но жара, голод и безысходность быстро переформатировали мои пищевые привычки в удобные государству, и надо сказать, вернувшись в Питер, я где то в глубине желудка скучала по астраханской кильке с макарошками.
Картошка в Астрахани это то же самое, что и для нас помидоры. Астраханцы целыми днями ее окучивали и поливали, в то время как помидоры бодро зрели почти как сорная трава. Оказывается, на жаре картошка плохо растет и поволжцы так «охлаждали» долгожданный урожай. Тогда еще не было современного овощно — турецкого изобилия и видимо поэтому у нас в рационе картошка появлялась исключительно в супе, иллюстрируя легендарное Лермонтовское «Белеет парус одинокой в тумане моря голубом! .. »
Правда помидоры мы могли есть в неограниченном количестве. И не только есть. Зелеными помидорами мы отмывали руки, ноги и тело от помидорной ботвы, которая неизменно превращала нас в кикимор (по цвету, разумеется😉) Возглавлял наш «помидоросборник» преподаватель истории религии и атеизма, тучный дядька неопределенной внешности, которого мы редко видели. Видимо он постоянно закупал кильку с макаронами 😎
Умывались мы на улице, где стоял целый ряд рукомойников, а тело полоскали в уличных душах. За день вода нагревалась под палящим астраханским солнцем и была вполне комфортной. Туалет — будка /дырка. Все как раньше. Сохраняли отечественную экзотику, можно сказать.
Работали мы отнюдь не по трудовому кодексу, не говоря уже о тех детях, кому не было 18. В поле нас увозили в 8 и привозили в 20. А градусник в полдень мог показывать 45 градусов. Первые дни было особенно сложно, когда мы, неопытные северянки целый день работали в купальниках и получали ожоги.
За территорию лагеря нам выходить запрещалось, а чтобы понимать всю соблазнительность этой затеи, надо знать, что за территорией находился сад, где можно было поживиться алычой. В течение двух месяцев, что мы там были, походы в сад сходили нам с рук, но в определенный момент стали стоить дорого.
Вернее в один только день. Накануне отъезда домой. Наивные студенты и сироты собрались в саду, развели костер и праздновали отвальную. Причем, никаких бурных алкогольных возлияний не было. Мы же жили на стане, в степи, рядом никаких подобий магазинов. В эту ночь наш руководитель лагеря, профессиональный безбожник, устроил «облаву» и на следующий день на общем сборе было объявлено, что все, кого застали в саду, лишаются премии, а это была большая сумма, порядка 20% общего заработка. Ключом такого «справедливого» решения было по видимому то, что вся сэкономленная сумма пошла на оплату труда руководителя и воспитателя.
Больше всего мне было жалко мальчишек — сирот. Если мы возвращались к папам — мамам, в свое благополучие, то дети вкалывали два месяца, чтобы купить себе то, о чем мечтали. А бездушный и алчный педагог присвоил эти деньги. Просто так. И никто ничего не мог сделать. Нас некому было защитить, да мы тогда даже не понимали, что на самом деле произошло.
Хотя я под раздачу не попала. У меня не было сил пойти в сад. После 12 часов работы на жаре мне хотелось спать, спать и спать. А Таня пошла и почти уравняла наши зарплаты за пару часов отдыха.
Перед отъездом нам выдали по двухлитровой банке сгущенки. На ней, вместо обычного молока нам варили кашу. Ту, что осталась раздали на обратную дорогу. В поезде мы обменивали ее на копченую колбасу, тогда такой вид колбасы был знаком не всем. Я первый раз попробовала ее в 17 лет, когда девочка по фамилии Чудило, у которой мама работала на мясокомбинате в Петрозаводске, поделилась с нами этой божественной вкуснотой.
Тогда у каждого дома были приметы того, кем он работал. У кого колбаса, а у нас — перфокарты, потому что мама- программист😊 Но это уже совсем другая история.