Антон Игоревич Черепанов – родился в 1987 году в селе Хороль, Хорольского района, Приморского края. Окончил Саратовскую государственную консерваторию им. Л. Собинова (курс народной артистки России Т. Кондратьевой и заслуженного деятеля искусств России Г. Шугурова), актер театра кукол «Теремок» с 2009 года.
В 2011 году стал лауреатом VI областного театрального фестиваля «Золотой Арлекин» за роль Королевской Коровы в спектакле «Забавная история о Короле, бутерброде и королевской корове», в 2021 году спектакль, в котором играет Антон Игоревич, «Клочки по закоулочкам» получил ГРАН-ПРИ «За лучший спектакль» на IX Международном фестивале театров кукол «Белгородская забава», а 25 марта 2022 «Золотого Арлекина» за «Лучший актёрский ансамбль».
Наша с Антоном беседа проходила в зрительно зале театра. На сцене уже стояли давно знакомые, родные и горячо любимые декорации спектакля «Бременских музыкантов», свет не слепил глаза, а мягко подсвечивал реквизит, тишину прерывали только наши голоса и заливистый смех артиста. Беседа велась легко и непринужденно. Антон любит заключать мысль красивыми метафорами и с особым теплом отзывается о коллегах.
– Как Вы пришли к профессии кукольника?
Знаешь, я не люблю эту историю рассказывать, но большинство из нас – это непринятые на отделение «Артист драматического театра» актёры. Моя цель, когда я поступал, состояла в том, чтобы попасть в принципе в театр. В какой – мне было не важно. И так случилось, что Александр Григорьевич Галко, к которому я поступал на драму, довел меня до коллоквиума, до последнего собеседования. И он решил, что я не поступлю, сказал рассмотреть отделение театра кукол. Я посмотрел, мне понравилось, и вот так я стал артистом театра кукол.
Дальше для меня эта профессия начала открываться новыми гранями, потому что я попал к чудесным мастерам –Татьяне Петровне Кондратьевой и Геннадию Игоревичу Шугурову, которые показали, что театр кукол намного шире, чем драматический театр. Это все то же, что и драма, только добавляется объект, кукла, образность.
– Что было самое сложное во время обучения и дальнейшей работы в театре кукол?
График и то, что во время обучения ты отказываешься от прошлой жизни. Реально можно разделить жизнь на «до поступления» и «после поступления», потому что у тебя жизнь кардинально меняется. Мы учились с 9:00 утра и до 23:00 вечера. Для многих это может показаться странным. Но это действительно так, потому что ты занимаешься специальными дисциплинами, такими как танцы (в профессиональном плане), вокал, актерское мастерство. И плюс, так как ты получаешь высшее образование, ты проходишь такие дисциплины, как история театра, философия, русский язык, ОБЖ. Утром идут дисциплины для общего развития, а вечером – уже для самой профессии. Тяжело было: физические нагрузки, отказ от жизни, друзья, то есть меняется круг общения.
– С 18 лет ты уже живешь в театре…
Да, с 17 даже. Ты попадаешь в состояние, неправильно будет так сказать, но многие к этому именно так и относятся, в состояние секты какой-то. Тебе объясняют сразу, что здесь всё иначе и другие правила. Ты понимаешь, что, действительно, есть люди, которые работают на «обычной» работе, а есть ты, который, как я люблю говорить, едешь на работу тогда, когда люди с нее возвращаются.
Творчество – это не вдохновение, это определенная работа, сложная работа, которая имеет свою структуру, механику. И вообще вникать в это сложно. Все воспринимают творчество на уровне интуиции, как будто я должен почувствовать, что такое творчество, но нет, есть законы определенные, как это все придумывается, делается. В этом как раз-таки есть творчество: у тебя куча техник под рукой, и ты пробуешь разное.
– Какая у Вас была первая кукла?
Моя первая кукла, которую я запомнил, наверное, это была Петрушка. Мы делали «Балаганчик дона Кристобаля», и я никогда не забуду, как моя однокурсница репетировала фразу «Подушка» (Смеется). Для меня, наверное, это первая кукла, с которой получилось. Не которую я взял в руки, а которую получилось оживить. И сидела зав. кафедры по актерскому мастерству, и она комментировала внутренние монологи наших кукол, которые существовали на сцене. Она неожиданно, подсознательно включилась в процесс, как ребенок, и сидела такая: «О! Да! Да!». Она как будто «читала», что мы хотели сказать. Нам это было приятно, потому что в то, что мы делаем, действительно, внутренний монолог вкладывается. Вот это единение объекта и тебя, твоей души, случилось именно в Петрушке. Я до сих пор его люблю.
– А первый выход на сцену – это было все-таки здесь? В Саратовском театре кукол «Теремок»?
(Смеётся) Я даже помню первые гастроли, назовём это так. Люблю эту историю рассказывать. Вообще все мы начинаем заниматься театром прямо с детства. И первый мой выход на сцену, первые мои гастроли были с миниатюрой «Пчелка, пчелка, дай мне меду!». Я был в костюме скомороха, в первом классе, учился в 8 гимназии в Энгельсе. У меня была Наталья Владимировна – первый мой классный руководитель. Мы до сих пор, кстати, с ней встречаемся, она зовёт меня в жюри сидеть на разных фестивалях. Наталья Владимировна заметила во мне этот талант, и с «Пчелка, пчелка, дай мне меду!» мы поехали на школьные гастроли. Потом, по-моему, во втором классе я играл принца в «Золушке», и, уже работая в театре, я также был принцем в «Хрустальном башмачке».
– Первый выход на сцену – как это было? Волнительно?
Конечно, волнительно. Я двенадцать лет работаю в театре и прямо трясти перестало только четыре года назад! (Смеётся) Волнительно всегда. Если ты не волнуешься, то это уже проблема. Надо задуматься, твоя ли это профессия, если тебя не волнует, что здесь будет происходить. Ты выходишь к залу, и это же каждый раз заново.
Я всегда говорю, выход на сцену сравним со смертью. Это либо случается, либо не случается. У нас нет другого варианта. Это не кино. Мы не можем переснять или переиграть, сказав: «Сейчас, подождите, я лучше сыграю». У меня всё линейно в течение времени идёт. Кому-то что-то может не понравится. Профессионализм зависит от того, насколько интересно и увлекательно зритель может разделить твою эмоцию, сопереживать тебе. За это ты волнуешься всегда.
– Есть какой-то любимый спектакль?
Это самый задаваемый вопрос журналистов.
– Я понимаю, что Вы проживаете на сцене каждый спектакль, что эти жизни нельзя разделять на любимые или нет, но всё-таки, может, есть какая-то особенная эмоция в определённой истории?
Это всё равно, что слесаря спросить: «А какую трубу ты любишь делать?». Или спросить хирурга: «Что тебе больше нравится вырезать аппендицит или делать операцию на сердце?». Все спектакли разные, каждый интересны по-своему. Я могу сказать, какие спектакли мне интересно смотреть. Мне нравится «Аистёнок и Пугало», по эстетике – «Подменыш». Не всё же могу посмотреть, потому что я сам играю на сцене. Но классно, когда появляется второй состав, и ты наконец-то через 12 лет можешь посмотреть со стороны «Царевну-лягушку».
– Не надоедает 12 лет играть одни и те же спектакли?
Я люблю, когда перед спектаклем стою перед сценой, и для меня он как впервые. Тогда мне интересно играть, зрителю наблюдать, потому что это рождается здесь и сейчас. Повторение должно быть, рождённое здесь и сейчас с какими-то новыми смыслами. Банальный пример – спектакль «Бука». Играю его уже 12 лет. И вот в Мурманске, на гастролях у меня в спектакле момент, где я переодеваюсь в волка, и всегда это непонятно… Там дети очень плохо настроены к зайцу, потому что он хулиганит. Я не знал, как этот момент сделать. Тут перед сценой ко мне приходит озарение. Я 12 лет играю в этом спектакле, и только в тот момент ко мне пришло озарение, как это должно быть. Теперь каждый раз я делаю этот трюк. Хотя когда-то режиссёр его объяснял мне, но я не понял. И только через игру мне это открылось. Для меня это счастье.
– А петь на сцене с куклой? Это же тоже сложно?
Конечно. Важна необходимость возникновения чего-то на сцене. И возникновение песни это тоже крайняя необходимость. С чего вдруг мы с тобой разговариваем и вдруг начали петь. Вот когда эта необходимость возникла? Эта необходимость песни и вызывает дополнительный язык. Любой объект, который стоит на сцене, должен по максимуму выкачать всё, что можно с ним сделать.
Вот перед нами «Бременские музыканты» (Показывает на сцену, где на столе расставлены чемоданы). Какой-то стол стоит с чемоданами. Мы когда репетировали, даже не могли понять, как это будет. И вдруг неожиданно песня заиграла, кукла начала двигаться, и всё ожило. Стала понятна метафора чемоданов: действие в них, как и наша жизнь – откуда-то появляемся и куда-то уходим.
– Все мы знаем знаменитую строчку песни Аллы Борисовной Пугачевой «Арлекино»: «... есть одна награда смех», – а для кукольника, какая главная награда?
Движение. Живое движение неживого объекта. Когда веду мастер-класс «Театр своими руками», вижу этот пример наглядно. Беру кусок поролона, и дети скептически смотрят: «Ну что ты можешь сделать с этим куском?». А ты раз и как-то повернул его, поклонился, прошёлся. И этот кусок поролона начинает что-то выражать, и ты видишь удивленную реакцию: «Как это?». Хотя ты всего лишь на всего сделал элементарные вещи.
У нас был прикол с артистами, когда были молодыми, смеялись. Брали обычных, игрушечных кукол и разыгрывали забавные ситуации. Этот момент – когда неживая материя перед зрителями оживает – чудо для артиста театра кукол. А так для любого артиста награда – это смех, реакция. Наказание – безразличие, а награда – любая реакция. Играешь ты плохого персонажа, в тебя должен прилететь помидор (смеётся).
Я когда увидел реакцию детей на оживление неживого предмета, понял ценность своей профессии.
– Что отличает театр кукол от любого другого театра?
Театр кукол – это намного шире, чем драматический театр. Это тоже, что и драматический театр, но у тебя есть дополнительный объект: кукла, образность. Ещё чем кукольники отличаются от других профессий – у нас нет ярой индивидуальности. Мы не солисты. Мы друг без друга не можем, потому что куклу иногда ведут три артиста. Если мы друг с другом плохо, как команда работаем, то роль не удастся, каким бы гениальным ты не был. Поэтому это обязывает к определённым уровням общения. Мы очень сплоченные. У нас только на сцене три семейных пары работают, а сколько в театре семей ещё. Это показывает, мы доходим до того, что наши взаимоотношения перерастают даже до семейных. Это искусство, творчество. По-другому нельзя сделать, особенно такие детские спектакли, которые пронзают даже взрослого человека. И кукольные фестивали у нас отличаются от остальных. Мы все дружные, между собой общаемся, а драматические актёры всё-таки больше одиночки и желают показать свою уникальность.
– С какими эмоциями должен выходить зритель из театра?
Что-то должно освободиться. Спектакль, если у него есть такая задача и настроение, должен что-то открыть, чтобы тебе легче стало. Знаешь, это как к врачу приходишь с больным зубом, и он тебе его удаляет, и наступает облегчение. Тут также. Что-то внутри сидит, что-то гложет, и ты не знаешь что. И тут БАМ: «Ах вон оно что!». Или наоборот: «Я на это не обращал внимание. Как же это?», – вдруг задумываешься. С хорошим искусством происходит послевкусие, долетает иногда очень долго. Допустим, Сальвадора Дали возьму в пример. Ты вроде просто изображение посмотрел обычное, а только через 3-4 дня до тебя доходят смыслы. Потом ты пойдёшь ещё раз на его выставку с этими же картинами, и они будут абсолютно другими. Поэтому зритель должен выходить из театра не таким, каким он заходил.