· Это письмо было написано Мариной Цветаевой – Эфрон сестре мужа, Вере Яковлевне, в 1917 году и проливает свет на истинное отношение Марины к своим детям и к ситуации в целом. Ситуация была такая, что сама собою предполагала скорейший отъезд из Москвы, бегство, изгнание… В Крым, в Коктебель.. Или в Феодосию.
Марина и Сергей и сами еще не знали, чем это все могло обернуться…. Они не могли угадывать, строить планы. Стремились только сохранить жизнь. Детей, и если удастся - свою.
· Письмо к Вере Эфрон рисует Марину, как человека решительного, волевого и хладнокровного, дорожащего в этом мире лишь одним: детьми. Она так твердо пишет о том, какие вещи следует взять, где они расположены в доме, что нужно оставить, как лишнее, что думается при чтении, что Цветаевой - лет пятьдесят, сорок.. Ей же - немногим за двадцать. Она - в Феодосии, о которой М. Волошин писал в те годы, что быт в ней - ужасен, работать невозможно, о стихах думать трудно и много надо терпения, чтобы все это вынести."
· Сергей Эфрон вторил ему, говоря о Москве:
· "Здесь все по-прежнему. Голодные хвосты, наглые лица, скандалы, драки, грязи как никогда и толпы солдат в трамваях. Все полны кипучей злобой, которая вот-вот прорвется.»
· Из этой «адовой и голодной Москвы " Марина пишет Вере Эфрон:
Дорогая Вера!
Если есть возможность выехать из Москвы — выезжайте с Алей, Ириной и Любой в Коктебель. Пра предлагает Вам бесплатно комнату и стол. Все ключи у Вас (у Жуковских). Узнайте на вокзале, доходит ли багаж. Тогда соберите часть вещей менее ценных в большую корзину. У нас их две: внизу и рядом с Сережиной комнатой. Выберите ту, что покрепче, и перевяжите веревкой. Если багаж не доходит — зашейте вещи в несколько тюков. Возьмите на это старые простыни и серое байковое (Сережино) одеяло. Можно в пикейное.
…Пра и Макс Вас очень ждут. А если Вы не уживетесь здесь — дорога моя. Здесь трудно, но возможно. Но сегодня второй день нет газет, и я чувствую, что не выживу здесь без детей, в вечном беспокойстве. Любу соблазняйте морем, хлебом, теплом, спокойствием. Да! Необходимо взять в вагон чайник, кружку и детский предмет, а то пропадете! Не забудьте губку, клизму, частый гребень. Если ехать невозможно — что делать! Если есть малейшая возможность — поезжайте. А то мы расстаемся с детьми — Бог весть насколько!
Может быть, дороги уже встали, может быть, письмо мое напрасно — что делать! Я сделала всё, что могла, я так просила тогда Сережу взять Алю. Чтобы уменьшить тюк, пусть Люба наденет поверх своего платья мое коричневое летнее пальто (висит в гардеробе, длинное, масса пуговиц), а сверху своего пальто — еще мое зеленое с тремя пелеринками. Если можно, возьмите и Алино осеннее, с серебряными пуговицами, и летнее желтенькое. Здесь ничего нельзя купить. Берегитесь дорóгой воров!!!
Ну, поручаю всё это на Божью волю! Если ехать страшно — не поезжайте, если трудно — всё-таки поезжайте. Здесь проживем. Если выехать не удастся — устройте это с моими банковскими бумагами и драгоценностями и передайте Никодиму или Тане. Особенно — бумаги. Если не поедете, сдайте детскую! Целуйте детей. У нас всё хорошо. Погода теплая, гуляем без пальто, но по ночам холодно. Пра и Макс очень зовут Вас. МЭ»
*Несколько комментариев к этому письмо, к его характеру и стилю. Марина пишет в резкой, стремительной манере, словно сдерживая тайные рыдания, горечь слез, страх и и внутреннее отчаяние,
Она пытается за деловитостью рассказов - указаний о веревках и одеялах, шубке и детской комнате, которую можно сдать… скрыть собственную растерянность от т ого, что рушится целый мир, рушится небосвод Бытия и вскоре не останется ничего….. И все же, в конце письма мирно, вернее, примиряюще, чуить отрешенно, звучит: «Мы гуляем без пальто»…. И в отчаянии надежд виден отчетливо Поэт. Им Марина Цветаева и на краю бездны оставалась….