— Ах, ты ж черт лохматый! Стоит в снегу уже битый час.
Ну, что ты там выглядываешь, старых хрен? — пыталась докричаться Петровна до деда.
Никитич в валенках и стеганой фуфайке переминался с ноги на ногу в сугробе у соседского забора и что-то в нем рассматривал. Отковырял указательным пальцем сучок из доски и заглянул в отверстие. Вместо заснеженной земли с редкими сухими былинами на соседском участке он видел песчаную дорогу, уходящую через зеленый летний луг в далекий сосновый бор. Никитич достал из рукава чекушку, сделал большой глоток и перекрестился. Снова заглянул в дыру в заборе — тамошний пейзаж не изменился. Никитич стал на цыпочки, подтянулся за край и заглянул через забор. Обычный зимний участок соседей с редкими следами птиц и собак.
— Да, подожжи ты! Сейчас иду, — отмахнулся он от старухи. И уже себе под нос проворчал: «Да, одной чекушкой тут не обойдешься».
Никитич просунул нож в щель между досками и попытался выломать одну из забора. С трудом она поддалась и в пустом промежутке стала видна заснеженная соседская хата. «Тьфу, ты», — подумал старик и опять заглянул в дыру в заборе. Там показывали лето: по зеленому лугу пробежал заяц. Никитич выкинул пустую чекушку в сугроб, откашлялся и поволок оторванную доску в сенцы. Уж очень на улице было холодно, а дома его ждали тепло, жена и горячий борщ.