автор Денис Сорокотягин
Так могла случать в дверь или судьба (соль, соль, соль, ми бемоль) или Нина Викторовна. Своим ключом по нашей двери, что казалось дверь соскочит с петель на этот самый ми-бемоль, первые три соль Нина Викторовна примеривалась.
Нина Викторовна - наша соседка: сначала с третьего этажа (однушка), потом с четвёртого (трешка Нины Алексеевны, за которой долгое время ухаживала Нина Викторовна как за родной матерью. Нина Алексеевна оставила Нине Викторовне квартиру, заполненную старинной антикварной мебелью, духом старины и семи своих кошек. У самой Нины Викторовны было две кошки (в однушке), плюс семь кошек Нины Алексеевны. Девять кошек, девять жизней, нехитрая математика.
Нина Викторовна - единственная подруга моей бабушки, с которая та могла быть самой собой, освободившись от всех «рабочих» масок. Они сидели часами на кухне, только в дневное время, пока Игорь (муж, дед) не приезжал с работы. Тогда кухня освобождалась, муж приехал, его надо бы покормить, но муж ел в основном то, что приготовил себе сам, ещё вчера - украинский борщ, с хрустящей квашеной капустой. Нина Викторовна очень любила этот борщ. Борщ был веской и неоспоримой причиной ее гостевания у нас. Но чаще всего Нина Викторовна и моя бабушка ругались, причина была всегда одна - политика, внешняя или внутренняя, Бог его знает. Нина Викторовна трясла перед бабушкой газетой «Правда», которую они вскладчину выписывали. Не добившись той самой или какой другой «правды», уходила (соль, соль, соль), громко хлопнув многострадальной дверью (ми бемоль) в свою квартиру, где всю жизнь жили одни только кошки, семьи, детей у Нины Викторовны не было.
Судьба закрывала дверь дружбы Нины Викторовны и моей бабушки на месяц, не больше, когда пар выходил из всех мест, когда причина ссоры забывалась (на следующий день), когда длить разрыв было уже бессмысленно, потому как новый номер «Правды», Нина Викторовна его уже успела прочесть, перехватила у почтальонши, и ей не с кем было обсудить новую вступительную колонку Проханова (помню фамилию с пелёнок), а, вообще, развалили такую страну, Денечка. Какую такую страну? Денечке и не снилось.
Нина Викторовна звала меня не Денечка (это оставим бабушке), а Денисик.
-А Денисик дома? - спрашивала она первым делом, заходя к нам в квартиру.
Денисик был дома: играл на фортепиано гаммы, сочинял песни или стихи, рисовал что-то наивное на досках, добытых на помойке, собирал минералы (подарок Нины Викторовны «набор кристаллов») и делал в кладовке музей Уральского, камнерезного искусства, вырезал из книжек портреты композиторов (бедные книжки) и превращал комнату в класс музыкальной литературы. Нина Викторовна приносила мне живописные альбомы о передвижниках, «мирискуссниках», о Врубеля (помню отдельно), открытки с Жостовскими подносами, с Гжелью, Хохломой, финифтью - все эти странные названия предназначались для каких-то избранных людей, откуда-то оттуда, из другой потерянной, разваленной страны, так мне тогда казалось. Я рассматривал альбомы быстро, непоследовательно, наскоком. Мне было десять лет. Главное сделано: точка оттолкновения найдена, импульс творчества запущен - мне хотелось быть художником, скульптором, передвижником. Что-то передвинуть уже, наконец. И ведь что-то передвигалось и бесповоротно сдвинулось (голова).
Однажды я слепил из голубой глины бюст Екатерины Второй. Открыл альбом, посвящённый Третьяковке, взглянул на портрет императрицы кисти Боровиковского. К тому моменту я уже был в Питере, посетил Эрмитаж, и помнил на глаз, как выглядят скульптурные портреты. Хотелось иметь такой же у себя в комнате. Портрет удался, Екатерина была похожа на себя «альбомную», имела немалый вес (две пачки глины). Загвоздка была в том, что требовался немедленный обжиг, а духовой плиты у нас в квартире не было, все жарили-шпарили на сковородке, и, вообще, всему голова - борщ. Духовка была у Нины Викторовны. Бабушка, нехотя, договорились об обжиге по-соседки. Я торжественно нёс Екатерину по лестничным пролётам на четвёртый этаж, чтобы забрать императрицу ровно через два часа.
Это одна из трагических страниц моего детства, после которой я долгое время (больше месяца точно) не хотел говорить с Ниной Викторовной, не мог видеть ее, не хотел слышать ни одного упоминания о ней.
-А Денисик дома?
-Неееееет!
Бабушка поднималась к Нине Викторовне, традиционно несла в руке тарелку с котлеткой или пловом (гостинец за обжиг), какое-то время гостевала у Нины Викторовны, но, не вынося въедливого кошачьего запаха , быстро уходила (мне хотелось, чтобы это случилось ещё быстрее, ведь я ждал встречи с Екатериной - первой и единственной моей скульптурой)
Императрица раскололась на две части. То ли из-за неверной температуры, то ли от скопившегося внутри воздуха, то ли от рук скульптура, растущих из (нет), то ли от того, что Нина Викторовна, вытаскивая изделие из духового шкафа, не удержала его, и оно рухнуло на пол (да, да, да). Наверное, никто, никогда, ни в этой стране, ни в прошлой, ни в позапрошлой не лил столько слез по Ее Императорскому Высочеству, как я в тот день «раскола».
Это всего лишь один эпизод, а сколько их было потом. Нина Викторовна всегда приходила на мои концерты в подвале дома, покупала мыло, которое мы с девчонками со двора перепродавали с мизерной наценкой, но нам тогда казалось, что мы открыли свой мыльный бизнес. Нина Викторовна всегда сидела за нашим новогодним столом и боялась, что мой кот Стёпа снова укусит ее за ногу. Степа невзлюбил ее еще котёнком, и был верен своей нелюбви все восемнадцать лет своей жизни.
В последние годы Нина Викторовна болела, в основном лежала. Ее навещали сестра и племянница, к которым я очень тепло отношусь с самого детства, хоть мы и не общались уже сотню тысяч лет. В день смерти моего деда Нина Викторовна, узнав от бабушки о случившемся по телефону, вдруг встала с кровати и спустилась с четвёртого этажа на второй, не могла не поддержать. Тот случай, когда звонка явно недостаточно, когда нужно личное присутствие, горе утраты способно к такому делению, но только на короткое время. Нина Викторовна и бабушка как и прежде сидели на кухне, наверное, о чем-то говорили, наверное о деде, о чем же еще, а потом Нина Викторовна, оглядевшись, спросила бабушку:
-А где Игорь?
Сегодня Нины Викторовны не стало. Она ушла в то самое время, когда мы снова, не по своей воле, становимся жителями какой-то другой страны, о судьбе которой, если бы были силы и время, поспорили бы моя бабушка и Нина Викторовна. Все когда-нибудь кончается: жизнь, правда этой самой жизни, вот только подписка на газету «Правда» никогда не кончится (наверное).
Соль, соль, соль, ми бемоль
Фа, фа, фа, ре
В последние годы Нина Викторовна, ярая атеистка и комсомолка (как и моя бабушка), пришла к вере, ходила в храм в Собачьем парке, читала духовную литературу, собирала старинные иконы, что было так странно, так ново и непривычно. А все что ново и, главное, дорого, для человека в таком преклонном возрасте, заслуживает, как минимум, восхищения.
Вспомнил о Собачьем парке, и сразу увидел глаза собаки Нины Викторовны - Дины. Большая, красивая дворняга, чем-то похожая вытянутой мордой на борзую, с такими человечьими, неповторимыми глазами. Я всегда боялся собак, а вот Дину никогда.
Не могу говорить за тех кошек, что были у Нины Викторовны и Нины Алексеевны. У кошек своя радуга. А вот за Дину решусь сказать. Она снова счастлива. Ведь она встретилась со своей Ниной после долгих лет вынужденной разлуки. В том новом отечестве, где они встретились нет отчеств, но есть правда (наверное). Хочется в это верить.
#Денис Сорокотягин #автор текстов #режиссер #актер #художественный руководитель #DAS_teatr #НиНа Викторовна