Ф.И. Гиренок, профессор, заведующий кафедрой Философской антропологии МГУ.
Философия — ловушка для дураков. Эту ловушку придумали греки. Вообще-то греки делились на две неравные части. Большинство из них было домоседами. Меньшинство любило ездить за границу. Например, в Египет. К жрецам. Или в Индию. К гимнософистам. Съездят они, наберутся ума-разума и затем удивляют обывателей разными учеными словами. Да и вели они себя как-то странно. По-иноземному. Вот съездил Пифагор в Египет и стал важен. Без меры заносчив и высокомерен. Все греки едят мясо и бобы. А он не ест. Все носят одежду из шерсти. А он не такой, как все. Не носит. Ему нельзя. Пифагор закодировал запретами новый смысл мира. Ну а греки — они как дети. Чуть что — к нему. Мол, ты умный, а мы дураки необразованные. Ты грамоте обучен. Ты за границей был. Ты объясни нам: будет урожай оливок или не будет. А Пифагор отмахивается от них. Вот еще. Ну какой же я умный. Я не умный. Никакой истины я не знаю. Чудес не делаю. Я философ. Я только люблю ум. То есть сам-то я глупый. Ведь не будет же мудрый стремиться к мудрости, а умный — к уму. К уму стремится неумный. Пифагор и придумал это слово — «философия». Чтобы отделаться от назойливых. А философствование стало ловушкой для дураков и сумасшедших. Философ — это дурак, стремящийся к уму.[...]
Русская философия возникает вне философии. За пределами любви к мудрости. Она появляется как поучение. Как слово дословности, обращенное к насытившимся книжной сладостью. Дословно все, что говорится изнутри. Например, стыд. Или совесть. Они дословны. Устранение дистанции между наблюдателем и наблюдаемым — условие сообщенности с тем, что угрожает. А это опасно. В опасной сообщенности с миром рождается стремление к дословности.[...]
Русская философия моральна. Она образована жестом отказа от себя. На поверхности ее философствования нет складок лени, равнодушия, глупости. Это философия совести. И правды. Моральные стратегии русской философии стирают границу дуальности. Движение в пространстве совести-чести оказывается нерациональным. Русская философия исключает возможность того, чтобы в ней появился и удержался эстетический взгляд на мир, Скольжение взгляда по поверхности воспринимается как отказ от движения вглубь. К дословности. [...]
Русская философия пато-логична. Но она не симулятивна. Философ — это человек, отгородившийся от мира. Отделывающийся от него словами. Но за частоколом слов существует какая-то жизнь. Какой-то опыт. Чтобы его извлечь, нужно отказаться от себя. Опыт жизни за словесным барьером и составляет смысл философии дословности. Второй смысл. Потому что первый — это опыт словесного обволакивания мира. Хождения по нему с умом. [...]
Народ — личность. А мы, русские, авторы. То есть мы расширяем территорию обитания народа. Чаадаеву не нравилась наша пространственная немота. Ее разнообразие. Ему нравится Европа как пространство преобразований. И не нравится Россия как пространство расширений. В Европе заложили душу, а получили цивилизацию. Шли к истине, а пришли к богатству. В России вкладывают душу, а получают пространство. Идут к Богу. Приходят к морю. На немотствующий зов Земли. [...]
Запад пошел по пути рациональности и пришел к абсурду. К тождеству бытия и небытия. Абсурдно, и потому мы верим, то есть вера интерпретируется на пути к рациональности в терминах абсурда. Россия пошла по пути любви. Верим, если любим. И у нас живое знание.